— И как только ты решился укрывать в своем доме политическую преступницу? — спросила она, обдавая тарелки горячей водой.

Николас вытирал тарелки, складывая их в стопку на краю кухонной стойки.

— Значит, ты преступница? — произнес он, несколько удивленный тем, как она себя назвала.

— Я мишень, — ответила Джейм, потянувшись за полотенцем. — А это еще хуже.

На взгляд Николаев, хуже всего было то, что Джейм была права. Она действительно превратилась в мишень — эта мучительная мысль появилась у Николаев еще в Левене.

— Куда ты так рано? — сонным голосом спросила Джейм, увидев, что Николас выходит из спальни.

— Я должен заскочить в посольство, — ответил он, подходя к двери. — Похоже, Госдепартамент удовлетворил мое прошение об отставке.

— Не задавая вопросов?

— Ни единого.

— Ты действительно хочешь бросить службу? — с сомнением спросила она.

— Еще бы, — ответил Николас, подмигивая.

— Чем ты займешься теперь? — озабоченно допытывалась Джейм, чувствуя угрызения совести за то, что сама подтолкнула его к этому решению.

— Вернусь в Штаты, когда придет срок.

— А пока?

Николас улыбнулся.

— А пока буду действовать по обстоятельствам.

— Что мы собираемся отмечать, Кенделл? — осведомилась Джейм за ужином в «Серебряной башне», некогда лучшем ресторане Парижа. Со временем он утратил былую славу, но по-прежнему оставался одним из самых изысканных заведений. С их места Джейм видела в окне собор Парижской Богоматери и баржи, проплывавшие внизу по Сене. — По-моему, ни тебе, ни мне сейчас нечего праздновать. Тебя выгнали с работы, а я так и не нашла своего отца.

— Может, и выгнали, но мне кажется, что я только сейчас обрел свободу, — ответил Николас, пробуя разрезанную на ломтики утиную грудку. — Мне уже давно следовало уйти из посольства.

— Ни один человек не бывает по-настоящему свободен, — философски произнесла Джейм. — Отныне я знаю, что все мы узники судьбы.

— Где ты нахваталась таких воззрений? — спросил Николас, встречаясь с ней глазами.

— Достались в наследство от отца.

Если до сих пор Николас лишь подозревал о том, что влюблен в Джейм, теперь это стало ему яснее ясного. Она уже месяц жила с ним — вернее сказать, делила с ним кров, — и с каждым днем, проведенным вместе, Николас все больше убеждался, что они словно созданы друг для друга.

Он видел, что Джейм устраивает нынешнее положение дел. Николасу казалось, что она вполне удовлетворена их платоническим сосуществованием. Для него такая жизнь была одновременно раем и адом. Ему было невыносимо находиться рядом с ней, знать, что она спит в его кровати, и не иметь возможности прикоснуться к ней хоть пальцем.

— Я не знаю, что такое хорошие отношения, — призналась она как-то вечером, когда они вдвоем смотрели телевизор. — Мне не с чем сравнивать. До сих пор все, с кем я встречалась, оказывались не слишком привлекательными людьми.

— А родители?

— Особенно родители, — с презрением отозвалась Джейм. — Я бы нипочем не сказала, что они служили хорошим примером своей единственной дочери.

— Хочешь поговорить об этом? — спросил Николас.

Джейм покачала головой:

— Честно говоря, не очень.

— И все же расскажи, — настаивал Николас, чувствуя, что ей необходимо облегчить душу.

Джейм секунду поколебалась.

— Жизнь моих родителей не задалась с самого начала, — заговорила она наконец. — Отец женился на матери лишь потому, что ему требовалось прикрытие. Ему была нужна должность и симпатичная покорная жена, которая не стала бы изводить его упреками за частое отсутствие. Как выяснилось, моя мать полностью соответствовала его запросам. Она не только обладала именно тем характером, который был ему нужен, но вдобавок располагала полезными связями. Ее отец был сенатором, который вскоре должен был уйти в отставку и возглавить семейное предприятие. Оно весьма кстати оказалось крупным инвестиционным банком, фирмой, в которой отец мог легко получить место и под видом бизнесмена разъезжать повсюду. Я готова спорить, что мать была без памяти в него влюблена. — Джейм подтянула колени к груди и крепко обхватила их руками.

