Именно в этот момент Лестер увидела ее. Она уже поняла, что опять разлучается с Ричардом. Миг, доставшийся им, был дольше и ярче предыдущих, и она уже спокойнее позволила ему уйти. С тех пор как они с Бетти помирились, Лестер начала понимать, что любовь — это единство обладания и не-обладания или даже вообще что-то другое, не она и не Ричард. Скорее она сродни пути познания, познания полного и совершенного. Она начинала жить по-другому. Она заметила, как смотрит Ричард на то место, где она только что была, и поняла, что ему тоже стало полегче. Мужчины вышли из комнаты вместе с леди Уоллингфорд. Комната опустела, не считая двух девушек — живой и мертвой. Теперь они свободно могли говорить друг с другом через разделявшую их преграду.
— Дорогая моя, что случилось? — спросила Бетти.
— Ничего, — отозвалась Лестер. — Ну или почти ничего. По-моему, он пытался затолкать тебя куда-то, а потом… когда у него не получилось, он попытался затолкать туда меня.
— Он тебя не поранил? — с беспокойством спросила Бетти.
Лестер улыбнулась и бросила иронично:
— Здесь-то?
Бетти благодарно улыбнулась в ответ. Она смотрела на подругу, а милосердие между ними удваивалось, учетверялось, так что они уже с трудом могли выносить друг друга, настолько стеснительной и смиренной стала каждая из них, и вместе с тем обе постепенно превращались в величественных, великолепных женщин. Бетти сказала:
— Я не хочу терять ни минуты, просто ни минуточки этого ужасного времени, если оно означает такое.
Лестер покачала головой и сказала почти печально:
— А разве ты не можешь почувствовать то же самое с кем-нибудь еще? Мне хочется, чтобы ты стала счастливой, — она помолчала и добавила:
— Я не понимаю, что тебе мешает. Ох, ну почему я такая бестолковая? И ведь это не только с тобой.
— Может, когда мы окажемся там, то поймем, — тихонько сказала Бетти. Но Лестер, кажется, не слушала, она пыталась свыкнуться с новым для себя образом мыслей. Это оказалось не так просто. Лицо ее посуровело, в чертах проступила некоторая торжественность, когда она продолжила:
— Неужели мы обречены ждать веками, хотя ждать совсем незачем. Ужасно, что так много времени уходит на пустое ожидание.
— А я не жалею, — сказала Бетти. — Да, по-моему, мы и ждали не очень долго. Просто если бы прожить все еще раз, мы сразу поняли бы, какое это счастье.
Лестер фыркнула:
— Ха! Если бы проживать все снова…
Бетти улыбнулась и сказала:
— Лестер, ты выглядишь совсем как раньше… — Лестер слегка покраснела и улыбнулась в ответ, а Бетти быстро продолжала:
— Я ведь вот что имела в виду. Если мы проживаем сейчас другие свои времена… ох, нет, я не знаю. Никогда у меня не хватало ума на подобные вещи. Но то озеро, или чем оно было на самом деле… и потом Джонатан., а теперь ты… Как будто вы уже были там, даже когда вас не было, а теперь, может быть, мы сможем узнать, какие вы, даже если вас нет. Да ладно, — добавила она, тряхнув светло-золотистыми кудрями так, что по всей комнате словно солнечные зайчики разлетелись, — это не так уж и важно. Знаешь, мне вдруг захотелось повидать мою няню. Вот было бы здорово!
Только как?
— Должна сказать тебе, — заметила Лестер, — что ты можешь сделать почти все, что захочешь, — при этих словах она подумала о Городе, через который недавно шла.
Может, и другие дома в нем, раньше казавшиеся такими пустыми, так же полны радости, как и этот? Да, а если ее подстерегает там такая же вторая смерть, как здесь? Интересно, если вернуться туда, какими они ей покажутся? Если выйти на улицу… Ох!
Бетти уже одевалась и чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда Лестер закричала:
— Бетти, я забыла про Эвелин!
Бетти застыла и только смотрела на Лестер, растерянно моргая. Потом, намного сдержаннее, чем раньше, она проговорила:
— Ах, Эвелин!
Лестер снова улыбнулась.
— Да, конечно, — сказала она, — для тебя так лучше.
Но не для меня. Я ведь использовала Эвелин.
Бетти скорчила рожицу — ее лицо отразилось в зеркале на туалетном столике, — и сказала:
— А ты не подумала, как она пыталась использовать меня?
