— Тоже богатырь былъ?

— Тоже воитель былъ храбрый.

— Кто-жь этотъ Пугачъ былъ?

— Говорю, воитель храбрый, простой козакъ, нашъ донской, а по прозвищу Емельянъ Пугачевъ — храбрый воитель, только пилъ ужь очень крѣпко.

— Не такъ давно: моя бабушка его видѣть не видѣла, а слышать слышала его рѣчи… на полъ-аршина отъ него была, и того меньше, а видѣть не видала! прибавилъ козакъ-зеленая-шуба.

— Какъ такъ?

— А вотъ какъ: бабушка моя взята изъ Дубовки; когда подъ Дубовку подходилъ Пугачъ, бабушка моя была дѣвка на выданье, женихи ужь сватались, сватовъ засылали, да у ней еще сестра была. Какъ прослышалъ ихъ отецъ, а мой выходитъ прадѣдъ, взялъ обѣихъ дочерей и посадилъ подъ полъ, а самъ съ попами въ ризахъ, съ иконами, со всѣми козаками, да съ колокольнымъ звономъ и пойди на встрѣчу Пугачу. Пугачъ ничего. Спросилъ, гдѣ всѣ начальники? Прадѣдъ вошелъ къ нему съ хлѣбомъ съ солью. «Всѣ разбѣжались», говоритъ прадѣдъ. Пугачъ принялъ. «Къ тебѣ въ гоcти, атаманъ, пріѣхалъ» — сказалъ Пугачъ, а прадѣдъ ему въ ноги большимъ поклономъ поклонился. Пріѣхалъ Пугачъ къ прадѣду верхомъ, лошадь, бабушкѣ говорили, вся разубранная… вошелъ въ избу, старымъ крестомъ перекрестился; сѣлъ за столъ, велѣлъ подать водки, такъ всю ночь и прогулялъ съ своими ребятами, и прадѣда съ собой посадилъ… Бабушка часто любила про Пугача разсказывать… Сама его не видала: она съ сестрой всю ночь просидѣла подъ поломъ, а что слышала и что люди ей говорили, бывало, намъ, покойница, и разсказываетъ…

— И много бабушка ваша разсказывала?

— Сама-то она почесть Пугача-то и не слыхала: цѣлыя сутки подъ поломъ дрожмя продрожала: ей было только про свою душу помнить, а послѣ, что отъ людей слышала, она и разсказывала намъ; мы еще тогда ребятишками были.

— А звѣрь былъ этотъ Пугачевъ?

— Нѣтъ! человѣкъ былъ добрый! Разобидѣлъ ты его, пошелъ противъ него баталіей… на баталіи тебя въ половъ взяли; поклонися ты ему, Пугачеву, всѣ вины тебѣ отпущены и помину нѣтъ!.. сейчасъ тебя, ходи ты солдатъ, — а солдаты тогда, какъ дѣвки, косы носили, — сейчасъ тебя, друга милаго, по-козацки въ кружокъ подрѣжутъ и сталъ ты имъ за товарища… Добрый былъ человѣкъ: видитъ, кому нужда, сейчасъ изъ казны своей денегъ велитъ выдать, а ѣдетъ во улицѣ, и направо и на лѣво пригоршнями деньги въ народъ бросаетъ… Придетъ въ избу — иконамъ помолится, старымъ крестомъ, такъ поклонится хозяину, а послѣ сядетъ за столъ. Станетъ пить — за каждымъ стаканчикомъ перекрестится!.. Какъ ни пьянъ, а перекрестится!.. Только хмѣлемъ зашибался крѣпко!..

— Ну, а кто пойдетъ супротивъ его, возьмутъ кого въ полонъ, а тотъ не покоряется — тогда что?

