Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Са uра!

Да здравствует Республика!

14 декабря 1793 года следует вторая «наяда», потом третья, четвертая… Мужчин, женщин, детей раздевают догола, связывают, заталкивают в грузовые суда, барки и даже маленькие лодки, в днище которых сделаны специальные отверстия, в которые по сигналу пускается вода. Но чтобы утопить 2000 с чем-то человек, уже не хватает и лодок. Но рота Марата не теряется (ее горячий республиканский энтузиазм подогревает не только вино, но и 15 ливров ежедневного вознаграждения!): и вот раздетых людей просто связывают и бросают в воду. Придумывают и различные развлечения (массы обнаженных людей, гонимых на убой к реке, отдаленно напоминают такие же толпы, гонимые к «душегубкам» Аушвица и Треблинки; впрочем, добавлю, что это всего лишь случайное совпадение, – до «конвейера смерти» додумаются только в ХХ веке), и речь здесь идет не о банальном насилии над женщинами, – нет! – голых мужчин и женщин связывают попарно спиной к спине за руки и ноги, потом оглушают рукоятками пистолетов и сабель и сталкивают в Луару; на языке роты Марата это называется «республиканскими свадьбами».

Са uра!

Помимо большого числа представителей народа в миссиях повсюду действует и множество собственных провинциальных комиссаров – комиссаров Революционных армий, общественных обвинителей, командиров различных полувоенных формирований, – везде творящих суд и расправу именем восставшего народа, вступающих в города и селения освобожденной Франции с походной гильотиной и во главе отряда оборванцев, больше напоминающих грабителей с большой дороги. Едва ли не самый известный из них – Евлогий Шнейдер, прозванный «Кельнским капуцином», бывший монах-расстрига, ставший общественным обвинителем при Революционной армии департаментов Рейна и Мозеля. С гильотиной на тележке, палачом и внушающим ужас эскортом «гусаров смерти» – обряженных в скелеты кавалеристов, на киверах у которых под трехцветной кокардой красовалось изображение черепа с двумя перекрещенными костями, а белые галуны на черных доломанах казались ребрами, – эти масонские эмблемы означали их принадлежность к особому полку, в ряды которого принимали лишь тех, кто поклялся не брать пленных, – Шнейдер чуть ли не ежедневно рыскает по окрестностям Страсбурга, арестовывая людей по малейшему доносу соседей, тут же вынося им приговоры и приводя их в исполнение на месте, а попутно – разрушая церкви и до последнего медяка и зернышка обирая всех подозрительных в пользу армии.

Са uра!

А если бы у нас была возможность и мы могли бы подняться вверх, чтобы с высоты птичьего полета взглянуть на этот бешеный весело-гудящий революционный пожар сошедшей с ума Франции, который дотла выжигает целые департаменты, а потом если бы могли перевести свой взгляд на запад в сторону континента, первого провозгласившего свободу и равенство в недавней войне за освобождение североамериканских колоний, то где-то посередине великого океана, носящего грозное имя держащего небесный свод титана, мы бы увидели еще один остров свободы, настоящий остров посреди океана, совсем маленький сравнительно с громадными Северо-Американскими Соединенными Штатами, но тем не менее полный такого же неистового духа освобождения от вековых рабских цепей, как и просвещенная Первая Республика, население которой под влиянием просветительских идей превратилось в одну сплошную массу избивающих друг друга дикарей. Но только на острове Сан-Доминго, бывшем наполовину французской – наполовину испанской колонией, происходит освобождение от настоящих железных цепей, и ее население – настоящие дикари. Идеи просветителей пребывают здесь, может быть, только в голове одного человека – самого вождя черных повстанцев старого мудрого Туссена, бывшего библиотекаря [20], ставшего полководцем, который вскоре по примеру своего французского собрата провозгласит себя черным консулом; остальными же неграми движет лишь жажда мести и культ вуду, который заменяет им культ просветителей. Но и мудрому Туссену этот же культ не мешает наблюдать за тем, как его товарищи-людоеды осуществляют на деле великие замыслы о «естественном обществе» на практике: все белые люди, попадающиеся бывшим неграм-рабам, мечтающим о своем мире без уродливых белокожих тиранов, уничтожаются до последнего человека, причем головы младенцев разбиваются о камни, женщины насилуются до смерти, а многие схваченные пленники приносятся в жертву древним африканским богам и даже поедаются. Попутно уничтожаются и все мулаты – эта грязная помесь полноценного черного человека и белой нечисти. Война, которая затянулась в революционной Франции на двадцать три года, протянется на Гаити (так теперь гордо будет именоваться первая негритянская республика мира), соответственно ее масштабам, почти двенадцать лет, унесет в могилу чуть ли не треть ее полумиллионного негритянского населения, большую часть ее слуг-мулатов и всех ее белых господ (кроме успевших бежать со страшного острова), прихватит также и многие тысячи погибших иноземных солдат – французов, испанцев и англичан, ослепленных лживым чувством расового превосходства и тщетно силившихся загнать обратно в клетки вырвавшихся на волю черных обезьян. Нет! – «обезьяны» вышвыривают с острова всех своих врагов, и на Гаити опускается воистину «черное» правление – ни один белый с этого момента не может ступить на благословенную землю Новой Африки, а правление негритянского императора Дессалина, пришедшего на смену обманно увезенному во Францию черному консулу Туссену, по-видимому, приходится весьма по вкусу освобожденным от белого владычества бывшим рабам. Не знакомые в своей массе с лозунгом «Свободы, Равенства и Братства» (те, кто были знакомы с ним, первыми отправились искать свободы в ином лучшем мире), но знакомые с культом вуду, они с благодарностью принимают от своего грозного императора те же пытки, унижения и непосильную работу, которые заставили их восстать против прежних хозяев, и даже большие пытки и казни! – Дессалин сдирает с людей кожу, сжигает их и закапывает их в землю живыми! – и все потому, что их новый господин – это черный господин.

