Приход полковника был для обоих неожиданностью.
— О! Товарищ Романенко! Какими ветрами! — Прокурор поднялся навстречу. Они были знакомы: неоднократно встречались на областных совещаниях.
— Ваши неприятности заставили двинуться в путь!
— А я сказал областному прокурору, чтобы никого не присылали: сам разберусь.
— У меня в этом нет сомнений!
— А это мой следователь, знакомьтесь, — энергичным жестом указал прокурор на Ивашкевича.
Полковник из выступлений на совещаниях знал, что прокурор несколько заносчив и хвастлив. Поэтому от его слуха не ускользнуло «мой следователь», «сам разберусь».
— Ну, и чем же следователь порадует нас? — спросил полковник, — пожав руку Ивашкевичу.
— Кое-что уже есть…
— Это «кое-что» не так уж маловажно, товарищ полковник, — вмешался прокурор. — Картина вырисовывается не в пользу руководства завода. В цехе не было порядка. Со взрывчаткой обращались, как с песком. Сплошные неисправности в оборудовании. В общем, я имею уже достаточно оснований, чтобы принять решение о руководстве завода…
Снова полковник отметил про себя прокурорское «я», но тут же его внимание привлек скрип входной двери. В кабинет вошла девушка. В стеганке, повязанная платком, в мужских кирзовых сапогах.
— К прокурору я… Вот повестка…
— Захарина?
— Да, Захарина…
— Эта девушка, товарищ полковник, должна нам интересное рассказать…. Верно, Захарина?
— А шо я таке знаю?… — Девушка пожала плечами.
— Сначала садись, пожалуйста!
— Не барыня, постою. — Скрестив руки на груди, вошедшая выставила вперед грязный большой сапог. Может, эта решительная, независимая поза заставила прокурора сразу перейти на «вы».
— Вы, кажется, последней ушли из цеха?
— Ну, последняя, так шо?
— Расскажите, пожалуйста, что вы видели в цехе перед уходом?
— А шо я там могла видеть?
— Ну, обстановка, понимаете… Для нас это очень важно.
— Обстановка? А яка там обстановка? Вторая смена, как и всегда, работала. Вечером пришел директор, пошушукался з нашим мастером и ушел. Потом пришел механик завода и остановил работу. Все девчата сразу ушли. А я наводила порядок на своем рабочем месте. Потом вышла из цеха, сделала несколько шагов, как меня ослепило огнем. А очнулась уже в больнице. Вот и все!
— Мы сделали хронометраж. С момента выхода Захариной из цеха до места, где ее настиг взрыв, прошло ровно полторы минуты, — многозначительно сказал прокурор.
— Понимаю. Очень важно установить, что же было в цехе до взрыва, — сказал полковник.
— И единственный свидетель этого — Захарина. — И, обращаясь к девушке, попросил: — Рассказывайте все, что помните.
— Я уже все сказала.
— А кто оставался в цехе?
— Начальник цеха и три слесаря,
— Что они делали?
— Слесари возились у шнековых аппаратов. Начальник цеха что-то писал.
— Может быть, вы заметили что-нибудь необычное в их поведении?
— А шо може буты необычного?
— Ну, скажем, суетились, волновались, возможно, проявляли растерянность?
— Ничего такого не було.
— Ну, а может, пожар?
— Та вы шо? Який там пожар! Не було цього, — девушка обиженно отвернулась. — Ще питати будете?
— Пожалуй, все. И за это спасибо. Очень ценные сведения вы нам сообщили, — сказал прокурор и снова уселся, указательными пальцами опершись на стол.
— Та шо там я таке сказала?
— Спасибо. Очень хорошо сказали. — Полковник подошел к Захариной, взял ее за локоть. — Разрешите задать еще один вопрос? Что говорят люди о взрыве?
— Люди? Разное говорят.
— Ну, а все же?
— Говорят про шпионов, а больше начальство ругают.
— Про шпионов тоже говорят?
— Ще як! Дид Свирыд даже, сам бачив, як спускались парашютисты биля самого завода.
— Кто такой этот дид?
