После этого мать сказала: «Всего есть четыре лиры пятнадцать сольди. Слушайте, дети, если мы купим capitone [10], то потом нам целую неделю придется есть „хлеб со слюною“ — pane o sputo».

Мео отвернулся, а остальные три мальчика начали плакать и кричать так, что у меня закружилось в голове. Маленький Пьерино лег на стол, начал бить по доске каблуками и повторял во все горло: «Я хочу capitone! Я хочу capitone!»

Мать зажала уши и закричала хриплым голосом: «Zitto, zitto [11], Мео купит вам capitone!»

Тогда Мео отозвал ее в сторону и сказал: «Пусть их, мама. Я, верно, завтра получу лиры две от тех, кто потерял вот эту куклу. — Он показал матери меня и добавил, почему-то смотря ей прямо в глаза: — Я ее нашел на via Sistina».

Мать тоже посмотрела ему прямо в глаза, потом посмотрела на меня и сказала: «Не испорть ее, Нинетта». Потом она опять обратилась к Мео: «Ну, тебе пора. Cottio скоро начнется. Только купи хорошего capitone. Бедные мои дети, надо же вам, в самом деле, хоть раз в году сытно и вкусно поесть!»

— На улице Нинетта куталась в два платка и прижимала меня к себе. Я высунула голову и слушала, но они молчали. Только один раз Мео сказал: «Мы оба сумасшедшие. Дует трамонтана [12], а я веду тебя на piazza del Cerchio!»

Она ответила: «Но на улице ведь так хорошо! И мне тепло, Мео, право, тепло».

Мы прошли мимо огромной ямы, большой, как piazza Colonna, и оттуда подымались какие-то столбы, камни и стены…

— Это- Foro Romano, — вставила Нерина.

— …Мы его прошли, и я увидела толпу, услышала шум и крики и почувствовала невыносимый запах рыбы. Торговцы ужасно громко выкликали названия рыбы, и чаще всего слышалось: Capitoni! Capitoni! Capitoni! — Это и был cottio, рыбный рынок.

— Да, — опять прервала Нерина, — я знаю, такой рынок устраивается перед каждым Рождеством. И у нас вчера вечером тоже был к ужину capitoni. Но рассказывай дальше, Гуальберта, я больше не буду тебя прерывать.

Гуальберта снова заговорила:

— Я не люблю шума и толпы, и потому я спряталась под платками Нинетты. Там, как в темнице, я пробыла очень долго, и под конец Нинетта начала страшно кашлять. Когда я почувствовала, что мы ушли с cottio, я снова выставила голову. Нинетта, хрипя, сказала Мео: «Идем скорее домой, мне очень больно в груди, когда я кашляю». Мео смотрел на нее так, как будто она была его сестра, и повторил несколько раз: «Мадонна! Зачем я взял тебя с собою, я сумасшедший?!»

Когда мы вошли в ту улицу, Мео дал ей в руки сверток с рыбой, а сам взял Нинетту на руки и понес нас наверх, в комнату соры Нанны. Но соры Нанны не было. Мео уложил Нинетту на кровать — если бы ты видела эту кровать! — и Нинетта все кашляла так, как будто у нее рвалось в горле. Мео хотел позвать сору Нанну, но девочка не соглашалась и уверяла его, что это пройдет. Она прибавила: «Только вернись ко мне и не отнимай у меня сегодня куклу».

Мео взял рыбу и побежал домой. А через несколько минут Нинетта — она была горячая-горячая — сделалась такой странной и стала говорить такие непонятные вещи, что я едва не обмерла со страха. Она начала бредить.

Мео пришел и, увидев это, бросился за своей матерью и сорой Нанной. Вся комната наполнилась соседками, а через полчаса пришел доктор. Обо мне тут совсем забыли, и кто-то бросил меня в угол. Я попала за сундук и лежала там, почти ничего не слыша и не двигаясь.

