— А может, вы слышали где-нибудь ее фамилию? — допытывался полковник.

Феня наморщила лоб, стараясь припомнить.

— Лузгина… Лузговская… Помню, что-то на «Лу». Ах да, кажется, Лузинская! А может, и не Лузинская, а что-то похожее, — снова заколебалась она и извиняющимся тоном добавила: — Уж вы простите, устала я сильно, может, потом вспомню…

— Очень вас прошу, если вспомните, сейчас же позвоните. — Полковник взял клочок бумаги и записал на нем номер телефона. — А теперь, я думаю, пора вам и отдохнуть. Есть у вас, капитан, вопросы к товарищу Чумаковой?

— Как будто бы все, — смущенно ответил Васильев, обескураженный тем, что дело повернулось совсем иначе, чем он ожидал.

— Тогда поблагодарим Феню и извинимся за то, что потревожили ее. И не забудьте вернуть ей приколку, капитан! — усмехнулся Снежко. — Как-никак, а именно эта штучка нам помогла…

Уже поднявшаяся с места девушка удивленно взглянула на полковника.

— Потом, потом, Феня, я вам все объясню! Пока это мой секрет!

Когда Чумакова вышла, полковник, веселый и довольный, повернулся к Васильеву:

— Ну-с, капитан, вы не в претензии на меня за то, что я лишил вас вашего «вещественного доказательства»?

— Приходится подчиняться начальству! — притворно вздохнул Васильев и серьезно добавил: — А знаете, товарищ полковник, какое это приятное чувство, когда с человека снимается подозрение!

— В нашей работе, капитан, — самое приятное! Чем больше честных, хороших людей, тем и работать легче… А теперь давайте пройдем к майору Лысенко. Нужно сегодня же заняться этой Лузинской или как там ее!

В кабинете полковника Снежко не умолкали телефонные звонки.

В разработанной операции время исчислялось не днями, а часами и даже минутами. На выполнение срочных заданий были мобилизованы почти все оперативные работники отдела. Сейчас сведения начали поступать отовсюду.

Как и ожидали Снежко и Лысенко, нити от скрывшегося вражеского агента вели к Лузинской.

Разысканные в оставленных гитлеровцами архивах документы, показания соседей, наблюдения так или иначе сталкивающихся с Лузинской людей рисовали ее отталкивающий облик.

Разбираясь во всех этих данных, что потоком текли по телефонным проводам и ложились на стол телеграфными бланками, выслушивая устные информации сотрудников, Снежко и Лысенко отсеивали ненужное, сопоставляли даты, заполняли еще имеющиеся «белые пятна» логическими построениями. И постепенно разрозненные мозаичные кусочки начали складываться в одну цельную картину сначала жалкой, а затем темной и преступной жизни.

— Во время оккупации Таисия Лузинская сожительствовала с неким Ложниковым, не занимавшим никакого официального поста, но имевшим явных покровителей в гестапо. С гестаповцами он и отступил. Вот его фотокарточка, найденная в архивах, и устные описания наружности Ложникова, записанные лейтенантом Островым со слов помнивших его людей. — Лысенко передал полковнику фото и исписанный листок бумаги с отчеркнутыми красным карандашом строчками.

— Да, кажется, совпадает с приметами, которые дал задержанный диверсант. Только странно, что этот «Зубр» рискнул появиться в местах, где его несомненно помнили по прошлой его «деятельности».

— А с другой стороны, ему ведь и некуда было податься без денег и без средств связи, когда он убедился, что явки провалены. Только к женщине, в чувствах которой он был уверен. Да и появление его у Лузинской было замечено чисто случайно. Не родись в эту ночь у соседа до дому, Назаренко, дочь, и не возвращайся он поздно ночью из родилки, никто бы не узнал о госте Лузинской, и ей не пришлось бы потом объяснять соседям, что приехал двоюродный брат. Как он «уехал» от нее, никто не видел, и вообще, во время его официального, так сказать, визита к двоюродной сестрице с ним никто не встречался. Очевидно, запрятала она его надежно. В собственном доме сделать это было нетрудно. Объявив соседям и немногим знакомым, знавшим о госте, что брат неожиданно уехал, Лузинская не вернулась к прежней рассеянной жизни, а стала вести себя более замкнуто. Характерно, что она перестала покупать продукты в ближайшем гастрономе, как делала это раньше, а ходила за покупками в наиболее отдаленные от своей квартиры магазины, чаще всего в разные. Но в сравнительно небольшом населенном пункте нелегко что-либо скрыть. Слишком часто стала она покупать спиртные напитки и папиросы, и это не могло не привлечь внимания продавщиц…

— В день убийства Лузинскую видели в обществе какого-нибудь военного?

