Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Нет, вы не поняли. Вы не просто спасли мою жизнь. Если только у меня есть ка — вы называете это душой — она не просуществовала бы и дня в этом ужасном месте. А может быть и ни часа.

— Но что они с тобой сделали? — спросила Мириамель. — Ты что-то говорил. Звучало это так, как будто ты сам превратился в ганта.

Тиамак содрогнулся. Он сидел, кутаясь в плащ принцессы, и до сих пор двигался очень мало.

— Я попытаюсь рассказать вам, хотя и сам не все понимаю. Но вы совершенно уверены, что ничего не унесли вместе со мной из этого гнезда?

Его друзья покачали головами.

— Там было, — начал он, потом остановился, задумавшись. — Был кусок чего-то, похожего на зеркало. Оно было сломано, но еще оставалась часть рамы, покрытой искусной резьбой. Они… ганты… они вложили его мне в руки. — Он поднял ладони, чтобы продемонстрировать еще не зажившие порезы. — Как только я коснулся его, сразу почувствовал, как от моих пальцев к голове бежит холод. Потом несколько этих… тварей изрыгнули липкую массу и покрыли меня ею. — Он сделал глубокий вдох, но все равно не смог продолжать. Несколько мгновений вранн сидел неподвижно, на глазах у него блестели слезы.

— Не надо вспоминать об этом, Тиамак, — мягко сказала Мириамель. — Не сейчас.

— Или расскажи только, как они поймали тебя, — предложил Изгримнур. — То есть, я хочу сказать, если это не так страшно.

Вранн опустил глаза.

— Они поймали меня легко, как только что вылупившегося крабеныша. Трое упали на меня с деревьев. — Он быстро взглянул наверх, словно это могло повториться. — А пока я боролся с ними, появилась еще целая толпа — около дюжины — и помогла своим собратьям одолеть меня. О, они умные! Они замотали меня лианами, как вы или я связали бы пленника, хотя узлов они, по-видимому, завязывать не умеют. Но все равно они крепко держали концы лиан — достаточно крепко, чтобы у меня не было возможности убежать. Потом они попытались втащить меня на дерево, но я оказался слишком тяжелым, так что им пришлось подтащить лодку к берегу, хватаясь за лианы и длинные ветки. Потом они поволокли меня в гнездо. Не могу сказать, сколько раз я молился, чтобы они убили меня или хотя бы стукнули так, чтобы я потерял сознание. Когда тебя тащат живым и в сознании через это кошмарное место отвратительные щебечущие твари!… — Ему пришлось помолчать несколько секунд, чтобы немного успокоиться. — То, что они делали со мной, уже было сделано с Младшим Могахибом. — Он кивнул в сторону другого вранна, который лежал на земле рядом с Тиамаком, все еще погруженный в лихорадочный сон. — Я думаю, он выжил, потому что пробыл там недолго; может быть, он был не так полезен им, как оии надеялись, мог бы быть я. Во всяком случае, оии были вынуждены освободить его, чтобы дать мне этот осколок зеркала. Когда его тащили мимо меня, я закричал. Он был почти безумен, но услышал мой голос и отозвался. Тогда я узнал его и крикнул, что моя лодка все еще стоит на берегу снаружи н что он должен попытаться бежать и воспользоваться ею.

— Ты велел ему искать нас? — спросил Кадрах. — Это была невероятная удача, если он действительно пытался.

— Нет, нет, — сказал Тиамак. — Я видел его всего несколько секунд. Я, правда, надеялся, что, если он освободится и доберется до Деревенской Рощи, вы, может быть, встретитесь. Но х только хотел, чтобы вы узнали, что я не по своей воле бросил вас. — Он нахмурился. — Я и мечтать не смел, что кто-нибудь пойдет в это место из-за меня…

— Хватит, парень, — быстро сказал Изгримнур. — Что же они делали с тобой?

Теперь Мириамель была уверена, что герцог пытается избежать разговора об их решении. Она чуть не засмеялась. Как будто кто-нибудь когда-нибудь мог усомниться в его честности и храбрости! Наверное Изгримнур чересчур чувствителен после того, что он наговорил Кадраху.

