Мы попытались связаться по телекрану с Берлином — бесполезно. Линия Диярбакыра была так перегружена звонками, и входящими и исходящими, что осуществить в таких условиях междугороднюю связь было вообще невозможно. Мы позвонили Рейбке и сказали, что нам срочно требуется ракетоплан для вылета в Берлин, причем об этом не должна знать ни одна живая душа. Рейбке, очевидно, успел уже ознакомиться с «исповедью» Рибо: в глазах у него читалась тревожная настороженность, и следующие десять минут ушли у нас на то, чтобы перезарядить ему мозг. Это была зряшная работа: ум у Рейбке оказался таким вялым, что перезарядить его было не менее трудно, чем, скажем, заполнить ведро с продырявленным днищем. И все же сделать это нам удалось, сыграв на тщеславии и корыстолюбии этого человека. Мы особо подчеркнули, что его имя непременно будет впоследствии упоминаться как имя основного нашего союзника, да и возглавляемая им фирма едва ли останется при этом внакладе. Вместе с Рейбке мы придумали хитрую уловку, позволившую обвести вокруг пальца караулящих снаружи репортеров. Мы смонтировали видеозапись, где Райх разговаривал по телекрану, а я виднелся у него за спиной. Райх якобы разгневанно кричал оператору, чтобы к нам никого не пропускали. Эту запись, условились мы, надо будет прокрутить примерно через полчаса после нашего отлета, чтобы на нее «случайно» нарвался кто-нибудь из репортеров.
Трюк сработал, на пути в Берлин мы сами лицезрели себя по бортовому телекрану ракеты. Клюнувший на эту обманку репортер мгновенно переписал ее себе на видеокассету, и через двадцать минут новость уже была пущена в эфир телестанцией Диярбакыра. Очевидно, несмотря на успокоительное заявление, сделанное Рейбке для прессы, относительно нашей предполагаемой участи витало множество слухов, так что эта эпизодическая в общем-то новость мгновенно разнеслась повсеместно. Как следствие, те немногие, кто узнал нас в Берлинском аэропорту, подумали, что ошибаются.
Перед домом Флейшмана нам не оставалось ничего иного, как себя раскрыть. Дом был взят репортерами в плотное кольцо, и пробраться внутрь нам ни за что бы не удалось. И вот здесь мы открыли, что телекинез обладает еще одним весьма полезным свойством. Нам удалось в каком-то смысле сделаться «невидимыми». Иначе говоря, мы обнаружили у себя способность перехватывать всякий импульс внимания, направленный в нашу сторону, и отражать его таким образом, что оно с нас попросту «соскальзывало». Так и не будучи фактически опознанными, мы сумели пробраться до самой входной двери и нажать кнопку звонка, прежде чем нас «рассекретили». Поднялся неописуемый гвалт. К счастью, в этот момент в селекторе послышался голос Флейшмана и дверь чуть приоткрылась. Мгновенье спустя мы уже были внутри помещения, а снаружи, тарабаня, что-то натужно вопили в почтовую щель репортеры.
Флейшман выглядел лучше, чем мы ожидали, но все равно было видно, что он явно изможден. Уже через пять минут нам стало известно, что у него ощущения были те же, что и у Райха: долгая ночь беспрерывных изматывающих атак и внезапное облегчение ровно в пять двадцать утра (учитывая двухчасовую разницу между Берлином и Диярбакыром). Рассказ Флейшмана весьма благотворно сказался на моем общем душевном самочувствии: по крайней мере, этой ночью я спас жизнь двум своим коллегам и уберег общее дело от окончательного провала.
Флейшман также смог нам рассказать о братьях Грау, которые в те часы находились у себя дома, в Потсдаме. Он успел созвониться с ними сегодня утром, прежде чем репортеры успели оккупировать линию полностью. Своим спасением братья были обязаны тому, что умели общаться посредством телепатии. Точно так же, как раньше они использовали для усиления телекинетических импульсов, так и теперь ночные атаки паразитов они отражали сообща. По мнению Флейшмана, их ощущения были аналогичны моим: паразиты, как и под меня, пытались «подкопаться» под их сущность. Позднее выяснилось, что братья, в противоположность мне, не «стопорились» на безысходной мысли о непрочности своего существования, а наоборот помогали друг другу отвлечься от созерцания бездны. При «подкопе» крайнюю важность для паразитов представляет то, чтобы их жертва находилась наедине с собой.