— Этого установить не удалось. Вернее, пока не удалось. Ведь времени-то прошло так мало!

— И все же бежит оно катастрофически быстро! Вас не тревожит, что от капитана Васильева до сих пор ни слуху ни духу?

— Отчасти меня это радует. Если бы Лузинская исчезла, как мы опасались, он снял бы наблюдение за ее домом.

— Все же, — заметил полковник, — кого-нибудь из своей группы он мог бы прислать с донесением!

Лысенко порывисто вздохнул. Его самого терзали тысячи опасений. Невероятно, чтобы преступники так медлили! Обеспечив себя оружием, они несомненно должны были скорее скрыться. Не для коллекции же они его добыли ценой тягчайшего преступления, а для осуществления каких-то своих планов!… Что, если эти планы мог выполнить в одиночку таинственный постоялец Лузинской? И вдруг он уже на пути к тому, чтобы их осуществить?

Чем дольше длилось ожидание, тем заметнее нервничал Лысенко, тем чаще и глубже затягивался дымом сигареты Снежко, тем придирчивее проверяли оба каждое свое распоряжение.

В шестом часу вечера от Васильева поступило первое донесение. Он сообщал, что Лузинская дважды выходила из дому и вела себя очень нервозно. Ни с кем из посторонних не разговаривала, и было заметно, что она избегает встреч со знакомыми людьми. Во время первой своей прогулки она зашла в сберегательную кассу и, не закрывая личного счета, взяла с книжки почти весь свой вклад — пять с лишним тысяч рублей. Затем Лузинская отправилась на вокзал, но с полпути вернулась, вышла на главную улицу и остановилась у справочного киоска. Проверкой установлено, что она справлялась о времени отправки поезда на Ригу и стоимости проездного билета. Во время второй прогулки Лузинская купила в универмаге среднего размера чемодан, однако вернулась и заменила его вместительной женской хозяйственной сумкой новейшего фасона. Наблюдения за домом не давали основания предполагать, чтобы в квартире Лузинской находился кто-либо посторонний…

— Кажется, дело близится к развязке, майор, — удовлетворенно сказал Снежко, прочитав сообщение Васильева.

— Меня тревожат последние строки в донесении капитана. Неужели мнимый двоюродный братец успел ускользнуть?

— Я считаю, что после убийства он не возвращался домой. Это было бы слишком неосторожно.

— Вы думаете, она встретится с ним в пути?

— Где-нибудь на промежуточной станции или на месте назначения. Так или иначе теперь мы их не упустим из виду. Пошлите в помощь Васильеву еще двух человек. Чтобы сбить со следа возможную погоню, преступники могут прибегнуть в дороге к неожиданному трюку, и одному Васильеву трудно будет за ними уследить.

— Разрешите приготовиться в дорогу и мне? — спросил майор. — Организовать, так сказать, встречу!

— Как только получим сообщение Васильева о том, что Лузинская выехала именно в предполагаемом направлении, — вылетайте. Вам надо их опередить. Думаю, что преступники не рискнут воспользоваться самолетом — среди огромного количества пассажиров железнодорожного транспорта легче затеряться. Но на всякий случай обеспечьте, чтобы во всех аэропортах, где они могут пересесть с поезда на самолет, знали приметы обоих. И вот еще что…

Телефонный звонок не дал полковнику окончить фразу. Он выслушал информацию, роняя лишь отрывистые слова:

— Так… хорошо… одобряю… Хорошо.

— Васильев? — нетерпеливо спросил Лысенко, как только Снежко положил трубку.

— Не лично, но от него. Капитан просил передать, что Лузинская взяла два билета до Риги, но в поезд села одна. Билета никому не передавала. Для облегчения наблюдения Васильев взял двух оперативных работников своей группы.