Прежде чем я успела спросить, что значит «снаружи», Белл снова исчез.

И в этот раз я смотрела прямо на него. Нет, это не было проделкой иллюзиониста. Он разом утратил свои измерения. Сначала сделался плоским, как фотография на доске розыска, потом еще раз сложился, превратившись в прямую черту, затем обернулся светящейся точкой. Вот и она сгинула, оставив на моей сетчатке яркий фиолетовый послеобраз.

Я должна еще кое в чем признаться. За всю жизнь я только раз падала в обморок. Один-единственный раз. Удовольствие, прямо скажем, ниже среднего, и вам его испытать не пожелаю. Такое может случиться, когда ваш разум, или тело, или эмоции достигнут точки абсолютного насыщения, и кратковременная отключка пойдет только на пользу здоровью.

Не сомневаюсь, вы предположили, что я имею в виду именно тот момент, о котором речь. Вообще-то нет, но тогда я была крайне близка к обмороку. Ко всем чертям провалилось мое душевное равновесие, мир сделался серым по краям, закатились глаза… Нет, только не это!

Вот так просто. Я взяла и отказалась терять сознание, схватилась за край стола, сжала изо всех сил, чтобы почувствовать его твердость. Совладала с дыханием. Секунд десять потратила на раздумья, как теперь действовать. И сделала то единственное, что показалось имеющим смысл: вернулась на стул и стала ждать.

Уайатту Эрпу несказанно повезло выйти живым из всех переделок, благодаря этому обстоятельству он предстал в глазах потомков выдающимся искусником стрельбы от бедра. В многочисленных инсценировках своих приключений он совершает баллистические чудеса, например, галантно позволяет недругу первым кинуть руку к кобуре и лишь тогда хватается за собственный револьвер, успевая прицелиться и выстрелить на миг раньше. Часто он выказывает милосердие, то есть ранит, а не убивает. В отдельных случаях Эрп, чтобы не проливать крови, выбивает ружье из рук супостата.

Подобную картинку вы обнаружите в словаре, если откроете его на слове «чепуха».

Во-первых, короткоствольному оружию той эпохи подобная точность боя и не снилась. Находились мастера быстро выхватывать револьвер из кобуры и метко стрелять, но будучи, так сказать, специалистами узкого профиля, они нечасто рисковали подставлять свою шкуру под хорошо пристрелянную винтовку. И уж никто, даже Эрп, не осмелился бы пальнуть из своего дурацкого недомерка, чтобы выбить ружье из вражеских рук, даже будь такой фокус возможен в принципе. В те времена человечество только мечтало об эффективной хирургии, и схлопотать пулю в живот означало провести свои последние считанные дни на мокрой от пота подстилке, побывать в аду до клинической смерти, до того как можно будет выяснить, что причитается на самом деле — геенна огненная или райские кущи. Тогда действовало то же суровое правило, что и сейчас: если перед вами вооруженный противник и сами вы можете нажать на спуск — валите гада не заморачиваясь!

Кто-то, быть может, и обладал воспетой в вестернах меткостью, но это искусство становилось бесполезным, если перестрелка затягивалась. При выстреле возникало облако порохового дыма — вам и не представить, какое оно было большое и непрозрачное. Любая серьезная пальба сопровождалась дымовой завесой, она поедом ела глаза и скрывала позицию противника. Разборки голливудских ковбоев этого недостатка лишены, и мы прекрасно видим, кто попадает в цель, а кто промахивается, кто ранен, а кто убит. Люди же, которые дрались не на жизнь, а на смерть в пыльных городах, закладывая тем самым краеугольные камни для будущих пирамид лжи, действовали в гораздо менее комфортных условиях. И мифический «стрелок», на экране пробивающий пикового туза с пятидесяти шагов, в реальности едва ли смог бы разглядеть карту.

Ну и наконец, перестрелка, сделавшая легендарным Уайатта Эрпа — самое нетипичное событие в его жизни. Далеко не каждый день он был вынужден хвататься за револьвер. Даже имея дело с вооруженными нарушителями спокойствия, знаменитый шериф предпочитал свой коронный прием: подкрасться сзади и оглушить дубинкой. Да, коварно, да, жестоко — но зато меньше покойников на улицах Тумстоуна, а главное, меньше вероятность самому стать одним из них. В некоторых постановках создатели признают: Уайатт Эрп не был идеальным героем, и его поступки не совсем то, на чем желательно строить легенды.

