— Такъ что-жъ ты не ловишь на муху?

— Рано. Дайте ей разыграться и чтобъ рыба видѣла эту муху, а то она еще не видитъ. Дня черезъ три начну ловить.

— Вотъ и я тогда съ тобой.

— Милости просимъ. Да и воспитанника вашего захватывайте. Полно ужъ ему зубрить-то. Вѣдь эдакъ и известись недолго.

— Да онъ ужъ теперь больше не зубритъ. Экзамены кончились.

— Однако, я все вижу, что съ книжкой ходитъ. Теперь можно скоро вамъ и на рака упованіе имѣть. Ракъ свою шкуру скинулъ и очень чудесно будетъ на тухлую говядину бросаться.

— Поди ты… Ты все только сулишь ловъ. Все — будетъ да будетъ ловиться.

— Да вѣдь это и вѣрно. Ловля впереди. Теперь не ловля, а межеумокъ. Пока мутная да холодная вода была, рыба ловилась наметкой, ну и на удочку щука хватала, а теперь вода свѣтлая да теплая, стало быть надо ждать, когда рыба икру метать начнетъ — вотъ тутъ ей и ловъ. Послѣ Троицы настоящій ловъ будетъ. Тутъ и лещъ около камня тереться начнетъ. А когда онъ трется — онъ ужъ не въ себѣ. Ставь мережку — все стадо войдетъ. Онъ тутъ ничего не видитъ, и ничего не слышитъ. Пугай какъ хочешь тогда — у него равнодушіе.

— Посмотримъ!

— Да вотъ увидите. Я въ прошломъ году леща-то насолилъ, и мы въ лучшемъ видѣ весь Петровъ постъ его съ квасомъ хлебали. Чухонца Обросима знаете?

— Это лѣсничаго, что-ли?

— Ну, вотъ, вотъ…

— Да онъ вовсе и не Обросимъ.

— Ну, мы все равно его Обросимомъ зовемъ. Такъ вотъ онъ въ прошломъ году въ одну ночь въ мережу столько выловилъ, что и мережу-то еле изъ воды вытащилъ. Чуть лодку не потопилъ.

— Лещей?

— Лещей. Я вамъ говорю, что когда они около камней трутся — они шалые. И харіусъ шалый, когда сиговая муха летитъ.

— Любопытно испытать.

Миней посмотрѣлъ на молодого человѣка и улыбнулся.

— Вы какъ будто не вѣрите. А знаете-ли, какъ настоящимъ манеромъ сиговая-то муха летитъ? Вы вѣдь здѣсь вновѣ, первый годъ. Сиговая муха въ хорошій годъ тучей летитъ — вотъ какъ въ здѣшнихъ мѣстахъ бываетъ. Летитъ она надъ водой, летитъ и кружится, ну нея рыба къ ней наверхъ и всплываетъ. Такіе круги по водѣ идутъ, что страсть. Когда сиговая муха летитъ, рыба на днѣ почитай что вовсе не живетъ. И вся рыба на эту муху льстится. Лосось и тотъ хватаетъ. Конечно, лосося на удочку вытащить трудно, но были случаи, что по пяти, по шести фунтовъ рыбины вытаскивали. Надо только дать ему угомониться, когда онъ крючекъ проглотитъ. Начнетъ тянуть, дергать въ разныя стороны, а ты все держи его въ водѣ и не вытягивай. Намучается, крючекъ еще дальше въ него войдетъ — вотъ тогда и тащи его осторожно. Тутъ двоимъ надо… Чтобы одинъ вытягивалъ, а другой сачкомъ подхватывалъ.

— Тебѣ-то самому пришлось-ли на удочку лосося словить? — спросилъ молодой человѣкъ.

