– Извини, я заставила тебя волноваться, Милли, – тихо сказала она. – Я не хотела напугать тебя.
– Все в порядке, Фай.
– Нет, не все. Мне следовало быть более предусмотрительной и оставить тебе записку, когда уходила, хотя имей в виду, мне и в голову не могло прийти, что во время прогулки буду заниматься спасением дельфинов. Напасти просто сыплются на меня в последнее время со всех сторон. И никогда не знаешь, Милли, что ждет тебя за углом.
Я украдкой бросила взгляд через ее плечо на Дэйва – он из другого конца комнаты с обожанием смотрел на Фай.
– О, я знаю, что у тебя за углом, молодая леди, – прошептала я. – Влюбленный молодой человек, который уже скучает по тебе, хотя ты всего в нескольких футах от него.
Ее щеки покраснели и стали такого же цвета, как ее огненные косички, она подняла плечи и почти коснулась ими ушей.
– Хорошо, я признаю, мне он нравится.
– И ты ему нравишься.
– Еще бы, – озорно хихикнула она. – Знаешь, он сказал мне, будто так переживал за меня, что чуть не заболел.
– Он очень переживал, – ответила я, решив не говорить Фай о слезах Дэйва. Ей совсем не нужно, чтобы на ее маленькие плечи взвалили еще одну вину.
Фай погрызла кончик ногтя, бросила короткий взгляд на Дэйва и теснее прижалась ко мне.
– Я собираюсь дать этому ход, Милли, – шепнула она.
– Чему? Тебе и Дэйву?
– Нет, мне и чертову Берти Ахерну, кому же еще?
Я заговорщически потерла руки.
– Великолепно, Фай, я действительно рада за тебя. Он такой видный; думаю, вы будете счастливы вместе.
– Прекрати, леди, не пытайся выдать меня замуж. Я же только сказала, что дам этому ход, а не рожу детей от бедного парня.
– Ну, это только начало.
Фай уперла руки в бока, выглядя одновременно робкой и решительной.
– Ага, начало. Я хочу получать удовольствие от всего в жизни, то, что я вечно упускала. Видишь ли, сегодня ночью было так плохо, а затем ночь превратилась в сказку. – Она щелкнула пальцами. – Это чертовски холодная сказка, но все равно что-то необыкновенное. Жаль, что никто не видел этого.
Я покачала головой и позволила ей продолжить.
– Поэтому я подумала, ну почему же я не могу сделать то же со своей жизнью? Депрессия сейчас лечится, и я могу побороть ее. Думаю, если я отброшу эти дурацкие фантазии на тему возвращения и воссоединения моей семьи, как в чертовом фильме Диснея, то смогу жить дальше. Господи, да разве у меня уже нет семьи, которая заботится обо мне? Мне надо было попробовать утопиться в штормовом океане, чтобы убедиться, что с этим у меня все в порядке.
Она нежно ущипнула мою руку:
– Ты, Мак и Дэйв, вы сумасшедшие негодяи, и остальные Хеггарти, конечно, тоже, но вы лучшая семья, чем та, которой наградил меня Господь. И кроме того, я уже давно вполне взрослая, знаешь ли. И почему я должна позволять Шону и моему папаше отнимать у меня право быть счастливой с мужчиной и доверять ему? Я имею в виду, ты когда-нибудь видела монахиню с косичками такого чертова цвета? Это бы просто не сработало.
Я громко расхохоталась вместе с Фай.
– Нет, Фай, монахини из тебя точно не получится. Характерец не тот.
Мы крепко обнялись.
– Эй, Мак, посмотри-ка на эту лесбийскую сцену, – крикнул Дэйв, неуклюже развалившийся на полу. – О чем это вы там говорите?
Фай повернулась к ним, положив руку на сердце.
– Уф, – саркастически объявила она, – я созрела. Я бросаю плохое место и отправляюсь в хорошее.
Дэйв поджал губы и притворился, будто поражен, хотя я знаю: он понимает, что Фай имеет в виду.
– Великолепно, но не хочешь ли сначала отправиться к тому месту, которое называется «холодильник», и принести человеку пива?
– Вот наглец, – выдохнула Фай, прежде чем доставить упаковку из четырех банок прямо в вытянутые руки Дэйва.
– А с этим-то что случилось? – поинтересовался Мак, поднимая с пола подлокотник дивана.
Я пристроилась рядом с ним на диване, с голодным видом впившись зубами в аппетитную шоколадку.
– Просто на нем посидела Фай, – ответила я с набитым ртом, – толстая корова.
