Дени зарделся от удовольствия.

– Вы очень добры. Я приложу все усилия, чтобы не разочаровать вас, – сказал он.

Когда они приступили к обеду, зал уже был полон. За столом, стоявшим на возвышении, по правую руку от Артура, на почетном месте, сидел Дени; им также составили компанию леди Элизабет и два самых знатных соседа Артура: леди Мод Фитцлерой и Роберт де ла Ли с супругой, сыном и невесткой. Другой стол, внизу, возглавляли управляющий Артура, его капеллан дон Ансельм, капеллан леди Мод и две дамы из ее сопровождения и еще несколько держателей земли Артура из числа наиболее состоятельных. Каждый старался выказать самые изысканные манеры (сотрапезники вели, понизив голоса, вежливую беседу на незначительные темы до тех пор, пока их несколько раз не обнесли элем[64] и вином, а говядина и баранина не были убраны, чтобы уступить место сушеным фруктам, орехам и яблочному пирогу).

Роберт де ла Ли распустил свой пояс и осторожно перевел дух. Это был плотный коротышка, столь же широкий, сколь и толстый, имевший густо-красный цвет лица, щетинистые брови и огромные седые старомодные усы той формы, из-за которой норманны обычно называли их гренонами.

– Восхитительный обед, мой мальчик, – сказал он низким скрипучим голосом. – Совершенно восхитительный. Какого дьявола мы не можем так есть дома, Беатрис? – добавил он, повернувшись к жене.

Она издала слабый невразумительный звук. Артур прополоскал руки в тазике, который подал ему его оруженосец.

– Благодарю, Роберт, – сказал он. – Это настоящий комплимент, ибо он исходит из уст человека, который умеет воздать должное хорошему столу.

Роберт ухмыльнулся.

– Если бы эти слова сказал кто-нибудь другой, я бы, пожалуй, счел их оскорбительными, – ответил он. – Мой милый мальчик, эта говядина тает во рту, как масло. Я очень разборчив по части говядины. Но, знаешь, я продал свое стадо коров и занялся овцами. Гораздо выгоднее. Эй, Уильям?

Его сын, Уильям, был молодым человеком с грубыми чертами лица и грязными ногтями. Он ухитрился просидеть до конца обеда, не проронив ни слова, за исключением кратких просьб наполнить его кубок или блюдо. Теперь он выдавил нечто вроде: «Мм-хм» – и потянулся за еще одним яблоком, которое разломил пополам одним ловким движением сильных рук фермера.

– Верно, – гордо подтвердил Роберт. – Только посмотрите, какая разница. Половину коровьего стада к зиме необходимо забить и засолить в Мартинмасе, но теперь, имея овец, мы обнаружили, что можем получить от них достаточно сыра и шерсти, чтобы оплатить их прокорм. И все же, Артур, мне придется наведываться сюда время от времени, чтобы не забыть вкуса телятины. Бьюсь об заклад, у вас во Франции нет такой говядины, сэр Дени.

– Мне говорили, сэр, что английские коровы – лучшие в мире. Я считал, что это пустая похвальба, но теперь не сомневаюсь, что молва правдива, – сказал Дени. Ответ так себе, но это лучшее, что он мог придумать, принимая участие в беседах подобного рода.

Леди Мод, сидевшая с ним рядом, промолвила:

– Вы или неисправимый льстец, или действительно много попутешествовали, чтобы иметь возможность вынести подобное суждение. Лучшие в мире? В самом деле?

Дени повернулся и взглянул на нее.

– Что касается второго, мадам, – сказал он, – мне доводилось обедать в стольких замках, городах и деревушках, что я давно сбился со счета. Что же до первого, то когда б я был льстецом, то, представ перед вами, сделался бы заложником честности, ибо лесть умирает перед лицом истинной красоты.

После этой речи он почувствовал себя немного уверенней. Что же касается дамы, то она вся вспыхнула. Краска залила ее длинную, изящную шею и лицо до корней ее светлых, золотистых волос, полускрытых легкой вуалью. Она обладала самой красивой фигурой из всех дам, когда-либо встречавшихся Дени, и очень большими, круглыми, простодушными голубыми глазами.

