Джейм лишь улыбнулась:

— Вот увидишь.

Спускаясь к ужину, они встретили Форрестера, который не сумел скрыть своего изумления при виде Джейм. Она надела длинное свободное хлопчатобумажное платье, какие носят арабские женщины Северной Африки: белое поле, расписанное бледно-коричневым и зеленым. Ее рыжие волосы целиком прятались под большим прямоугольным куском материи, повязанным на голове. Глаза Джейм были подведены сурьмой, на ногах были бабуши — остроносые кожаные сандалии.

— Откровенно говоря, я бы не узнал вас, не будь рядом Кенделла, — сказал Форрестер с явным одобрением в голосе.

Николас вопросительно посмотрел на него.

— У меня здесь свой человек, — продолжал Форрестер. — Он раздобудет одежду и припасы и проведет нас через границу в Триполи — это в пятистах километрах отсюда. Чем больше мы будем походить на местных жителей, тем безопаснее будет дорога.

— Тогда я всецело «за», — торопливо ввернул Николае.

Ресторан отеля выглядел так, словно сошел с экрана фильма о Ближнем Востоке: маленькие столики, теснящиеся друг к другу в продымленном помещении; под потолком, поскрипывая, медленно вращаются лопасти вентиляторов. За столиками, беседуя по-арабски и по-французски, сидели мужчины в традиционных джеллабах — свободных рубахах из белого в полоску хлопчатобумажного полотна. Некоторые носили тюрбаны, точно такие, какими были увенчаны головы Николаев и Форрестера. В углу комнаты трое нечесаных, небритых арабов в оливковой военной форме, с кинжалами в застегнутых кожаных ножнах, приглушенными голосами разговаривали с четвертым мужчиной, гражданским. Поглядев на него, Джейм поняла, что он нервничает ничуть не меньше, чем она сама.

Они уселись за столик в противоположном углу помещения. Тут же подбежал официант, и Форрестер на беглом арабском заказал ужин.

— Какие напитки вам принести?» — спросил он, переводя вопрос официанта.

— Двойной виски, — хмуро произнесла Джейм.

Николас незаметно толкнул ее локтем.

— Спиртное здесь под запретом, — шепнул он.

— Принесите всем мятный чай, — сказал официанту Форрестер.

Молодой человек кивнул.

— Шукран, — отозвался он. — Благодарю вас. — И удалился на кухню, унося листок с заказом.

— С этой минуты все разговоры буду вести только я, — сказал Форрестер после ухода официанта. — Чтобы не вызвать подозрений, мы должны говорить на местном языке.

Николас забеспокоился:

— Значит, нам придется изображать глухонемых?

Форрестер отрицательно покачал головой.

— Просто я стану разговаривать за всех троих, когда будет возможно, — промолвил он, понизив голос. — Я научу вас арабским словам, которых хватит, чтобы объясниться.

— Я даже не буду спрашивать, что вы заказали, — произнесла Джейм. Она сильно проголодалась, и ее беспокоило, что пища может оказаться несъедобной.

— Что бы тебе ни предложили, ты должна это съесть, — сказал Николас. — Помни: мы изображаем арабов.

Джейм скривилась:

— Неужели я могу это забыть?

Блюда, которые принес официант, оказались на удивление вкусными — жареная баранина, сдобренная острыми специями, и овощная смесь, а на десерт маленькие квадратные лепешки из тонкого, словно бумага, теста, политые медом и посыпанные миндалем.

— Вы точно знаете, что мой отец до сих пор в Триполи? — спросила Джейм, как только официант оказался вне пределов слышимости.

Форрестер кивнул:

— Во всяком случае, еще вчера вечером он был там.

Джейм и Николас вытаращили глаза, не в силах скрыть изумления.

— Я же говорил вам, что у меня здесь свой человек, — напомнил Форрестер.

Вашингтон, округ Колумбия

Время приближалось к полудню. Гарри Уорнер заперся в кабинете и расхаживал по ковру у своего стола, выплескивая раздражение и гнев. Его парижский агент более двадцати трех часов не выходил на связь. Может быть, что-то пошло не по плану? Что Форрестер рассказал дочери Лайнда? Что, если она решила продолжать свою безумную борьбу и отправилась в Ливию?