— Подумала, — отозвалась Лестер, — но это же совсем не одно и то же, ты должна понять. Бетти, ты же и так все понимаешь! Ты просто дразнишься.
— Так приятно немножко тебя подразнить, — пробормотала Бетти. — Ты же не обидишься. Тебя вон сколько! Не то что меня. Вот я и решила поискушать тебя немножко.
Ни одна из них не восприняла слово всерьез, да и зачем? Обе они, конечно, понимали, что никакие искушения сейчас не властны над ними. Но вот Бетти повернулась и сказала уже серьезно:
— Ой, и правда забыли про Эвелин. Что будем делать?
— Я пойду поищу ее, — ответила Лестер, — если она все еще бродит по улицам, то, должно быть, ужасно несчастна… Мне надо идти. — У нее возникла смутная мысль захватить для Эвелин чашку чая, или шерри, или стакан воды — хоть что-нибудь из этой плотной, текучей радости. Наверное, надо дать ей поговорить немножко, может, даже послушать… Эвелин отдохнет. А может… Но сначала нужно все-таки найти ее. Вот она нашла Бетти и обрела радость, о которой и не мечтала. Может, когда она найдет Эвелин, случится то же самое? Было какое-то слово — она просто забыла, — именно то, о чем она думает. Ричард, наверное, знает — она могла бы спросить…
Когда? Да хоть через миллион лет. Вознаграждение? Восстановление? Искупление? Похоже, конечно, но все не то. Оно касается и Бетти, и Эвелин, и ее самой, и всех остальных вообще. Ладно, подумать можно и потом. Сейчас надо найти Эвелин.
Бетти кончила одеваться.
— Ну, я готова, — сказала она. — Мне пойти с тобой?
— Конечно, нет, — сказала Лестер. — Спускайся-ка вниз к своему Джонатану. А если вдруг увидишь Ричарда, передай, что я люблю его.
Тривиальная фраза, слетев с ее губ, обрела неожиданный вес. В этом воздухе слова получили новое звучание, перестали быть простым приветом, и стали конкретным действием — щедрым даром любви одного человека другому, благословенным предвкушением новой, третьей встречи.
— Хорошо бы вместе, — мечтательно протянула Бетти. — Ты что, правда, не хочешь, чтобы я пошла с тобой? Ты не думай, я не буду больше расстраиваться из-за Эвелин, даже если она снова захочет поговорить со мной.
— Нет, — сказала Лестер, — я об этом и не думала. А вот для Эвелин это будет удар. Лучше уж ты иди куда собиралась. И не забывай обо мне, если получится.
Бетти широко раскрыла глаза и произнесла тем же тоном, что недавно и Лестер:
— Здесь-то?
— Да нет, я знаю, — сказала Лестер. — Просто не привыкла еще. И… Ох!
Она не смогла сдержать крик. Бетти выключила свет и отдернула занавески. Лестер стояла лицом к окну, а там, непонятно, на улице или уже здесь, в комнате, стояла и смотрела на нее Эвелин — но как же она изменилась! Лестер едва узнала ее, не глазами, скорее каким-то внутренним чувством. В глазах, в упор смотревших на нее, стоял тот самый смертный свет, который недавно окутывал ноги Лестер. Эту душу искорежили, заставили подчиниться, ведь сил для сопротивления не было. Равно как не было и выбора — кому подчиняться..
Лестер немедленно оказалась возле Эвелин: скорость ее перемещения зависела теперь главным образом от ее воли. Для Бетти она просто исчезла. Оказавшись снаружи, она схватила Эвелин за руки. Это живым и мертвым не дано коснуться друг друга, а мертвые прекрасно чувствуют мертвых. Она воскликнула:
— Эвелин, дорогая!
Губы Эвелин шевельнулись, но Лестер не услышала ни слова. Так и должно было быть, ведь Эвелин говорила не с ней, а с Клерком.
— Я вижу Лестер, — говорила Эвелин, — она ухватилась за меня. А Бетти не вижу.
— Поговори с ней, — приказал Клерк. — Спроси ее, что она делает. Попроси ее пойти с тобой.
— Эвелин! — звала между тем Лестер. — Эвелин! Что с тобой? Пойдем со мной, — она не задумывалась над тем, что говорила, не представляла, что собирается делать, но чувствовала великую важность происходящего и доверяла великой силе Города. Только эта сила и может спасти Эвелин так же, как спасла ее.
