Онъ закурилъ трубку, я папироску, и пошли вмѣстѣ, болтая кой-о-чемъ.

— Зайдемъ въ будку, землякъ, — сказалъ онъ, когда мы поровнялись съ одной будкой, поставленной для солдатъ, служащихъ на шоссе. Тутъ живутъ знакомые: солдатъ съ женой; зайдемъ, квасомъ напоятъ, а захочемъ, такъ и самоваръ поставятъ.

Мы вошли въ довольно просторную и очень опрятную комнату, перегороженную на двѣ части. Хозяина-солдата не было дома, и насъ приняла хозяйка, полуобрусѣлая Чухонка, у которой мой спутникъ, поздоровавшись, попросилъ квасу. Хозяйка ту же минуту подняла дверь, сдѣланную въ комнатѣ въ полу, сходила въ погребъ и принесла намъ большую кружку очень хорошаго квасу.

— Такая бѣда! заговорила она, когда мы усѣлись, такая бѣда: сперва торговала квасомъ, яблоками… все-таки нѣтъ, нѣтъ… а копѣйка лишняя набѣжитъ; а вотъ теперь… не смѣй торговать — да и полно!

Хозяйка подчивала насъ чаемъ, но мы отказались, простились съ ней, и пошли дальше.

— Она богата, — сказалъ мнѣ дорогою мой товарищъ: мужъ у ней человѣкь крѣпкій, а она хозяйка, и огородъ развела, да и торговала по малу… деньги есть. А ни что: люди добрые — Близко Подрѣзица, расходиться скоро: мнѣ надо влѣво брать; зайдемъ выпьемъ по шкалику; на разставаньи такъ и быть — поднесу!

Я отказался отъ его угощенія и мы разстались: онъ пошелъ въ кабакъ, а я повернулъ въ Подрѣзицу, лежащую въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ большой дороги; на самой дорогѣ стояла харчевня, но мнѣ не хотѣлось въ ней останавливаться.

— Пусти, добрый человѣкъ, переночевать, сказалъ я хозяину, подходя къ одной избѣ.

— Эхъ, ты! отвѣчалъ тотъ: въ плисовой поддевкѣ ходишь, а въ деревню ночевать повернулъ! Ступай въ харчевню, да возьми особую комнату.

Я пошелъ въ другую избу, тоже получилъ отказъ; въ третью я не захотѣлъ идти, а какъ было еще довольно рано, то пошелъ дальше.

— Помогай Богъ! сказалъ я, подходя къ солдату, который, вмѣстѣ съ малымъ лѣтъ двадцати, убиралъ разными камушками сотку, т. е. знакъ на шоссе, который ставятъ черезъ каждыя 100 сажень.

— Спасибо, землякъ, спасибо! отвѣчали они: вотъ, братъ, сотки убираемъ.

— Много же вы ихъ въ день уберете? спросилъ я.

— Да много: коли не полѣнишься, отвѣчалъ солдатъ, такъ въ день-то сотки четыре уберешь. Я не работаю; я такъ, вотъ ему помогаю, прибавилъ онъ указывая на парня.

— Пустая работа, сказалъ парень, совсѣмъ пустая: работаешь, работаешь; пройдетъ скотина какая, а то человѣкъ какой, копнетъ ногой, — опять работай! И добро бы большая краса была! —

Стало вечерять, когда я подошелъ къ Суслову. На шоссе выходитъ только одинъ постоялый дворъ или, по-здѣшнему, харчевня. Въ харчевнѣ меня не пустили ночевать, хотъ я и предлагалъ плату за ночлегъ.

— Ступай, братъ, въ деревню, мы сами нанимаемъ; значитъ — деньги платимъ, отвѣчалъ мнѣ дворникъ на мою просьбу, вѣрно, не надѣясь на хорошую плату.

— Пусти, добрый человѣкъ, переночевать, сказалъ я первому попавшемуся мнѣ мужику.

— Милости просимъ, отвѣчалъ тотъ; милости просимъ! Пойдемъ въ избу, закусимъ мало, чѣмъ Богъ послалъ.

Хозяинъ избы, очень благообразный мужикъ, лѣтъ 38, только-что вернулся съ поля; подойдя къ своему двору, онъ нашелъ у воротъ своего сына, мальчика лѣтъ двухъ, взялъ его на руки, и мы вошли въ избу.

— Не обезсудь, добрый человѣкъ, оказалъ онъ: бѣдность! Я-бъ тебя не такъ угостилъ. Малюха! крикнулъ онъ, обращаясь къ своей дочери, дѣвочкѣ лѣтъ 14: малюха, накрой-ка столъ, сядемъ, поѣдимъ; вотъ и странный съ нами. Вотъ, братъ, — сказалъ онъ мнѣ: вотъ у меня хозяйка! Сперва была и жена, да Богъ взялъ; хорошіе люди видно и Богу нужны! Осталось четверо дѣточекъ, да пятая вотъ хозяйка; а тутъ на бѣду еще выбрали въ десятскіе. — У насъ десятскіе по выбору: выбираютъ на полгода; полгода отслужилъ, выбираютъ другаго —

— Отчего же ты не женишься? спросилъ я у хозяина: этой хозяйкѣ гдѣ же справиться со всѣмъ домомъ.

