– Очевидно, весьма немногие. Кто-то из твоих соперников?

Уэллс обнажил безупречные зубы в улыбке иного рода.

– Вряд ли.

– Тогда что остается? ЮНКОМ? Крупная метрополия или государство?

– Или кто-то из Братства, как мы уже предполагали. А это реальная вероятность, потому что у его членов имеется преимущество. – Уэллс кивнул, размышляя. – Им известно, что следует искать. Никто иной даже не знает, что такое существует.

– Значит, ты воспринял меня всерьез.

– Разумеется. – Уэллс поднял ложечку и стал смотреть, как с нее в чашку капает кофе. – Меня это давно встревожило, но разговор о вероятностях заставил меня понять, что это скверный расклад и игнорировать его дальше уже нельзя. – Он снова окунул ложечку, но на сей раз стал капать кофе на скатерть. – Никогда не понимал, зачем Старику понадобилась эта модификация, а на меня и «Телеморфикс» упала тень, когда объект соскочил с радара. До сих пор я позволял Старику самому с этим справляться, но, думаю, ты прав – нам надо стать более активными.

– Вот теперь ты заговорил как надо. Как по-твоему, сделка в Южной Африке имеет к этому какое-то отношение? Ему вдруг ни с того ни с сего страстно захотелось избавиться от нашего старого приятеля. А ведь Балли вышел из членов Братства почти пять лет назад. Так почему именно сейчас?

– Не знаю. Очевидно, подробности мы узнаем, когда он принесет спецификацию на задание. Но сейчас меня гораздо больше интересует дыра в собственном заборе… если она существует.

Якубиан допил коньяк и облизнулся.

– Знаешь, я прихватил целый отряд охранников не только для очистки ресторана. Я подумал, что могу оставить несколько человек тебе в помощь. Один из моих парней работал в «Сосновом ущелье», а другой только что окончил школу промышленного шпионажа «Криттапонга» и знает все новейшие трюки.

Уэллс приподнял бровь:

– И он ушел из «Криттапонг» США, чтобы работать у тебя? За армейский оклад?

– Нет. Мы его завербовали еще до того, как он пошел туда работать. – Генерал рассмеялся и провел пальцем по краю бокала. – Значит, ты решил сосредоточить усилия на поисках способа, при помощи которого кто-то проник в проект?

– Если кто-то в него проник – я пока считаю, что этого не произошло. Господи, да ты сам подумай о последствиях, если так оно и есть. Но ты прав, этим я тоже займусь. Но нам надо сделать и еще кое-что.

– Да? И что же?

– Ну, так кто из нас слишком много выпил? Не будь ты немного под хмельком, твой блестящий военный ум наверняка бы мгновенно это ухватил, Дэниел.

– Считай, что я этого не слышал. Скажи сам.

Уэллс положил на стол удивительно гладкие руки.

– У нас есть основания полагать, что в системе безопасности пробита брешь, так? А поскольку моя организация полностью отвечает за безопасность проекта, я обязан подозревать всех – даже членов Братства. Даже самого Старика. Я прав?

– Прав. И что же?

– А то, что теперь я обязан – с твоей помощью, разумеется, поскольку у «Телеморфикса» всегда были очень теплые отношения с правительством, – попробовать отыскать не только эту брешь, но и самого беглеца. Внутри системы. И если, обнаружив беглеца, мы заодно узнаем, чем он так привлек внимание Старика, и это знание окажется опасным для интересов наших уважаемых коллег… то нас ждет неизбежный позор, верно, Дэниел?

– Мне нравится ход твоих мыслей, Боб. Ты становишься все лучше и лучше.

– Спасибо, Дэниел.

Генерал встал.

– Почему бы нам не вернуться? Моим парням не терпится приняться за это дело.

Уэллс тоже поднялся, только медленнее.

– Спасибо за обед. У меня давно уже не было такого приятного вечера.

Генерал Якубиан провел карточкой перед считывателем на прилавке и приветливо помахал официантке, которая выглядывала из-за двери, словно загнанный в угол зверек. Потом повернулся и взял Уэллса под руку.

– Всегда приятно пообщаться со старым другом.

–… И волк все бежал и бежал, пытаясь вытряхнуть из брюха раскаленные камни, но дровосек зашил их туда крепко. Он подбежал к реке и стал пить, пока камни внутри наконец не остыли, но они были очень тяжелыми, и волк свалился в реку и утонул.