— Я еще не уверен. — Тиамак прищурился, как бы пытаясь вызвать зрительное воспоминание. — Как я уже говорил, они… вложили мне в руки зеркало и покрыли слизью. Ощущение холода становилось все сильнее и сильнее. Я подумал, что умираю — задыхаюсь и замерзаю одновременно. Потом, когда я уже был уверен, что через несколько секунд сделаю свой последний вдох, случилось нечто еще более странное. — Он поднял голову и посмотрел прямо в глаза Мириамели, как бы желая убедиться, что она верит ему. — В мою голову пришли слова — нет, не слова. Там не было никаких слов… только видения, — он помолчал. — Это было так, как будто открылась дверь… как будто в моей голове проделали дырку и в нее потекли чужие мысли. Но, что хуже всего, это… это были не человеческие мысли.

— Не человеческие? Но как ты это понял? — теперь заинтересовался Кадрах, он подался вперед, его серые глаза не отрывались от лица вранна.

— Я не могу объяснить. Вы слышите в кроне дерева крик красного кожеклюва и понимаете, что это не человеческий голос. Так и я могу сказать, что те мысли не мог породить человеческий разум. Это были… холодные мысли. Медленные, спокойные и настолько ненавистные мне, что я сам отрубил бы себе голову, если бы не был скован этой слизью. Если раньше я не верил в существование Тех, Кто Дышит Тьмой, так теперь поверил. Это было с-страшно, чувствовать их у себя в г-голове.

Тиамак дрожал. Мириамель протянула руку, чтобы плотнее закутать плащом его плечи. Взволнованный Изгримнур, нервно ерзавший на месте, подбросил в костер сухих сучьев.

— Ти уже достаточно рассказал, — сказала она.

— Я п-почти к-кончил. П-простите, у м-меня с-стучат зубы.

— Сейчас, — сказал Изгримнур, и в голосе его слышалось облегчение оттого, что можно что-то сделать. — Мы подвинем тебя поближе к огню.

Когда Тиамака передвинули, он продолжал:

— Я наполовину понимал, что говорю, как гант, хотя и не чувствовал себя им. Я понимал, что принимаю эти сокрушительные мысли и произношу их вслух, но каким-то образом у меня получается только щелканье, жужжание и прочие звуки, при помощи которых общаются эти твари. Тем не менее, в этом был какой-то смысл — я хотел говорить и говорить, чтобы дать мыслям этого холодного существа вытечь из меня… и чтобы их поняли ганты.

— Что это были за мысли? — спросил Кадрах. — Ты можешь вспомнить?

Тиамак нахмурился.

— Кое-что. Но, как я уже сказал, это были не слова, и они настолько чужды мне, что трудно будет объяснить их. — Он выпростал руку из-под плаща и взял чашку чая из желтого корня. — На самом деле это были видения, картинки, как я говорил. Я видел гантов, идущих из болот в города, тысячи и тысячи, они ползли как мухи на луковицу сахарного дерева. Они шли просто… толпой, и они все пели на своем щелкающем языке одну и ту же песню о могуществе, о еде и о бессмертии.

— И это было то, что… говорило это холодное существо? — спросила Мириамель.

— Я полагаю, да. Я говорил, как гант. Я видел вещи такими, какими их видят ганты — и это было ужасно. Тот, Кто Всегда Ступает По Песку да сохранит меня от того, чтобы когда-нибудь увидеть это еще раз! Мир их глазами, разрушенный и искаженный, и в нем только два цвета — кроваво-красный и черный, словно деготь. И все мерцает, как будто залито жиром или ты смотришь из-под воды. И — это труднее всего объяснить — нет никаких лиц, ни у других гантов, ни у людей, которые с криками бегут из захваченных городов. Все живые существа — просто г-грязные комки с н-ногами.

Тиамак замолчал, опустив лицо в чашку с чаем, которая дрожала у него в руках.

— Это все. — Он сделал глубокий прерывистый вдох. — Казалось, что прошли годы, но на самом деле это не могло занять больше нескольких дней.

— Бедный Тиамак! — с чувством сказала Мириамель. — Как тебе удалось сохранить разум?

— И не сохранил бы, если бы вы пришли хоть немного позже, — сказал он твердо. — Я в этом уверен. Я уже чувствовал, как мой мозг натягивается и скользит, как будто я вишу на кончиках пальцев над глубокой пропастью и готов упасть в бесконечную тьму. — Он посмотрел на свою чашку с чаем. — Хотел бы я знать, сколько моих деревенских соседей, кроме Младшего Могахиба, тоже попали в плен, но не были спасены?

17
{"b":"28387","o":1}