— Когда на Невѣ на кирпичномъ заводѣ въ порядовщикахъ существовалъ, то трафилось разъ лососочка въ четыре фунта вытащить, — отвѣчалъ Миней. — Сига вотъ на удочку ни разу не трафилось. Кажись, нѣтъ и рыбы хитрѣе, какъ сигъ. Онъ ни въ жизнь на удочку не пойдетъ. Онъ только въ неводъ да и то всегда съ товарищами, а одинъ ни въ жизнь…

— Смотри, клюетъ.

— Вижу. Пущай заберетъ маленько подальше въ глотку, пущай…

Миней вытащилъ удочку. Надъ водой сверкнулъ краснымъ перомъ большой окунь.

— Вотъ видите, — сказалъ Миней. — Не ловится, не ловится, а эво какого матераго окуня вытащилъ. Это все въ счетъ… Все семьѣ въ уху на завтра. А такъ зря-то бы сидѣлъ у калитки, такъ какая польза? А тутъ все-таки окунь. Нѣтъ, оно ловится или не ловится, а коли ты настоящій рыбакъ, ты все равно сиди съ удочками. Убытку не будетъ, — закончилъ онъ.

Молодой человѣкъ началъ жаться.

— Хоть и теплая ночь, однако холодно все-таки на рѣкѣ-то въ одной рубахѣ, - проговорилъ онъ.

— Еще-бы. До Святаго Духа не снимай кожуха, говоритъ пословица, — отвѣчалъ Миней.

— Есть и прибавленіе къ ней — да и по Святомъ Духѣ ходи въ томъ же кожухѣ, - добавилъ молодой человѣкъ и сталъ уходить съ рѣки въ калитку палисадника.

Утро было прекрасное, тихое. По небу гуляли молочныя облачка, но не затѣняли солнце и оно свѣтило ласково, привѣтливо. Рѣка еле рябила. На берегу гоготали гуси, пощипывая травку, въ кустахъ чирикали какія-то птички. Миней, заводскій сторожъ, хлопоталъ около лодки, вытаскивая ее носомъ на берегъ. Около него стояло ведро и въ немъ что-то плескалось. За калитку заводскаго палисадника вышелъ молодой человѣкъ съ еле пробивающейся бородкой, въ сѣромъ дешевенькомъ пиджачкѣ, въ русскихъ сапогахъ съ высокими голенищами и въ студенческой фуражкѣ съ синимъ околышкомъ. Миней взглянулъ на него, досадливо прищелкнулъ языкомъ и покачалъ головой.

— Прозѣвали мы, совсѣмъ прозѣвали… — сказалъ онъ. — Я говорилъ, что за недѣлю до Троицы и недѣлю послѣ Троицы нужно ихъ караулить.

Молодой человѣкъ недоумѣвалъ.

— Эхъ! Вотъ незадача-то! Второе лѣто прозѣвываемъ, — продолжалъ Миней.

— Да что такое? — спросилъ молодой человѣкъ.

— Лещи прошли. Сегодня ночью вверхъ по рѣкѣ прошли.

— А ты почемъ знаешь?

— Да вонъ три штуки въ ведрѣ плещутся. Сейчасъ изъ мережи вытащилъ. Еще хорошо, что хоть мережу-то вчера на ночь догадался поставить. Эхъ, надо-бы неводомъ… Должно быть, на зарѣ шли. Неводомъ объ эту пору половить-бы, такъ уйму лещей вытащили-бы, ежели-бы на табунъ ихній напасть. Ужъ ежели въ мережку три штуки, то что-же-бы это было при неводѣ-то!.. Весь свой садокъ мы рыбой-бы заполонили. И вашей милости чудесно было-бы кушать, да и я-то-бы себѣ насолилъ кадку. Да что кадку! Тутъ три кадки, четыре кадки, ежели-бы на стадо напали. Вѣдь они стадомъ идутъ. Вотъ незадача-то!

— Да чѣмъ-же незадача-то! Ну, сегодня ночью половимъ лещей, ежели ужъ они показались, — сказалъ молодой человѣкъ.

