Обе толпы разом (общий шум и говор). А, вон они, с того края... Эй, друзья! Господи!.. Что за рожи! На всех чертей похожи! Урлюберлоши! Рваные калоши! Галлипулеты! Морда-то, морда, — гляди, что бараний курдюк! Эй ты, старый винный бурдюк! Эй, щучье рыло, иди к нам, сварим из тебя уху! Эй, пузан, затяни пояс! Растеряешь свою требуху! А бабеночки ничего, — гляди-ка! Ишь, милашка! Щечки — яблочки наливные, так бы и съел канашку! Да вы куда, старички, собрались? А в горы! Ищем, где повыше! У нас внизу наводненье, может, слышал? И у нас такая же беда. Так пойдем вместе! А что ж, вместе-то веселей! Айда! Оно бы и так, да вишь ты, не просто перейти к вам по этому мосту. Два гвоздя да гнилая доска, не мост, а одна тоска! Эх вы, увальни, дураки петы! А у нас будто и рук нету? Коли этот мост негодящий, так построим себе настоящий... Эй, лесорубы, за топоры! Плотники, за пилы! А мы, кто постарше, побережем силы, — сядем вот на пригорочке да пожуем сухой корочки! Ты как, дядя? А ты? Да уж когда приглашают перекусить, я не из тех, что заставляют себя просить. Ну-ка, что там у вас в корзинах? Ага, окорок! Колбаса! Буженина! Сосиски, сардельки, бараний бок и с тыквою жареный пирожок! Овечий сыр, хлеба краюха... Для освежения глотки забористый чесночок и с белой головкой и зеленым хвостиком молодой лучок... Каштаны печеные, соленые сливы... И белое винцо своего разлива. А мы вам пивка, пивка — пожалуйте, просим! — светлого, золотого, как у наших девок косы... А мы вам сидра, что пенится и играет и пробкою в потолок стреляет... Станем есть, пить, жрать, глотать, хлебать — пировать, брат, так уж пировать! Эй, дай-ка мне твоего! А ты мне своего! Лови, вот тебе коврижка! Держи, вот сосиска! (Перебрасываются едой через овраг.) Эй, лягушка, шире открой пасть! Ха-ха-ха-ха! Вот ловко-то удалось попасть! Ну, а выпивка — не-ет, брат, это дело тонко — сейчас с кувшином к вам пошлем девчонку! Не балуй, глупая, тут не до игры, это тебе не что-нибудь, а все равно что святые дары!.. (С обеих сторон по мостику перебегают дети, неся кувшины и фляжки.) Эх, хороша! За ваше здоровье! Чокнемся, братцы! Пей дружно! К черту границы! Нам их не нужно! Пусть будет мир — как одно брюхо с тысячей рук, чтоб еду подносить, и одним сердцем, чтоб всех любить!
Тучные (переговариваются между собой). Слышите? Слышите, какой разговор? Не нужно границ! Да ведь это скандал! Позор! Смотрите! Едят из одной миски! Пьют из одного жбана! Какая мерзость! Вот вам идеал этих болванов — одна кормушка, один хлев, одно стадо... Чтоб все было общее... А это очень опасные взгляды! Я, напротив, считаю, что всякому свое, то есть, в первую очередь, мне — мое, а прочим, там, что останется... Нет, как вам это нравится? Что дальше, то хуже... Пляшут! Обнимаются! Мерзость! Разврат! Ведь этак, пожалуй, они и работать не захотят?.. Скажут, например, мне или вам — работайте, мол, сами! Да это что же, позвольте, — значит, все вверх ногами? Собственности уже не будет? Ничего! Ничего! Ни богатых, ни бедных, ни наций, ни государства! Хотят, чтобы каждый был счастлив... Какое нахальство! Дайте им волю, они и бога и войну постараются отменить. А где же тогда порядочному человеку голову приклонить? Бог создал зло, а также границы, нации, войну и чуму — стало быть, знал для чего и почему! Ведь если хочешь на клумбе вырастить розу, надо сперва подкинуть туда навозу! Зло — это навоз, так сказать, необходимое удобрение, значит, должны быть нищие, голытьба, черный люд — все имеет свое назначение! Бедность — ярмо, ненависть — кнут, чтобы волов заставить лямку свою тянуть. Гей, гей! Право, лево, вперед! Слушай и покоряйся, рабочий скот!
