Западному человеку, скованному ограниченным пространством своей страны, некуда было идти, ему оставалось как можно крепче держаться за землю, постоянно возделывать ее и улучшать, совершенствовать технологию и добиваться больших результатов. Расчлененная горами на множество государств, народностей, Западная Европа устраняла саму надежду на поиск чего-то лучшего вне своего края.

Для поселенцев великой Европейской равнины никаких внешних природных факторов, ограничивающих свободу их передвижения, не существовало. Равнина есть равнина, одинаковость, пригодная для устройства одного огромного государства. Люди беспрепятственно могли перемещаться по безграничным просторам страны. Отдельному человеку не составляло большой проблемы оставить насиженное гнездо, родные места и отправиться искать счастья на стороне.

Волею обстоятельств вынужденные двигаться в менее культурном и природно-географически менее привлекательном северо-восточном направлении восточные славяне расселились по всей огромной равнине до самых верховьев Волги. Отступление на северо-восток, в особенности на восток, ослабило связь с европейской действительностью. Появилась восточная ориентация, которая усилилась в восточных областях, когда к природным факторам позднее добавились политические – распад государственности и ордынское иго. Историческое движение восточных славян привело их к неожиданным и неодинаковым следствиям, которые, как отмечал С. М. Соловьев, выразились в снижении темпов социального и культурного развития, в особенности для восточного направления ареала расселения. Хотя, быть может, именно благодаря своей удаленности на северо-восток русский народ сумел в изолированности от западного влияния набраться сил и создать свое государство, огромное, могущественное, с заметным влиянием на исторические судьбы мира.

Расселение по Восточно-Европейской равнине – безусловно крупное событие, имевшее чрезвычайно важные для восточного славянства последствия. С ним оно подошло к историческому времени и вступило в природную, географическую среду, которая своими условиями несомненно повлияла на характер и возможности осуществления его культурно-исторической жизнедеятельности.

Тем не менее, хотя древняя история восточных славян наметилась с их расселением, событие это еще не содержало собственной, внутренней динамики. Жизнь славянского племени на этом этапе еще не имела необходимого для истории единства. Мир исторического существования только зарождался, но он еще не отделился от почти бесконечного и бессознательного потока предыстории. Точка отсчета, осмысляющая и организующая процесс стихийного становления, еще не была поставлена.

Но что такое эта точка? Очевидно, время, когда появилась передача опыта, закрепляемая письменной традицией, когда человек начал понимать, что некий отрезок уже пройден, нечто уже свершилось. Мышление обнаруживает, что настоящий момент – всего лишь малый промежуток, безвозвратно исчезающий в прошлом и предваряющий будущее. Возникает вопрос: в чем смысл этого промежутка? Какими путями человек подошел к нынешнему состоянию, что ему удалось сделать до появления письменно удерживаемого знания истории? Мышление стремится выяснить человеческие истоки: какими были люди еще ранее, были ли у них какие-либо возможности для альтернативного развития.

Однако притязание разума характеризует лишь одну сторону начала исторического существования, так сказать, осмысляемость ее собственной ситуации. Представления о доистории, как бы ни вопрошало о ней мышление, сами по себе не определяют начальный момент исторического процесса. Сущность понимания начала истории заключается в выявлении таких черт, которые до нее в человеческом мире отсутствовали. Иными словами, понятие начала истории требует находить нечто такое, что повернуло людей к активной реализации исключительно человеческого феномена – социальной жизни. Это «нечто такое» есть политическая организация общежития, претворяемая в устройстве государства. Она придает динамику и целенаправленность всем общественным отношениям, включает механизмы соперничества и борьбы самых различных социальных групп, сообщает окончательное единство всем тем элементам, которые образуют историческую реальность. Культурная жизнь с этого момента также получает новую перспективу. Из разбросанного, поддерживаемого лишь традицией и потребностями человеческой экзистенции творчества она превращается в связную, общественно значимую необходимую деятельность.

Предысторическое существование древнерусского народа, несмотря на динамичность самого процесса расселения, направленного продвижения вперед, организованного в соответствии с какими-то общими целями, не имело. Люда жили обособлено, небольшими группами по селам или городам (огороженным местам). Сознание принадлежности к народу как некой единой этнокультурной общности только зарождалось. Настоящая историческая картина развернулась после того, как появился опыт политического устройства жизни, когда вырисовалась государственная организация.

Некоторые историки связывают происхождение государства Руси с варяжским вопросом, т. е. появлением среди славян иноземных князей. Еще в XVIII в. работавшие в Петербурге немецкие ученые А. Байер, Г.Миллер, А. Шлецер пустили в научный оборот гипотезу о призвании князей из норманнского, т.е. северогерманского, мира. Против идеи норманизма решительно выступил М. В. Ломоносов, считавший, что восточные славяне жили на своих землях всегда, что восточнославянская культура и государственность были выработаны усилиями самого народа, а не занесены варягами. Развернулась полемика, которая длится до наших дней. Не вдаваясь в ее подробности, следует отметить, что норманизм заметно стимулировал развитие представлений о древнерусском периоде отечественного прошлого. Его положения всегда выступали в роли своего рода раздражителя отечественной исторической мысли. Несмотря на спорность многих утверждений, их сокрушительную критику [14; 89; 90], норманизм оказался живуч и поныне воздействует на историческую мысль.

Происхождение русской государственности норманисты объясняют следующим образом. Активная деятельность в чужих краях весьма характерна для истории скандинавов IX в. Не сторонились они и Восточной Европы. Начало IX в. застает восточнославянский мир расколотым надвое. Южная его часть подпала под византийское и хазарское влияние, северная же, платившая, как сказано в летописи, «дань варягам из заморья», получила доступ к прямым контактам со скандинавами. Первоначально варяги – это дружины скандинавов, приходивших к восточным славянам во главе со своими князьями. Пришельцы селились среди славян целыми группами. Они-то и способствовали началу восточнославянской государственности во второй половине IX в.

В середине IX в. варяги утвердились в Новгороде, Белоозере, Полоцке, Ростове. Часть из них двинулась в южном направлении, к Византии. Предводительствуемые легендарными Аскольдом и Диром, они организовали поход русов на Византию. По летописным сведениям, это случилось в 60-х годах IX в. Поход был крупным историческим событием в жизни Черноморья и Византии, возвестившим о появлении на исторической арене новой силы. Политические и религиозные лидеры Восточной империи довольно быстро осознали, какую военно-политическую роль может играть новый сосед. Стремясь избавиться от набегов Руси, предотвратить ее агрессию в будущем, Византия прибегла к помощи греческой церкви. Идея религиозного обращения Руси как способ ее сдерживания, претворенная в Х в. в жизнь, повлекла большие исторические последствия.

Однако культурно-религиозное проникновение могло иметь успех в среде, более или менее подчиненной какой-то организации. Такой организацией оказалось русское княжество с центром в Киеве, появление которого было связано с продвижением варягов в южном направлении. Влияние Византии следует усматривать в новых импульсах, которые оно придало политическому объединению юга и севера и тем самым образованию древнерусского государства под властью Киева, хотя само это мероприятие, развернутое по водному маршруту «из Варяг в Греки», было начато варягами.