Под грохот вудуистских барабанов лунными ночами голые революционные негры Сан-Доминго-Гаити пляшут с копьями вокруг ритуальных костров, на которых сгорают их контрреволюционные жертвы, но эти костры – всего лишь отблеск гигантского пожара свободы, пылающего во Франции. Его искры, взлетевшие высоко вверх, долетели до Гаити и разожгли здесь свой «черный» костер, но восставшие негры не знают об этом. Они пляшут вокруг огней и нудно выводят своими мелодичными от природы голосами старинные африканские песни. Потому что никто из них не знает о такой песне:

«Са uра!»

И так повсюду. Совершая во имя Республики, единой и неделимой, все эти неистовства, патриоты в красных шерстяных колпаках, ставших почти что ритуальными в глазах всего освобожденного от своих цепей санкюлотизма, люди, больше похожие на разбойников, чем на солдат, повсеместно истребляя своих врагов, поют грубыми, охрипшими от обильных винных возлияний, голосами:

– Са uра!

Так в муках происходит рождение Нового мира. О, не о такой революции, не о таком мире грезило несколько поколений европейских просветителей. Не о такой республике мечтали в начале своей карьеры все эти революционные вожди Дантон и Робеспьер, Демулен и Сен-Жюст. Ибо это – Республика Дракона. Разве что Марат с прозорливостью дельфийской пифии предугадывал грозовой характер надвигающихся событий, да и то неясно и смутно, и, может быть, поэтому мрачный пессимизм обреченного на бесполезную борьбу и гибель человека никогда не покидал его. Что же касается Робеспьера и Сен-Жюста, то в какой-то момент они опомнились и осудили провинциальные жестокости революционных комиссаров (и действительно, ведь сами «триумвиры» никого не зарывали в землю живыми, не топили и не расстреливали картечью!), но они так и не осознали, что все эти эксцессы были лишь отражением самой политики государственного террора, которую они проводили и которую они возглавляли. Потому что именно дух неподкупного Максимилиана и добродетельного Антуана – именно их дух, а не чей-нибудь иной, незримо витая над всей революционной Францией, присутствовал не только в голосах миллионов человек, распевавших «Марсельезу», но и в хорах тех, кто пел «Карманьолу», и тех, кто пел:

вернуться

[20] По легенде, первая книга, которую прочитал в библиотеке своего просвещенного хозяина Туссен-Лювертюр (1743-1803), были «Жизнеописания» Плутарха, а именно – биография Красса с рассказом о восстании рабов под предводительством Спартака. Согласно другой легенде, ядро армии безжалостного Лювертюра составляли не кто иные, как кровожадные негры-зомби, которых белому человеку (т.е. армии незадачливых интервентов) невозможно было победить обычным оружием.

15
{"b":"284068","o":1}