– Да, ей просто необходимо сбросить вес, – подмигнул Дэйв, похлопывая загорелое бедро Фай.
Она ущипнула его, поддразнивая, и они начали шутливую борьбу. Мак повернулся ко мне и поднял брови, самодовольная ухмылка играла на его губах.
– Думаю, мы им мешаем, – шепнул он, указав взглядом на Фай и Дэйва, откровенно стаскивавших одежду друг с друга, хотя и оставляя некоторую драпировку. – Кажется, у меня появилась идея.
– Это ведь не очередной выход под дождь, не так ли? Иначе в этот раз я действительно умру.
– Мы не можем позволить тебе умереть, – заявил он, подавая мне знак последовать его примеру и собрать воскресные газеты с пола. Он повернулся ко мне, выудив ролик скотча из-под кухонной раковины, и добавил: – Мне будет так тебя недоставать.
Мои ноги странно ослабли и подкашивались, когда я вышла следом за Маком из комнаты – Фай и Дэйв вообще этого не заметили – и начала взбираться по лестнице следом за ним.
Куда мы идем? Зачем газета и скотч? И почему он шагает впереди меня? Я не могу не смотреть на его зад в джинсах!
На верхней площадке Мак обернулся ко мне:
– Где твоя спальня?
«Что, простите?»
– М-м-м… вон та, – промычала я, указывая на дверь и окончательно сраженная его прямотой.
Не то чтобы я была слишком удивлена. Я имею в виду, Мак Хеггарти не тот человек, кто будет ходить вокруг да около.
Я ввалилась в комнату за ним.
Не могу сказать, будто была очень разочарована, когда Мак положил руку мне на плечо, усадил на одну из кроватей, забрал у меня из рук газеты, а затем посмотрел на окно, которое я разбила вечером. Нет, я не говорю, что была разочарована. В конце концов, окно необходимо заделать, если мы с Фай собираемся спать сегодня ночью, не так ли? Хотя, судя по хихиканью и воплям, доносившимся снизу, речи о сне не было. Нет, со стороны Мака чрезвычайно мило помнить о таких вещах, быть таким благородным и поступать по-мужски… О черт, конечно, я разочаровалась. Совершенно жалкая, с бунтующими гормонами. Этот привлекательный, мускулистый, сильный и нежный серфингист в моей спальне, мы одни, одиноки и больше ценим друг друга после сегодняшней ночи. Почему он не хочет поцеловать меня так же сильно, как мне хотелось поцеловать его? Почему он не хочет лечь со мной на эту кровать и исследовать те мои части, которые ему вряд ли довелось бы увидеть в других обстоятельствах? Почему он так занят заклеиванием этого окна, вместо того чтобы прыгнуть на меня и доставить нам обоим удовольствие?
– А? Извини, Мак, ты что-то сказал? Я не расслышала.
«Очень близко к тебе, но все равно далеко».
– Я спросил, ты в порядке, Милли? Ты выглядишь немного разгоряченной.
«Разгоряченной? Я? Боже мой, нет, своей холодностью я могу сравниться с йогом».
Мои гормоны бунтуют и требуют принять срочные меры.
– Нет, я в порядке, – фыркнула я, – просто немного…
«Немного что? Жарко? Говорить или нет? Влю… Я имею в виду, в вожделении?»
Мак закончил заклеивать толстым слоем газет маленькую дыру в окне и, как я сейчас понимаю, довольно мелкие трещины. Он повернулся ко мне, подошел ближе и положил теплую ладонь мне на лоб. Не в состоянии контролировать свои реакции, я задрожала от его прикосновения.
– Эх, я не должен был позволять тебе входить в воду, – сказал он, заглядывая мне в глаза. Мне кажется, будто он внимательно посмотрел мне прямо в душу.
«Пожалуйста, Боже, не дай ему прочесть мои мысли».
– Там было жутко холодно, и я не удивлюсь, если ты проснешься совсем простуженной. Я должен был заставить тебя остаться в машине.
Я опустила глаза под его взглядом, чувствуя, что мои щеки становятся пунцовыми от замешательства и страстного желания.
– Но я не пропустила бы это ни за что на свете. Дельфины были просто невероятными.
Мак сел рядом, и его плечо и нога коснулись меня. Он мучительно, болезненно рядом. Я буквально подпрыгнула, когда он потянулся к моему колену, взял мою руку и сжал ее в своих ладонях. У меня пересохло во рту, и слова, которые я хотела произнести, застряли в горле. Взбесившиеся гормоны в отчаянии от того, что не могут освободиться, не дали мне произнести ни слова.