***
Следующая проблема представлялась неразрешимой. Как теперь нам можно пробраться в Потсдам и забрать к себе братьев Грау, или по крайней мере сделать так, чтобы они не мешкая вьшетели в Диярбакыр? Дом был обложен репортерами. Сверху, буквально над самой крышей, бдительно кружилось с десяток вертолетов. Когда весть о нашем здесь присутствии разошлась по округе, число их постепенно разрослось едва не до сотни. При одной лишь попытке связаться с Потсдамом репортеры всей прорвой ринутся туда (по местным линиям разговоры прослушиваются легче, чем по междугородним). Имена братьев Грау, судя по всему, не были еще втянуты в историю, так что не исключено, что у них есть пока возможность передвигаться относительно свободно.
Выход из положения нашел Флейшман. Побыв в нашей компании час, он уже определенно испытал улучшение в самочувствии: перезарядка мозга у него проходила несравненно легче, чем у Рейбке. Рассказ о моей победе произвел на Флейшмана тот же эффект, что и на Райха. К нему возвратились весь прежний его оптимизм и жизнестойкость. И вот внезапно он сказал: «Мне кажется, неверно считать, будто они существуют в пространстве как таковом. То их скопище, что атаковало меня здесь, а вас в Диярбакыре, по сути представляло собой единое целое, иначе как бы их нападение оборвалось в один и тот же момент?»
Такая догадка приходила нам с Райхом и раньше, но Флейшман усмотрел в ней иные выводы. «В таком случае, — сказал он, — мы допускаем ошибку, меряя ум параметрами физического пространства. В ментальном смысле все пространство Вселенной сводится, образно говоря, до точки. Паразитам не нужно одолевать расстояние отсюда до Диярбакыра. Они уже находятся и здесь и там одновременно».
— И в Потсдама, тоже, — вставил Райх.
Мы мгновенно уловили напрашивающиеся отсюда выводы. Если паразиты, образно выражаясь, находятся сейчас в Потсдаме, то аналогичным образом находимся там и мы.
Ну конечно, какая самоочевидная истина! Люди оттого лишь существуют исключительно в мире, ограниченном рамками физических ощущений, что не обладают силой, позволяющей им прорваться в мир собственного разума. Человек, способный глубоко уйти в себя в купе мчащегося вдаль поезда, выбывает из времени и пространства, в то время как его скучливо взирающий в окно попутчик так и будет, позевывая, ехать миля за милей, ощущая томительную медлительность времени. Сила, необходимая нам для борьбы с паразитами, состоит именно в способности углубляться в себя и сражаться с ними на их территории. Человек, плывущий на поверхности, представляет собой легкую добычу для акул. Иное дело аквалангист; плавая под водой в маске, с гарпунным ружьем в руке, он уже может сойтись с акулой на равных. Обладая способностью погружаться в глубины сознания, мы могли бы проникать в те же вневременные и внепространственные его области, что и паразиты. Братья Грау могут общаться между собой телепатическими сигналами. Что же мешает и нам связаться с ними аналогичным образом?
Ответ был прост: мы понятия не имеем, как это делается. Нам в принципе известно, что такой контакт требует наличия навыков, чем-то схожих с телекинетическими, но это мало о чем говорит.
Тогда мы погасили свет и сели вокруг стола, намереваясь провести эксперимент в надежде выяснить, что у нас из этого получится. У любого вошедшего в этот момент в комнату вид сомкнувших пальцы безмолвных людей, сидящих потупив головы, вызвал бы мысль о сеансе спиритизма.
Я сделал первую попытку. Вскоре после того как свет был погашен, я мысленно обратился к коллегам с вопросом: «Вы готовы?» Никакого ответа. И тут я радостно ощутил: где-то внутри меня, в области грудной клетки возник отдаленный голос. «Ты меня слышишь?» — послал я навстречу вопрошающий импульс. «Не совсем четко», — донеслось в ответ.