Подобным же образом и из Малькольма Белла, проявившего смекалку в «первой лунной перестрелке», молва сделала не знающую промаха машину-убийцу, которая одержала верх над самым опасным душегубом Солнечной системы.

Сожалею, но это тоже не является истиной.

Кен Дестри был, мягко говоря, нездоров. Он получил сильное отравление и, как следствие, тяжелое неврологическое расстройство. С точки зрения медицины он являлся умалишенным, его рефлексы, как и способность к абстрактному мышлению, ослабли до абсолютного минимума, при котором человек остается опасным и подвижным. Представьте себе бешеную собаку: она опасна, но при этом движется раскоординированно, ничего не соображает и испытывает страшную боль. Вот так и Дестри, возможно, не понимал, кто он и где находится, и не догадывался даже, что подвергает риску свою жизнь. И он, конечно же, не осознавал того наиважнейшего, благодаря чему в более совершенном мире и сам бы прославился наравне с величайшими первооткрывателями. Хотите знать правду? В тот день никакого Кена Дестри уже не существовало.

Во второй раз менее чем за пять минут покидая кабину баржи, Малькольм Белл намерен приземлиться с выходом на четкий кувырок, чтобы в следующий миг оказаться на ногах, в удобной для стрельбы позиции.

Но получается совсем не так, как задумано.

Беллу, если на то пошло, еще не приходилось совершать подобные акробатические номера, да к тому же на Луне, да еще и облаченным в скафандр.

Поэтому вместо ловкого нырка-кувырка выходит крепкий удар плашмя о грунт. Вскидываются руки-ноги, потом и туловище взлетает на две-три секунды, которые для перегруженного рассудка выглядят полноценными минутами. Чудо, что не разбита лицевая пластина шлема, не порван скафандр, не пострадали жизненно важные органы внутри этого тонкого кокона; иначе кровожадный Дестри остался бы без противника.

Белл кричит, крайне неуклюже пытается затормозить и бьется о реголит еще крепче, чем в первый раз.

Происходи это на Земле, скольжение дало бы ему тактическую выгоду — он бы поднял тучу пыли, закрылся ею от противника, хоть и указал бы ему примерное направление на цель. Но это — Луна. Тут нет воздуха, способного замедлить осаждение пыли. И враг, сам оставаясь скрытым, отлично видит падение Белла — ну точно в голливудском фильме.

Скольжение уже почти закончено, когда меньше чем в метре от головы Белла камень величиной с кулак разлетается вдребезги.

Заметить стрелка при этом не удается. В такой ситуации самое разумное — откатиться, но на спине здоровенный горб со снаряжением, он зарывается в грунт подобно якорю, и Белл, беспомощно лежа на боку, теряет драгоценные секунды. Он видит еще два удара метательных снарядов, один приходится туда, где только что была его грудь, второй вздымает пыль меж раскинутых ног. Беллу абсолютно ясно: он влип. Он покойник. Следующий выстрел придется в живот, или в лицевую пластину, или в ранец. Эх, ранец, как же ты подвел: предназначенный для жизнеобеспечения, получается, ты обеспечил смерть.

И даже ответная стрельба бесполезна. Неизвестно, где прячется Кен Дестри. Нет времени обнаружить его и взять на мушку. Да и снайпер из Белла никакой. Но все же один шанс на миллион — это лучше, чем вообще ничего.

Поэтому он вертит головой, озирает ландшафт, ищет силуэт.

И вот чудо из чудес: метрах в двадцати обнаружен идущий к нему Кен Дестри. И это не походка здорового человека. Маньяк подволакивает ногу и замирает перед каждым шагом, как будто его должны взвесить и одобрить голоса, борющиеся за власть в помраченном рассудке. Даже если бы вдруг Дестри одеревенел, а затем рухнул ничком, Белл не удивился бы — он и сам в этот миг испытывает что-то вроде безумия, которое перед лицом смерти заглушает любые страхи.