В Сухуми я занимался разработкой и сооружением мощных высокочастотных генераторов для удержания плазмы в установках управляемого термоядерного синтеза. Стал ведущим инженером по высокочастотным генераторам для импульсных линейных ускорителей.
Одновременно окончил курсы инструкторов подводного спорта, что позволило принимать участие в гидроархеологических работах по поиску затонувших городов Диоскурии и Севастополиса. Увлекся спелеологией, альпинизмом и горным туризмом — всем тем, чем так славится солнечная Абхазия.
Это было замечательное время, когда интересная исследовательская работа в области атомной физики сочеталась с не менее интересными путешествиями под водой, под землей и в горах. Ко всему этому я приобщал с малых лет и моего сына Игоря.
Но всему, самому хорошему (впрочем, как и плохому) когда-то приходит конец. Из-за болезни Лили мы вынуждены были возвратиться в Харьков.
И снова жилье предопределило новый поворот в моей судьбе. Академик Даниленко И. А. предложил мне работу в Научно-исследовательском институте животноводства и обеспечил квартирой. Так я стал заниматься биофизикой и криобиологией. Окончил аспирантуру и защитил кандидатскую диссертацию на ученую степень кандидата биологических наук.
Остановка жизни холодом с последующим возвращением биологических структур в жизнеспособное состояние после оттаивания — надолго стало основным направлением в моей работе.
Не оставлял я и подводные исследования. Несколько летних сезонов принимал участие в комплексной археологической экспедиции в Херсонесе, выезжал в подводные экспедиции в Японское море: острова Сахалин, Кунашир, Шикотан, Монерон.
В 1975 году член-корреспондент Академии наук Украины Пушкарь Н. С. пригласил меня на работу в Институт проблем криобиологии и криомедицины АНУ. Почти 20 лет я занимался криобиофизикой в стенах этого замечательного исследовательского центра. Изучал сочетанное действие ультразвуковых и магнитных колебаний при замораживании и оттаивании костного мозга, клеток крови и других биологических объектов. Приоритеты в этой области были защищены десятком моих авторских свидетельств, освещены в нескольких монографиях.
В те годы в Харькове был создан Центр по изучению и техническому оснащению работ по проблеме своевременного предупреждения населения приморских районов Дальнего Востока о морских волнах, вызываемых подводными землетрясениями (цунами).
Одним из направлений этих работ являлось исследование возможности использования для прогнозирования цунами биологических предвестников. Эта тема в Институте проблем криобиологии и криомедицины была поручена мне. Море снова возвращалось в виде увлекательнейших исследований поведенческих реакций морских и наземных животных на предстоящие землетрясения и связанные с ними цунами.
В ходе выполнения этой тематики в 1981 и 1982 годах принимал участие в научно-исследовательских морских экспедициях в Тихом океане на судне «Валериан Урываев». Работы производились в Филиппинском море в районе Каролинских островов с заходами в Сингапур для отдыха экипажа и пополнения припасов.
В 1990 году я защитил докторскую диссертацию по специальности «криобиология».
Последние годы работал главным научным сотрудником в Институте проблем криобиологии и криомедицины НАНУ, в Институте животноводства УААН, профессором Государственного университета информационно-коммуникационных технологий МТСУ.
Так что, вопреки прогнозам моих армейских сослуживцев и опасениям врачей, я не потерялся на гражданке. Все эти годы занимался интересными работами, стал подводником, спелеологом, альпинистом и путешественником. А главное — сохранил активный жизненный тонус и оптимизм.
* * *
Что же происходило в это время со страной? Неугомонный Хрущев, разоблачивший культ личности Сталина и навесивший на него все грехи коммунистического режима, принялся восстанавливать «ленинские нормы» и строить новое светлое будущее. Если бы он строил его только в своей стране, то западный мир, может быть, еще мирился бы с угрозами «догнать и перегнать Америку» по мясу и молоку. Но Хрущев — бывший сталинец, а теперь — верный ленинец, не покидал мечты построить светлое будущее во всем мире.
Рабочий класс западных стран не спешил браться за мировую революцию. Ему и так неплохо жилось при проклятом капитализме. Коммунистические и прочие революционные партии исправно получали от СССР финансовую помощь, но тоже относились к практике революции с холодком. Оставалась надежда только на страны так называемого третьего мира. На тех, кто, получив или отвоевав независимость, не знали, что с ней делать, а главное — как ее реализовать в приличную жизнь. Ни денег, ни умения не было. Не было и опыта, чтобы отличить красивые лозунги от некрасивых дел.
И Советский Союз стал финансировать и вооружать народно-освободительное движение на всех континентах земного шара.
Все это осуществлялось на фоне беспрецедентной гонки вооружений двух миров: того, кто хотел разжечь костер мировой революции, и того, кто этой революции не желал. Первый называли лагерем мира, второй — лагерем войны.
Все послевоенные годы и мы, и Запад жили в ожидании военного конфликта. Они опасались стремительного броска наших танков к Ла-Маншу, появления советских баз в различных частях света и действовали, стараясь не допустить этого. Мы, мысля категориями 1941 года, в свою очередь, делали все возможное и невозможное, чтобы потенциальный противник никогда больше не застал нас врасплох. А это означало, что и та, и другая стороны рассматривали военную силу как ведущий фактор своей внешней политики.
Оснований для такого взгляда друг на друга через прицел было предостаточно. Инициатором милитаризации международных отношений были США и их союзники, но в последующем СССР сам внес большую лепту в такое развитие событий.
Сейчас ясно, что приоритет военных решений вместо политических нанес Советскому Союзу непоправимый ущерб. Наши вожди вовремя не разглядели расчет на втягивание страны в гонку вооружений, которая истощала нашу экономику. Все это происходило в условиях, когда экономические возможности СССР были приблизительно в пять раз меньше совокупного потенциала США и их европейских союзников.
Такая политика еще была понятна в годы, когда Соединенные Штаты имели преимущество в количестве атомных бомб и средств их доставки — стратегических бомбардировщиков. Но вот Советский Союз достиг ракетно-ядерного паритета с Западом, который гарантировал невозможность применения против нашей страны военной силы. Перед нами открылись уникальные возможности для уменьшения затрат на оборону, снижение пресса на экономику. Открылись — и были упущены. Мы, как правило, продолжали действовать по принципу повторения того, что делали США и их союзники как в геополитике, так и в гонке вооружений.
В 1980-х годах в американском военно-политическом лексиконе появился интригующе-непонятный термин «конкурентная стратегия», которую еще называли «стратегией соперничества».
Другими словами — это установка на экономическое изматывание Советского Союза, что Вашингтон всегда считал важной задачей послевоенной гонки вооружений.
И это США удавалось. Так, Советский Союз вложил порядка 120 миллиардов долларов (по американским оценкам) в создание системы ПВО страны. Но научно-техническое развитие в военной сфере идет стремительно, и вот уже появились более совершенные американские бомбардировщики В-1В, «самолет-невидимка» В-2, крылатые ракеты. Для их перехвата существующая система ПВО оказывается недостаточно эффективной. А, следовательно, обесцениваются и соответствующие капиталовложения.
23 марта 1983 года президент США Рональд Рейган, обращаясь к стране по телевидению, сказал: «Я призываю наших ученых, которые создали для нас ядерное оружие, переключить их таланты и способности на защиту человечества и мира и создать для нас средства, которые сделают ядерное оружие бессильным и устаревшим».
Сказанное президентом получило название «стратегическая оборонная инициатива» (СОИ), которую сенатор Эдвард Кеннеди окрестил программой «звездных войн».