— Но ведь твой отец любил тебя, не так ли? — спросил Николас.

Джейм устало улыбнулась.

— Я никогда не сомневалась в этом, — ответила она. — Отец был единственным человеком в мире, который любил меня по-настоящему, но, к несчастью, недостаточно сильно, чтобы отказаться ради меня от частых поездок.

Рождество они отметили на старомодный американский манер.

Одним холодным декабрьским вечером Николас принес елку, маленькую, но пышную, как выразилась Джейм.

Они украсили ее игрушками, потом поджарили воздушную кукурузу и, уплетая ее за обе щеки, нанизали на иголки деревца.

— Не бог весть что, но сойдет, — сказала Джейм, когда они, обнявшись, стояли у елки, любуясь делом своих рук.

Николас нежно поцеловал ее.

— Зато теперь мы с тобой не одиноки, милая, — отозвался он.

Той ночью Джейм то и дело просыпалась. Ей снился отец. Они стояли с противоположных концов длинного темного туннеля, и отец звал ее. Джейм мчалась сквозь мрак, пытаясь добраться до него, но чем быстрее она бежала, тем длиннее становился туннель. Она слышала голос отца, но не видела его. Она кричала ему, но в туннеле появились демоны. Они издевались над ней, дразнили, подталкивали вперед. Джейм услышала громкий злобный смех и тут же увидела отца — он болтался в петле. Его казнили! Папа! — крикнула Джейм. — Нет!..

Она рывком уселась в постели, содрогаясь от крика.

Папа!

Николас очнулся, вырванный из объятий крепкого сна истошными криками Джейм. Он спрыгнул с кушетки и, забыв о том, что на нем надето только нижнее белье, бросился в спальню и буквально повалился на кровать, обхватив Джейм руками.

— О Господи! — прошептал он, прижимая ее к себе, Джейм яростно билась в его объятиях. — Что случилось?

— Какой кошмар! — выдохнула она. — Это было словно наяву.

— Тебе приснилось, — мягко произнес Николас, гладя ее по голове. — Это был сон, всего лишь сон.

— Не уходи, — шепнула Джейм, вцепившись в него. — Обними меня, держи крепче…

Николас почувствовал на своей коже влагу ее слез, ее податливое тело, которое было так близко… теплые полушария ее грудей, которые прижимались к нему через ткань ночной рубашки. Николас вдохнул лесной запах ее духов. Как он ни старался перебороть себя, его охватило возбуждение. «Не сейчас, — думал он. — Только не сейчас…»

— Останься со мной, — прошептала Джейм, глядя ему в глаза. — Возьми меня.

— Ш-ш… — произнес Николас, прижимая палец к ее губам. — Ты расстроена и сама не знаешь, что говоришь.

— Знаю, — настаивала она. — Я хочу, чтобы ты взял меня, чтобы ты любил меня…

Николас сказал себе, что сейчас неподходящее время, что Джейм попросту испугана и не хочет оставаться одна, что он может спать с ней в постели, не занимаясь любовью, но желание пересилило доводы рассудка. Николае приподнял Джейм и крепко поцеловал ее в губы, забираясь руками под ее рубашку. Накрыв ладонью ее грудь, он гладил большим пальцем сосок, пока тот не набух и не стал твердым. Не в силах больше ждать, Николае одним резким движением стянул с Джейм рубашку и отбросил ее в сторону. У него перехватило дыхание.

Джейм была прекраснее, чем он мог вообразить. Он вновь опустил ее на кровать, жадно целуя и продолжая ласкать нетерпеливыми пальцами. Она обвила его шею руками, прижимая к себе и отвечая на поцелуи со страстью, не уступавшей его желанию. Потом она опустила руки, помогая Николасу, который стягивал с нее трусики.

Покончив с ними, он наклонил голову к ее груди и впился губами в сосок, отчего по всему телу Джейм пробежала огненная волна. Она запустила ладонь ему между ног. Николас сорвал с себя белье и вошел в нее с нетерпением, порожденным долгим ожиданием. В эту секунду Николас не мог думать ни о чем, кроме того, как он долго ждал и как он хочет ее. И наконец она принадлежит ему.