« Господи, она не ведает что творит, — сердито думал Уорнер. — С равным успехом она могла бы приставить к виску заряженный пистолет и спустить крючок!

Если Лайнда разоблачат, его ждет неминуемая гибель!»

Уорнер посмотрел на телефон, стоявший на столе, и шумно вздохнул. Ему хотелось позвонить Единорогу в Триполи, но делать этого было нельзя — слишком рискованно. Особенно сейчас. Они вплотную приблизились к цели, а Ливия напоминала пороховую бочку, вот-вот готовую взорваться.

« Ты предоставлен самому себе, дружище, — думал Уорнер, рассеянно глядя в окно на далекий белоснежный купол Капитолия. — В чем наша ошибка? — спрашивал он себя. — Казалось, мы предусмотрели каждую мелочь. Только четыре человека знали всю правду. Как их раскрыли? Кто допустил утечку информации?»

Кто предал Единорога?

— Как я выгляжу? — спросил Николас.

На нем были одна из добытых Форрестером джеллаб — легкая накидка до колен с прорезью у шеи из белой хлопчатобумажной ткани с вертикальными полосками — и тюрбан. Джейм не сумела сдержать смех.

— Не иначе как ты собрался лечь в постель, — ответила она.

— В постель? — Николас скривился.

— Эта штука чертовски напоминает ночную рубашку, — заметила Джейм, продолжая хихикать.

— Считается, что в этой одежде я буду похож на араба.

Джейм кивнула.

— Похож, еще как похож, — заверила она его.

— Между прочим, я не смеялся, когда ты напялила свой кафтан.

— Ты не смеялся, потому что ночная рубашка идет мне больше, чем тебе, — сказала Джейм.

— Спасибо на добром слове, — без всякого воодушевления отозвался Николас.

В эту минуту их разговор был прерван энергичным стуком в дверь.

— Кто это? — встревоженно спросила Джейм.

— Форрестер.

Джейм отперла замок и впустила Форрестера в комнату. На нем тоже были джеллаба и тюрбан.

— Кошелек или жизнь! — весело приветствовала его Джейм.

Форрестер даже не улыбнулся. Он взмахнул рукой, прося запереть дверь, потом поставил на стол карманный радиоприемник и включил его. Передача шла на арабском языке.

— Что они говорят? — озабоченным тоном спросил Николас.

— На борту самолета, пролетавшего над Грецией, произошел взрыв. Убиты четыре пассажира, все американцы, — кратко пересказывал Форрестер. — Каддафи взял на себя ответственность за этот теракт.

Джейм перевела взгляд с Форрестера на Николаса и обратно.

— Это значит… — проговорила она, не в силах закончить фразу.

Форрестер покачал головой:

— Это значит, что мы остаемся на месте. Во всяком случае, пока.

Пятого апреля мощный взрыв сровнял с землей дискотеку» Красотка» в Западном Берлине. Погибли двое — турчанка и американский военный, — и еще около двухсот человек были ранены. Многие из них получили ожоги третьей степени. Обожженные и раненые были разбросаны по всей улице, засыпанной мусором и обломками здания.

Американская разведка доложила о перехвате радиосообщения штаба ливийского национального движения в Берлине, отправленного в Триполи: «Задание выполнено успешно, наш агент не обнаружен».

Напряжение все возрастало…

Утром одиннадцатого апреля в полпятого утра Форрестер вошел в комнату Николаев и Джейм, вырвав их из объятий крепкого сна.

— В чем дело? — сонным голосом осведомился Николае, открывая дверь. — Что-нибудь произошло?

— Одевайтесь, — велел Форрестер. — Мы отправляемся в Триполи. У вас тридцать минут. Жду вас внизу.

Джейм уселась в кровати.

— Я полагала, мы будем ждать, пока не улучшится обстановка в Ливии, — сказала она.

— Она уже не улучшится. — Форрестер был мрачный как туча. — В сущности, она усложнилась до предела.

— Еще усложнилась? Но как же… — заговорил Николае.

— Тридцать минут, — повторил Форрестер. — Если мы хотим добраться до Триполи, нужно выступать сейчас же.