— Половимъ! Сегодня ночью половимъ! Ищи вѣтра въ полѣ! Теперь ужъ они подъ Кузьмичевой дачей въ Кривомъ Колѣнѣ объ камни трутся и икру мечутъ. А все Петька и Васька. Я говорилъ имъ третьяго дня: «давайте, говорю, ребята, теперь ночи не спать, лещей караулить». «Нѣтъ, говоритъ, намъ утромъ работать надо. Ты, говоритъ, сторожъ и днемъ-то отоспишься, такъ тебѣ съ полгоря ночь не спать, а мы народъ рабочій». Охъ, ужъ эти фабричные! Пропьянствовать ночь — это сдѣлайте одолженіе, а чтобъ охотой заняться — сейчасъ: «мнѣ на утро работать надо».

Миней былъ совсѣмъ обезкураженъ. Поднявшись съ ведромъ на берегъ и поставивъ его къ сторонкѣ, онъ сталъ выжимать мокрый передникъ.

— Хуже фабричнаго народа и нѣтъ, сударь. Ничто имъ не интересно, — опять обратился онъ къ молодому человѣку. — Позови въ кабакъ — въ лучшемъ видѣ, а на рыбную ловлю — на это ихъ нѣтъ. Никакая охота имъ не любопытна. «Я, говоритъ, на хозяйскихъ харчахъ. На кой лядъ мнѣ лещъ!» А одному мнѣ какъ неводъ закидывать? Одинъ неводомъ не ловецъ.

— Да ты-бы мнѣ сказалъ, такъ я съ тобой половилъ-бы.

— Да вѣдь и двое съ неводомъ ничего не подѣлаемъ. Одинъ въ лодкѣ загребаетъ, другой неводъ кидаетъ, а кому-же конецъ-то веревки отъ невода на берегу держать. Неводовая ловля самое послѣднее дѣло три человѣка? Да и трехъ-то мало. Все ужъ четыре человѣка къ четыремъ концамъ требуется, чтобы неводъ вытянуть. Вы посмотрите, лещи-то какіе въ ведрѣ. Вѣдь это все икрянники.

Молодой человѣкъ заглянулъ. Въ ведрѣ, на половину налитомъ водой, головами внизъ были опущены три большихъ леща, плескали плавательными перьями и бились о стѣнки ведра хвостами.

— Рябинники ужъ это. Послѣдніе. Калинниковъ мы тоже прозѣвали, — продолжалъ Миней. — Первые идутъ, когда калина зацвѣтетъ, а вторые на рябину, когда рябиновый цвѣтъ. Конецъ теперь. Погибло дѣло.

— Да отчего-же конецъ-то? — допытывался молодой человѣкъ. — Вѣдь ужъ лещи зашли въ нашу рѣку, значитъ они тутъ въ рѣкѣ. Самъ-же ты говорилъ, что теперь они въ Кривомъ Колѣнѣ. Ну, сегодня вечеромъ поѣдемъ съ неводомъ въ Кривое Колѣно.

— Да нешто въ Кривомъ Колѣнѣ ловить можно! Вѣдь тамъ камни, тамъ плита кочевряжинами на днѣ-то лежитъ. Закинь-ка тамъ, такъ и неводу поклонишься. Такъ на днѣ и оставишь его. Въ третьемъ году нашъ мировой тоже сунулся — большой охотникъ онъ до рыбы — да и вернулся домой безъ невода. Весь неводъ съ мотней на днѣ оставилъ и только веревки привезъ. А вѣдь неводъ-то сорокъ цѣлковыхъ. Лещей только и ловить, пока они мимо насъ вверхъ проходятъ. У насъ мѣсто гладкое, у насъ засоровъ нѣтъ. Э-эхъ! — снова крикнулъ Миней, досадливо почесывая затылокъ, и прибавилъ:- Да, трутся теперь о камни, трутся безъ пользы людямъ. Поди, достань ихъ теперь изъ каменьевъ-то! Ну! Петька съ Васькой, припомню я вамъ это. Черезъ васъ прозѣвалъ, прямо черезъ васъ.