Кто знает, было бы так или не было, но в это время, к великому облегчению Вальтера, запел зуммер рации, и Качке, как кузнечик, разом прыгнул к аппарату.

Да, то были долгожданные позывные Кирьяка.

Он сообщал, что ему удалось выследить советских парашютистов в количестве около полусотни человек (точное число из-за темноты установить было невозможно). Группа медленно продвигается в юго-западном направлении, миновала шоссе и в настоящее время находится в квадрате «Юпитер-4».

Полковник Качке медлить не стал. Прежде всего, подтверждалось мнение летчика Краузе с количестве десанта.

«Значит, в самом деле этому ослу удалось уничтожить один из советских воздушных кораблей!» — подумал он и не знал, то ли радоваться тому, что количество русских не такое уж большое, как он думал, не то печалиться, что прав какой-то осел летчик, а не он, Курт Амедей фон Качке.

Но полковнику не приходило в голову, что не прав ни «этот осел летчик», ни сам господин Качке: советских самолетов всего было два, и они благополучно выбросили весь десант в количестве 20 человек. Но что не сделаешь карьеры ради! Умножишь свои подвиги, постараешься из овцы сделать быка, из чахлого кустика ветвистый дуб!..

Полковник остановился возле карты, пробитой в нескольких местах пулями, и, ткнув пальцем в квадрат «Барс-8» — «Лев-5», расположенный к юго-западу от «Юпитера-4», обратился к Вальтеру:

— Немедленно капитана Штаубе ко мне!

Энергичные действия полковника Качке привели к тому, что меньше чем через час батальон войск СС под командованием капитана Штаубе отправился в квадрат «Лев-5» наперерез движущемуся десанту.

Штаубе был осторожный человек. Опасаясь партизанских засад, он продвигался очень медленно и только к рассвету достиг квадрата «Лев-5».

Здесь он встретил Кирьяка с рацией. Кирьяк сообщил ему, что десантники, насколько ему, Кирьяку, известно, еще не прошли через квадрат «Лев-5», но что ждать их следует каждую минуту.

— Это есть замечательно, — похлопал довольный Штаубе по плечу подручного полковника Качке. — Вы зеер гут служите Германии… Служение Германии возвышает человека, неслужение Германии…

Недостающие слова капитан-эсэсовец восполнил весьма показательным жестом и мимикой: он сжал рукой свою шею, закатил глаза и высунул язык. Это была наглядная демонстрация того, что ждет человека, который не пожелает служить Германии…

— Мы будем делать такое повешение всех партизан и весь русиш десант, — прибавил господин Штаубе и отдал распоряжение батальону развернуться в боевой порядок, выдвинув далеко вперед оба фланга.

— Это есть замечательный клещи, — доверительно пояснил он Кирьяку. — Русиш десант мы будем раздавливать, как орех. Хрусь — и все будут разглядывать одна шелуха…

Но совершенно неожиданно бой начался не так, как его планировал капитан Штаубе.

Как случилось, что десантники ударили по батальону с тыла, господину Штаубе разгадывать было некогда. Он должен был под губительным огнем противника перестраивать боевые порядки батальона, а это привело к весьма ощутимым потерям в живой силе.

Бой разгорался. И сразу стало ясно численное превосходство немцев. Это приободрило капитана Штаубе, потрясенного началом боя: из строя первой ударной роты было выведено сразу около 50 солдат.

— Мы будем их преследовать и добивать! — решил капитан Штаубе, когда убедился, что соотношение сил равно, по крайней мере, один к десяти в его пользу.

Гигант Найда перетаскивал свой станковый пулемет с места на место, чтобы создать у немцев представление, будто под пулеметным огнем находится весь фронт боевых действий.

Это была нелегкая задача — стремительными рывками покрывать каждый раз расстояние не меньше 50 метров.

Сначала Найде пришлось сбросить полушубок, потом он освободился от ватника, но это было слабым облегчением. При перебежках со станковым пулеметом в руках гулко, с бешеной быстротой колотилось сердце, нехватало дыхания, язык во рту казался шершавым, неповоротливым и чужим, а липкий пот слепил глаза.