— Тогда что: кивнетъ своимъ, — тѣ башку долой, тѣ и уберутъ!.. А когда на площади или на улицѣ судъ творилъ, тамъ головъ не рубили, такъ кто какую грубость или супротивность окажетъ — тѣлъ вѣшали на площади тутъ же. Еще Пугачъ не выходилъ изъ избы судъ творить, а ужь висѣлица давно стоитъ. Кто къ нему пристанетъ, ежели не козакъ — по-козацки стричь; а коли супротивъ его — тому петлю на шею!.. только глазомъ мигнетъ, молодцы у него пріученные… глядишь, ужь согрубитель ногами дрыгаетъ…

Козаки, здѣсь бывшіе, только поддакивали, да никому и въ голову не приходило оспаривать доброту Пугачева. Пугачевъ Пушкина въ «Капитанской дочкѣ» взятъ изъ мѣстныхъ разсказовъ; онъ помнилъ заячью шубу Гринева, и въ тоже время кивнулъ своимъ ребятамъ: «убрать старуху!»…

— А про Стеньку Разина небось не скажетъ ни слова! шепнулъ я своему спутнику.

— А кто такой Стенька этотъ Разинъ? спросилъ тотъ меня съ большимъ любопытствомъ.

— Спроси у козаковъ.

— Скажите пожалуйста, обратился мой спутникъ къ козакамъ:- кто такой былъ Стенька Разинъ? Тоже должно полагать, великій былъ въ свое время воитель!

— Воитель-то большой былъ воитель, этотъ Стенька, отвѣчалъ одинъ козакъ.

— Такъ что-жъ?

— Да съ Пугачевымъ или Ермакомъ — не одна стать!..

— А что?

— Пугачевъ съ Ермакомъ были великіе воители; а Стенька Разинъ и воитель былъ великій, а еретикъ, — такъ пожалуй, и больше чѣмъ воитель!

— Что ты?!..

— Правда!..

— Какое же его было еретичество?

— А вотъ какое. Бывало его засадятъ въ острогъ. Хорошо. Приводятъ Степку въ острогъ. — «Здорово, братцы! — крикнетъ онъ колодникамъ. — „Здравствуй, батюшка нашъ, Степанъ Тимофевичъ!..“ А его ужь всѣ знали!.. — „Что здѣсь засидѣлись — на волю пора выбираться“… — „Да какъ выберешься?!.. говорятъ колодники: сами собой не выберемся, развѣ твоими мудростями“. — „А моими мудростями, тамъ пожалуй и моими!“… Полежитъ такъ маленько, отдохнетъ, встанетъ. — „Дай, скажетъ, уголь!“ — возьметъ этотъ уголь, напишетъ тѣмъ углемъ на стѣнѣ лодку, насажаетъ въ ту лодку колодниковъ, плеснетъ водой; рѣка разольется отъ острога до самой Волги; Стенька съ колодниками грянутъ пѣсни — да на Волгу!.. Ну, и поминай какъ звали!..

— Такъ и убѣжитъ?

— Со всѣми колодниками!

— А часовой солдатъ отвѣчай?

— Знамо дѣло — отвѣчай!..

— Эко дѣло!..

— Только господа подъ послѣдокъ догадались, продолжалъ козакъ:- будетъ Стенька просить испить — не давай воды, пои квасомъ!.. А Стенькѣ съ квасомъ ничего не подѣлать… такъ и изловили!..

— Вишь ты дѣло-то какое!..

— Еретикъ! одно слово, еретикъ!

— Такой еретикъ: всю Астрахань прельстилъ, всѣ за него стали; одинъ только архирей. Архиреемъ въ Астрахани былъ тогда Іосифъ; сталъ Іосифъ говорить Разину: „Побойся ты Бога! перестань, Стенька, еретичествовать!“ „Молчи! крикнетъ Стенька Разинъ: — молчи, батька! Не твое дѣло!“ Архирей опять Стенькѣ: „Грѣхъ большой еретичествомъ жить!“ А Стенька знай свое твердитъ; „Молчи, батька! не суйся, гдѣ тебя не спрашиваютъ! Сражу, говоритъ, тебя, архирея!“ Архирей свое, а Стенька свое! Архирей опять-таки Стенькѣ Разину: „Вспомни про свою душу, какъ она на томъ свѣтѣ будетъ отвѣтъ Богу давать!“ Стенька мигнулъ своимъ, а тѣ подхватили его да въ крѣпость, да на стѣну; а со стѣны-то и бросили козакамъ на копья!.. Тутъ архирей Іосифъ Богу душу и отдалъ…

— Вишь дѣло какое!…

— А у Разина свои козаки были?