— Только на другой день обо мне вспомнили. Мать Мео вытащила меня и унесла к себе. Я успела рассмотреть Нинетту, которая лежала на своей постели и тихо хрипела.

Когда наступил вечер, пришел Мео. Он отдал матери свою выручку и сейчас же убежал к Нинетте.

Он вернулся не скоро и смотрел очень хмуро. Зато его братьям было весело. Они прыгали вокруг стола и пели:

Evviva il capitone, Abbasso il pizzardone! [13]

Потом один из них закричал: «Мама, а ты забыла, что сегодня надо зажечь ceppo?» [14]

Мать сказала: «Но у нас нет больше дров».

Тогда мальчишки снова начали хныкать. Мать вздохнула и одела уже было платок, но Мео встал и без шапки вышел из комнаты. Через десять минут он вернулся и принес большой кусок деревянной доски.

«О, — сказала мать ласковым голосом, — кто это дал тебе так много?»

А Мео коротко ответил: «Я украл это на стройке».

Потом он сел у стола и больше не двигался.

Мальчики положили доску в камин, обернули ее старой газетой и зажгли. Когда она наконец разгорелась, они запрыгали перед огнем, греясь и крича:

«Ceppo должен гореть до самого рождественского утра», — закричал Пьерино.

Тут Мео поднял голову и сказал: «Доктор говорит, что Нинетта проживет столько же, сколько и рождественское ceppo».

Мать разделила между всеми часть capitone, и Мео принялся с жадностью за еду.

— Сегодня утром Мео вышел из комнаты, когда было еще темно, и вернулся только через три часа. Он был очень молчалив и бледен; он завернул меня в платок, взял под мышку свой ящик и вышел. На улице перед домом, где жила Нинетта, была большая толпа, но Мео пошел другой дорогой, и я не могла узнать, что сталось с бедной девочкой.

Мео шел молча и опустив голову, не предлагая никому спичек и не останавливаясь для чистки башмаков.

Вдруг к нему подошел полицейский и сказал: «Ohé, ragazzo [16], покажи-ка мне свой билет!»

Мео вздрогнул и оглянулся, как будто хотел убежать. Но полицейский держал уже его за куртку. Тогда он спросил: «Какой билет?»

«А ведь это ящик для чистки сапог?»

«У меня нет билета», — сказал Мео угрюмо.

Полицейский ничего не ответил, взял его за руку и повел с собою. «А это что?»

Мео, глядя в землю, ответил злым голосом: «Вы или слепой, или дурак, pizzardone: это кукла».

Полицейский, кажется, страшно рассердился, но сдержался и только прибавил шагу да сказал: «А вот мы в префектуре узнаем, откуда у тебя эта кукла».

Когда мы пришли в большое здание с огромными залами — верно, это была префектура, — какой-то господин взял меня у Мео, унес и спрятал в шкаф. Через час дверь шкафа отперли, и я увидела твоего папу.

Синьор Депретис вошел в детскую на цыпочках, но Нерина уже проснулась.

— Babbo, babbuccio [17], - позвала она, — если бы ты знал, что Гуальберта рассказала мне во сне!

И она передала отцу приключения куклы, закончив своим настойчивым тоном:

— Надо, чтобы ты отыскал семью Мео и также бедную Нинетту, может быть, она еще жива, и помоги им. Непременно, babbo mio!

Отец посадил ее к себе на колени и сказал:

— Как ты впечатлительна, моя милая девочка! Ведь ты понимаешь, что это все тебе только приснилось. На самом деле Гуальберту принес в полицию приказчик того магазина на via Sistina, где мы ее потеряли.

Нерина задумалась.

После, наедине, синьора Депретис сказала мужу:

— Все это твоя система воспитания. При девочке читают газеты, говорят Бог знает о чем… Она так впечатлительна!

Вечером было очень весело. Рождественская елка в Риме — редкость, и это еще увеличивало ликование детворы.

Нерина нашла среди подарков новое платьице для Гуальберты, переодела ее и танцевала с нею вальс в первой паре.