— Да видишь ты, отвѣчалъ онъ: хорошая за меня, видя нашу бѣдность, не пойдетъ; взять лядащую, какая будетъ хозяйка? Жену взять можно! а хозяйку въ домъ, мать дѣтямъ — пройди весь свѣтъ, не отыщешь. Теперь дочкѣ трудно, — да безъ мачихи! Двухъ сынковъ: одному четыре года, другому шесть, — отдалъ въ пастушки, все съ хлѣба долой, да и малюхѣ моей все легче.

Помолясь Богу, мы съ хозяиномъ сѣли за столъ, который малюха (т. е. маленькая) подвинула къ окну; она же принесла молока, варенаго картофелю, очень хорошаго хлѣба, и сама сѣла съ нами. За ужиномъ разговаривали мало, хозяинъ иногда подчивалъ меня, или просилъ прибавить молока или подвинуть къ нему картофель. Во время ужина я осматривалъ избу. Изба была довольно большая, довольно опрятная и съ поломъ; у самаго входа въ избу налѣво стояла печь и на загнѣткѣ висѣлъ котелъ, а направо столъ; иконы стояли въ кіотѣ въ углу наискось отъ печи; кіотъ былъ поставленъ на четверть отъ лавки; потому подъ иконами нельзя было сѣсть, стало-быть и передняго угла не было. Въ четвертомъ углу стояла кровать — къ лавкѣ были придѣланы еще двѣ доски. Здѣшнія избы похожи больше на Чухонскія; съ Новогородскими имѣютъ онѣ одно сходство: какъ Псковскія, такъ и Новогородскія, ставятъ въ два этажа, хоть часто первый этажъ занимается скотомъ.

Поужинавъ, малюха послала отцу постель: подвинула къ лавкѣ скамью, положила постель — мѣшокъ набитый сѣномъ, въ родѣ перины, положила подушку; потомъ и мнѣ, въ качествѣ страннаго, дала подушку. Мы съ хозяиномъ легли, а молодая хозяйка стала кормить двухъ своихъ маленькихъ братьевъ. Хозяину не спалось, мнѣ тоже; но когда онъ сталъ разсказывать о будущемъ Россіи, не думаю кто бы могъ заснуть. Онъ говорилъ о пользѣ желѣзныхъ дорогъ; но при этомъ прибавилъ, что настоящій вопросъ, объ улучшеніи крестьянъ, гораздо больше имѣетъ значенія для насъ. На этотъ вопросъ онъ сперва смотрѣлъ съ религіозной точки, а потомъ и съ экономической.

— Я человѣкъ вольный, — говорилъ онъ: мнѣ врать не изъ чего; повѣрь мнѣ — лучше будетъ, мужикъ на барщинѣ того не сработаетъ, что на себя; да и такъ на барина не сдѣлаетъ, какъ для себя; и барину будетъ лучше, и мужику совсѣмъ хорошо. Не вовсе, знать, Господь на насъ прогнѣвался!

— Эй! кто тутъ? — раздался подъ окномъ голосъ: вставай скорѣй! — кричалъ кто-то, стуча кнутовищемъ въ окно. Вставай! десять подводъ нарядить надо!

— Ладно! проговорилъ мой хозяинъ: Вотъ видишь, братецъ ты мой: день на работѣ, а ночь на побѣгушкахъ; смаялся такъ…..А на горе, — солдаты идутъ вверхъ.-

— Куда вверхъ? спросилъ я.

— А изъ Питера въ Варшаву, пусто ихъ будь! отвѣчалъ тотъ, лѣниво одѣваясь: Вверхъ у насъ называется къ Варшавѣ; а внизъ — къ Питеру….. За чѣмъ это солдатъ гонятъ туда? —

Я молчалъ.

— А гонятъ много! — бормоталъ хозяинъ: а зачѣмъ — Господь ихъ знаетъ! сказалъ онъ, выходя изъ избы.

Мнѣ спалось дурно, и я слышалъ, какъ мой хозяинъ передъ свѣтомъ вернулся домой: онъ, войдя въ избу, потихоньку раздѣлся, подошелъ къ кровати, на которой спала его дочь съ маленькими братьями; потомъ легъ. Едва стало разсвѣтать, хозяинъ всталъ и разбудилъ дѣтей. Дочь пошла доить корову, а сына, мальчишку лѣтъ 3, отецъ заставилъ подпахать, подместь, полъ.

— Надо къ работѣ пріучать, — сказалъ онъ мнѣ: съмолоду не привыкнуть работать, подъ старость ѣсть нечего будетъ.

Мы съ хозяиномъ простились, онъ съ дочерью пошелъ на работу въ поле, я на строющуюся чугунку; одни ребятишки остались дома; предложилъ было я хозяину за ночлегъ, денегъ, но тотъ только махнулъ рукой и ушелъ, такъ что я уже послѣ него вышелъ изъ избы: онъ уже совсѣмъ собрался, а я еще собирался.

На строющейся чугункѣ я сталъ бродить между рабочими. Протолкавшись часу до 11-го, я попросилъ у одного пить.

— Да у насъ вода, отвѣчалъ тотъ мнѣ: ты ступай вонъ туда — тамъ квасомъ напоютъ.

Я пошелъ, куда мнѣ было оказано, и вошелъ въ крытую землянку. Въ ней двѣ женщины, очень опрятно одѣтыя, варили въ огромныхъ котлахъ обѣдъ для рабочихъ, около входа сидѣлъ какой-то мужикъ. Я у нихъ попросилъ напиться.