— А какъ же, все равно, какъ у Ермака. Пошелъ по станицамъ, крикнулъ по охотниковъ на Волгу рыбу ловить! Кому надо, тѣ ужь знаютъ, какую на Волгѣ рыбу ловятъ, ну и соберутся. Такъ и Стенька Разинъ собралъ себѣ козаковъ, да съ тѣми козаками и пошелъ на Волгу, а такъ и въ море пробрался, на персидскаго султана напалъ, сколько у него городовъ побралъ!..

— Ну, а за архирея ему никакого наказанія не было? спросили разскащика.

— А кто его будетъ наказывать?

— Какъ кто?

— Вѣдь, чай, начальство было?

— Убить архирея и наказанія никакого нѣтъ? послышались вопросы небывалыхъ.

— Чай, начальству дали знать сейчасъ же, что Стенька Разинъ архирея сразилъ.

— Много онъ боялся того начальства! отвѣчалъ разскащикъ: — его и само-то начальство боялось: вотъ онъ былъ каковъ!

— Что-жь начальство смотрѣло?

— А вотъ что: какъ повоевалъ Стенька Персію, пріѣхалъ въ Астрахань. Пошелъ къ воеводѣ… тогда губернаторъ прозывался воеводой… приходитъ въ воеводѣ. „Пришелъ я, говоритъ, къ тебѣ, воевода, съ повинной“. „А кто ты есть за человѣкъ такой?“ спрашиваетъ воевода. „Я, говоритъ, Стенька Разинъ“. „вамъ это ты, разбойникъ! который царскую казну ограбилъ?… Столько народу загубилъ?“ — „Я, говоритъ, тотъ самый“. — „Какъ же тебя помиловать можно?“ — „Быть, говорятъ Разинъ, я на морѣ, ходилъ въ Персію, вотъ столько-то городовъ покорилъ; кланяюсь этими городами его императорскому величеству; а его царская водя: хочетъ казнитъ, — хочетъ милуетъ! А вотъ я вашему превосходительству, говоритъ Разинъ, подарочки отъ меня“. Стенька приказалъ принести подарочки, что припасъ воеводѣ. Принесли, у воеводы и глаза разбѣжались: сколько серебра, сколько золота, сколько камней дорогихъ! Хошь пудами вѣшай, хошь мѣрами мѣряй!.. „Примите, говорятъ Стенька Разинъ, ваше превосходительство, мои дороги подарки, да похлопочите, чтобы царь меня помиловалъ“. — „Хорошо, говоритъ воевода, я отпишу объ тебѣ царю, буду на тебя хлопотать; а ты ступай на свои струги и дожидайся на Волгѣ царской отписки“. — „Слушаю, говоритъ Разинъ, а вы, ваше превосходительство, мною не побрезгуйте, пожалуйте на мой стружокъ ко мнѣ въ гости“. — „Хорошо, говоритъ воевода, твои гости — пріѣду“. Стенька раскланялся съ воеводой и пошелъ къ себѣ на стружокъ, сталъ поджидать гостей. На другой день пожаловалъ жъ Степану Тимофеичу… Тимофеичемъ сталъ, какъ подарочки воеводѣ снесъ… пожаловалъ къ Степану Тимофеичу самъ воевода! Воевода какой-то князь былъ… одно слово все равно, что теперь губернаторъ… самъ воевода пожаловалъ въ гости къ простому козаку, къ Стенькѣ Разину! Какъ пошелъ у Стеньки на стругахъ пиръ, просто дымъ коромысломъ стоитъ! А кушанья, вины такъ разныя подаютъ не на простылъ тарелкахъ, или въ рюмкахъ, а все подаютъ на золотѣ, какъ есть на чистомъ золотѣ! А воевода: „Ахъ какая тарелка прекрасная! Стенька сейчасъ тарелку завернетъ, да воеводѣ поднесетъ: «Прими, скажетъ, въ подарочекъ». Воевода посмотритъ на стаканъ: «Ахъ какой стаканъ прекрасный!» Стенька опять: «Прими въ подарочекъ!»