— Сторожуе в ночь коло заводского ларька…
Захарина ушла. В комнате воцарилась тишина. Следователь пересматривал ранее составленные списки инженерно-технического персонала, выбирал, кого еще допросить. Прокурор посматривал на часы, видимо думал об обеде. А полковника волновало сказанное девушкой о шпионах. Он уже успел и раньше наслушаться о том, как эти шпионы «спускались на парашютах». Все это выглядело наивно и неправдоподобно. И все же возможность умышленного взрыва цеха он исключить не мог. Если предположить, что взрыв явился только результатом технических неполадок в цехе, то ему, полковнику госбезопасности, здесь делать нечего. Пусть прокурор сам разбирается и определяет виновных. Но пока не было материалов, дающих основание для таких выводов.
* * *
Полковник и Романкин в гостиницу шли пешком. Над городом опускались сумерки. В одноэтажных домиках, обсаженных вишнями и обнесенных заборчиками, зажигались огни. Полковник всей грудью вдыхал бодрящий морозный воздух, подставляя утомленное лицо ветерку. Бессонная ночь и напряженный день давали о себе знать. Когда Романкин сказал, что имеются серьезные документы, свидетельствующие о грубых нарушениях техники безопасности в цехе, полковник резко прервал:
— Вы, кажется, чекист, и не техника безопасности предмет ваших забот.
— Само собой, товарищ полковник, но в документах цеха такие перлы, что сами говорят за себя! Удивляюсь, почему цех раньше не взорвался!
— Подобного я сегодня наслушался вволю. Если нет ничего другого, давайте перенесем разговор на завтра.
В гостинице их встретила высокая женщина. Если бы не сеточка морщинок у глаз, она выглядела бы совсем молодо.
— А я вас давно жду! Позвонили еще утром, что вы приедете. Ваша комната на втором этаже, я провожу вас!
— Спасибо, — поблагодарил полковник.
В гостинице было тепло. Ощущался запах краски и сырого мела. Уже поднявшись на второй этаж, женщина сказала:
— Только три дня, как открыли гостиницу. Вы, можно сказать, новоселы. А вот и ваша комната, пожалуйста, входите!
Когда она ушла, Романкин сказал:
— А хозяйка наша, товарищ полковник, просто писаная красавица.
— Понравилась?
— Хороша, ничего не скажешь!
— В Донбассе почти все такие. И это не случайность. Сюда съезжались отовсюду люди всех национальностей. Приезжали и женщины. Замуж выходили те, что покрасивее, оседали на постоянное жительство. Так постепенно произошел своеобразный отбор.
— А ведь в этом, пожалуй, есть рациональное зерно, товарищ полковник! Эта красавица действительно воплотила в себе интернациональные черты. Брови кавказские, тонкие и легкие, как морская чайка, разрез глаз восточный. Сама стройная, будто русская березка. А руки… Вы заметили ее оголенные руки? А как она на вас посмотрела!…
— На меня? Выдумываете, — равнодушно сказал полковник.
В дверь постучали.
— Извините, — в комнату вошла администратор гостиницы, — забыла сказать, что у нас на кухне есть чай, а внизу в ресторане можно поесть.
— Спасибо, воспользуемся вашей любезностью, — сказал полковник.
— Вот бы чайку организовать, — сонно молвил полковник, когда женщина скрылась за дверью.
— Это можно! — Романкин ушел за чаем.
Только полковник переоделся в пижаму, как в комнату, постучавшись, вошел худощавый щуплый мужчина, длинноволосый, с большими очками на остром носу.
— Извините. Хочу представиться. Профессор сказал мне, что нам предстоит работать с вами.
— Давайте знакомиться, — пожал полковник сухую руку гостя.
— Сиверский. Кандидат технических наук, член экспертной комиссии.
— Профессор, кандидат наук — целое отделение института! Наверное, думаете растянуть исследования на целый месяц.
— О, полковник, дай боже, как говорят, в месяц управиться!
— А вы разве не знакомы с материалами следствия? Прокурор уже заканчивает уголовное дело, а вы собираетесь быть здесь месяц?
— Уголовное дело не моя стихия. Истину я привык познавать научным путем. А для обобщений еще не вижу материала. — Сиверский лукаво улыбнулся.
— Вы ставите под сомнение материалы уголовного дела?