Но вы-то, вы, господа Дипломаты, вы, погонщики волов, куда вы девали свои кнуты? Разве не вам было поручено охранять наше благополучие, поддерживать несправедливость, неравенство, злоупотребления и общее всех народов разъединение? А вы — нечего сказать, нашли себе занятье! — повели этих скотов прямо друг другу в объятья? Разве за это мы вам платили, по головке гладили и по затылку били, и украшали вас орденами, и осыпали вас почестями и плевками? А? Чем вы оправдаете наши затраты? Ну-ка! Ну-ка, господа Дипломаты!
Дипломаты. Позвольте, позвольте, господа Тучные! Не суйтесь в наши дела — они вам несподручные. Ибо Дипломатия — о, это великая тайна! И только нам, посвященным, дано ее знать, а остальным полагается благоговеть и молчать! В одном можете быть уверены: мы ошибаемся только преднамеренно. Вам кажется — все погибло — банкротство, крах! — а это значит, что главная ставка уже у нас в руках. Ха! Жалкие нытики! Тоже вздумали наводить критику! (Показывают на пирующие народы.) Эта картина, столь оскорбляющая ваше зрение, это в сущности кульминация нашего гения! Ну да ладно, уж так и быть, приоткроем на миг завесу. Когда стало ясно, что в этих свиней словно вселились бесы, что этим ослам втемяшилось бежать в горы и что обветшалые стены неизбежно рухнут под их напором, мы пустились на хитрость — сделали вид, что все это одобряем. Но не пугайтесь, далеко они не уйдут! Они бы и рады, да мы-то тут — все совершается под нашим надзором, и не сомневайтесь, что очень скоро, по доброй воле, без всякого бойла, они все вернутся в свои стойла!
Тучные. А кто же будет у них за погонщика?
Дипломаты. Да все мы же. Конечно, без нас эта орда разбежалась бы кто куда, но с помощью нашей высокой науки мы изловчимся окоротить им руки и всех подведем к одному порогу, где перекрещиваются все дороги.
Тучные. Для чего? Чтобы они обнялись и расцеловались?
Дипломаты. О маловерные! Нет, чтобы они передрались!
Тучные. Да как же их заставить?
Дипломаты. А вот увидите. Будет очень занятно. Вы уж предоставьте это нам и нашим собратьям — дипломаты из того лагеря.
Тучные. Значит, вы с ними в сговоре?
Дипломаты. А как же иначе? Это ведь наши партнеры. Дипломатия — это шахматная игра. А в шахматах зачастую приходится жертвовать пешкой. Вон они пешки-то (показывает на пирующий народ) — только взять и на доске расставить!
Хор. О достохвальная Дипломатия, о ангел, с неба в нашу юдоль ниспосланный, развеивающий мирной жизни скуку, уничтожающий все иные докуки — например, любовь и счастье (ибо они слишком банальны), переиначивающий все законы природы (ибо они лишь для скотов пригодны), разлучающий тех, что друг другу милы, соединяющий тех, что охотно друг друга бы задавили! О великая мастерица отыскивать иголку в стоге сена (а если ее там нет, так можно подсунуть — подложил же Иосиф золотой сосуд Веньямину в сумку)! О преславная фокусница, чьей ловкости рук мы обязаны тем, что, вставая утром, не знаем, в какой узел к вечеру будем завязаны! Ты, нам открывшая прелести войн и народных бедствий и благодетельность вражеских нашествий — жену мою изнасилуют, поле мое вытопчут и кишки мне выпустят (ну, а я зато выпущу другому!), ты, посвятившая нас в утонченные наслаждения алчности, зависти и вожделенья! (О, как приятно чужое отнять, а еще лучше совсем уничтожить — первое, конечно, весьма естественно, но второе почти божественно!) О ткачиха многоискусная, ты умеешь, разматывая нить, столько петель напетлять и узелков навить, что уж и во веки веков не распутать! И никому еще до сей поры не удавалось подглядеть тайны твоей игры, когда над зеленым сукном в шулерском азарте мечешь ты нас, как крапленые карты, — наши деньги и души, жизнь, кровь и мясо с костей, и наше именье, и наших детей! А уж когда нас исколотили, в ступке перетолкли и измолотили, ты нам подносишь в сто пунктов трактат — пресимпатичнейший маленький пакт, — где точно указано в заключенье, сколько с нас следует за все эти развлеченья. А мы говорим: «Мерси! Мерси! Не стесняйся, еще — проси!» — и тотчас лезем к себе в карманы, ибо, как известно, любит карась, чтоб жарили его в сметане. А я карась — и тем горжусь! Лишь помани — сам в рот ложусь! О Дипломатия богоравная! Чем была б наша жизнь без тебя, преславная! Выпивка без похмелья... Без зависти веселье... Яблоко без червя... Летний день без дождя... То есть просто пошлятина, скука и преснятина!