– Я вижу, мне следует быть с вами настороже. Боюсь, в вас есть нечто от придворного льстеца, а мы все здесь – скромные провинциалы, – ответила она.

– Леди, я не придворный льстец и не примитивный лгун, – возразил он. – Я француз, и в том, что имеет отношение к дамам, я обязан не говорить ничего кроме правды.

– Что он сказал? – прокаркала леди Элизабет, дернув сына за рукав. – Оруженосец?[65] Чей оруженосец?

– Он сказал, что он – француз, мама, – объяснил Артур.

– Превосходно! Конечно, он француз. Почему бы и нет? С этими вьющимися волосами и таким красивым лицом? Гореть мне в аду, если бы я сама не стала француженкой, будь я помоложе лет на тридцать – сорок. – Развеселившись при одной мысли о подобном превращении, она пронзительно захохотала, обнажив пять или шесть крупных, основательно стертых зубов, все, что у нее остались. – Послушай, француз, нечего строить глазки этой девушке. Расскажи нам, что нового во Франции. Зачем, ты думаешь, мы устроили званый обед?

– В самом деле, Дени, – вмешался Артур, – пожалуйста, расскажите нам о последних событиях. Самые свежие новости мы слышали больше недели тому назад, когда узнали о смерти короля Генриха.

Это была одна из тех новостей, которые они все ожидали с нетерпением, и Дени сделал им одолжение, потешив самым подробным и занимательным рассказом о том, что знал. Они восторженно ловили каждое его слово. Закончив свое повествование, он заметил:

– Естественно, я не могу рассказать о том, что случилось за последние несколько дней. События развиваются стремительно, как вам известно. Но по слухам, граф Ричард уже к середине месяца прибудет в Англию. Если это правда, я хотел бы к тому времени добраться до Лондона.

– У вас есть к королю дело? – спросила Мод.

Он кивнул:

– Если я когда-нибудь смогу подойти к нему достаточно близко, чтобы поговорить.

Роберт де ла Ли пробормотал себе под нос:

– Стало быть, короли поклялись отправиться в Святую Землю на Великий Пост, не так ли? Хм. Хм. Любопытно, Ричард действительно сделает это? Наш милостивый государь покойный король принял крест в восемьдесят семь лет, верно? Однако я побожился своей бессмертной душой, что он так же не собирался идти в поход, как и уступать трон своим сыновьям. Кто-нибудь когда-нибудь мог с уверенностью сказать, что Генрих намеревался сделать? Он смотрел в одну сторону, а удар наносил в другую. Я до сих пор выплачиваю долги, в которые влез из-за Саладиновой десятины[66] и последнего налога за освобождение от военной службы. Приятный и легкий, к тому же очень богоугодный способ пополнить казну. Вот что это было, его принятие креста. И вы намерены убедить меня, что Ричард не сын своего отца?

– Я уверен, что Ричард очень похож на своего отца, – мягко сказал Артур. – С другой стороны, судя по тому, что я о нем слышал, Ричард настоящий рыцарь, обладающий обостренным чувством чести.

– О, честь! – фыркнул Роберт. – Ты живешь в прошлом. Рыцарство… Кем бы Ричард ни был, он не сэр Тристан…

– Нет, судя по тому, что доходило до меня, он определенно не таков, – хихикнула леди Элизабет, которая прислушивалась к беседе, приложив к уху сложенную трубкой кисть руки. – Тоже мне Тристан! Он любит молоденьких юношей, хорошеньких мальчиков с гладкой кожей, еще не бреющих бороду, вот что мне рассказали. Да ведь он никогда и не протестовал, что его отец спит с этой французской принцессой[67]… как бишь ее? Аделаидой…

– Алисией, мама, – напомнил Артур. – И я, право, не думаю…

– Не надо на меня кричать. Так я и говорила, Алисией. Никогда ни слова им не сказал, хотя предполагалось, что он сам женится на девице. Его больше занимали игры с пажами, осмелюсь заметить.

Артур покраснел.

– Как бы там ни было, это его личное дело, мама. И еще до конца месяца он станет королем, помазанником Божьим, и потому хватит неучтиво отзываться о нем в подобном роде. Что же до крестового похода, я уверен, если он поклялся выступить, то сдержит клятву.