А Красная Шапочка и бабушка радостно обнялись и поблагодарили дровосека за его доброту. И с той поры они жили счастливо… Извини. – Мистер Селларс закашлялся и протянул дрожащую руку к стакану с водой. Кристабель подала ему стакан.

– Но в книгоочках сказка кончается не так. – Она немного встревожилась. Сказкам не полагается заканчиваться по-разному. – В настоящей сказке волк раскаялся и пообещал никогда больше так не делать.

Мистер Селларс глотнул воды.

– Что ж, все меняется, и сказки тоже. Полагаю, в исходной версии даже Красной Шапочке и бабушке не удается уцелеть, не говоря уж о злом волке.

– Что такое «непорочная дева»?

– Самое начало всех сказок, – улыбнулся старик. – Или истинное событие, которое потом оплели небылицами.

– Но сказки не бывают настоящими. Мне так мама говорила. Они просто сказки – поэтому, когда их слушаешь, не надо бояться.

– Но все имеет свое начало, Кристабель. – Старик повернулся и посмотрел в окно. Сквозь густую листву растущих перед ним растений можно было разглядеть лишь кусочек голубого неба. – А в каждой сказке есть хоть капелька, но правды.

Браслет Кристабель начал мерцать. Девочка нахмурилась и встала.

– Мне надо идти. У папы завтра выходной, и мы сегодня вечером уезжаем, а мне еще надо уложить одежду и игрушки. – Она вспомнила слова, которые полагалось сказать. – Спасибо за сказку, мистер Селларс.

– О… – немного удивленно произнес старик. Он молчал, пока девочка, переодевшись, не вошла в комнату. – Мой юный друг, хочу тебя кое о чем попросить. Мне не хочется тебя обманывать, иначе мне будет невыносимо стыдно.

Кристабель не поняла, о чем он говорит, но, похоже, о чем-то плохом. Она сунула палец в рот и молча застыла на месте, ожидая продолжения.

– Когда вы вернетесь из поездки, я тебя попрошу кое-что для меня сделать. И некоторые мои просьбы могут тебе показаться нехорошими. Ты даже можешь испугаться.

– А больно не будет?

– Нет, – покачал головой мистер Селларс. – Я никогда не сделаю тебе больно, малышка Кристабель. Ты мой очень большой друг. Но то, что я тебя попрошу сделать, – секрет, причем самый важный из всех, которые тебя просили сохранить. Понимаешь?

Девочка кивнула и широко раскрыла глаза. Старик говорил очень серьезно.

– Тогда иди и повеселись в выходные со своей семьей. Но когда вернешься, то, пожалуйста, приди ко мне как можно скорее. Я не знал, что ты уедешь, и боюсь, что… – Он помолчал. – Так ты придешь ко мне, как только вернешься? Ты будешь здесь в понедельник?

Кристабель снова кивнула.

– Мы прилетим обратно в воскресенье вечером. Так мне мама сказала.

– Хорошо. А теперь иди. И не скучай.

Кристабель шагнула к двери и обернулась. Старик смотрел на нее. Его забавное, словно расплавленное лицо выглядело очень несчастным. Девочка подбежала к нему и поцеловала в щеку. Кожа у него оказалась прохладной и гладкой, совсем не похожей на колючую папину щеку.

– До свидания, мистер Селларс.

Она быстро закрыла дверь, чтобы влажный воздух не вырвался наружу. Когда она бежала по дорожке, старик ей что-то крикнул, но за толстым оконным стеклом она не разобрала слов.

Кристабель медленно шла домой, напряженно размышляя. Мистер Селларс всегда был к ней добр, и он ее друг, пусть даже родители не велят к нему ходить. Но теперь он сказал, что попросит ее сделать какие-то скверные вещи. Она не знала, что такое скверные вещи, но когда стала об этом думать, у нее похолодело внутри.

Может, это небольшие скверные вещи – вроде того случая, когда она взяла мыло? То был небольшой проступок, потому что никто про это не узнал и ей не попало. В конце концов, она ведь не украла это мыло в магазине или у кого-нибудь дома. Или это скверные вещи другого рода – например, очень, очень и очень плохо садиться в машину к незнакомому человеку; мама всегда так тревожится, когда про такое говорит. Или это тайная плохая вещь вроде той, что однажды сделал папин друг капитан Паркинс, после чего миссис Паркинс прибежала к ним домой со слезами на глазах. Такие плохие вещи взрослые ей никогда не объясняли, только напускали на лицо таинственность и говорили друг другу: «Ну, сами знаете» – или обсуждали их, когда Кристабель ложилась спать.