Остап Кравчук с ручным пулеметом стремился не допустить окружения его группы, которая в этом случае погибла бы сразу.

Важно было и другое: под огневым прикрытием группа должна постепенно отходить, бросая, словно бы в панике, известное количество снаряжения и боеприпасов. Немцы ни на минуту не должны усомниться, что ведут бой со всей группой парашютистов, сброшенных накануне.

Рассвет, между тем, быстро расползался по лесу: из серой мглы начали отчетливо выступать мохнатые ели, белоствольные березы, сосны и голые кустарники.

Особенно тяжело было Вере: на ее обязанности лежало оказание раненым первой помощи, и в то же время она должна была вести автоматный огонь в случае, если немцы покажутся на ее участке. Партизаны, отлично зная местность, маневрировали умело, хладнокровно. Поэтому раненых было мало, да и ранения легкие. Во всяком случае, никто из бойцов не покидал поля боя.

Только к рассвету совсем вышел из строя молодой партизан Петров — пуля раздробила ему коленную чашку, и он не в состоянии был двигаться. А через час получил нелегкую рану десантник Синицын — осколок снаряда угодил ему в правое плечо.

Раненых отнесли в глубь леса, подальше от места боя.

Но и там они не остались без дела.

Петров начал снаряжать пулеметные ленты, Синицын помогал ему, как мог.

Группа медленно отходила, завлекая врагов к болоту. Пулеметчики сменялись приблизительно каждые сто — сто пятьдесят метров: когда отходили первые, их прикрывали пулеметы второй линии, затем они отходили под прикрытием следующих и т. д…

Найда, великолепно зная лес, стремился лишь к тому, чтобы достичь болота. Он рассчитывал, что немцы, достигнув болота, не рискнут углубиться в него, если только их не проведет кто-нибудь из знающих эту местность.

Вера, тревожно оглядывавшаяся по сторонам, боялась одного: Сергея Кирьякова. Окажись он здесь, вместе с немецким батальоном, — партизанам конец. Кирьяков мог провести немцев в самую глубь трясины, по тайным тропам. Но где сейчас он? Неужели среди немцев?…

Но тревога Веры оказалась напрасной. Когда группа достигла болота и скрылась в его густых кустарниковых зарослях, капитан Штаубе с хода врезался было ротой автоматчиков в зыбкую почву, но, потеряв около половины своих солдат, потонувших в трясине, он отступил.

Сергей Кирьяков не повел врагов вслед за остатками «разгромленного» десанта. То ли он боялся партизанской пули, то ли у него были какие-то другие соображения, но во всяком случае он не предложил Штаубе своих услуг, а Штаубе и не подумал спросить Кирьяка, знает ли тот проход через болото.

Штаубе вынужден был прекратить преследование партизан.

Тем временем группа партизан и десантников, неся двух раненых, проникла по знакомым тропинкам в глубь трясины и сделала там привал. Люди просто свалились от страшной усталости.

Шум боя затих. Не слышалось больше ни выстрелов, ни вражеских голосов.

Несколько запаянных металлических коробок с взрывчаткой, связки бикфордова шнура, запалы, а также случайно найденные в квадрате «Юпитер-6» в разных местах три парашюта были теми трофеями, которые убедили Штаубе полном разгроме советского десанта.

Капитан Штаубе был уверен, что эта победа принесет ему крест и давно обещанные майорские погоны.

Поэтому возвращение батальона войск СС в город Сухов было в высшей степени помпезным. Впереди шествовали фанфаристы, дудя что было мочи в свои никелированные рожки. За фанфаристами рота за ротой выступал весь батальон. А впереди четким парадным шагом, далеко выкидывая перед собой ноги и запрокинув назад голову, шел сам «победитель» — будущий майор Штаубе.

Смущало его только то обстоятельство, что ему не удалось захватить пленных. Ни одного пленного, черт подери! Правда, в рапорте на имя полковника Качке имелось тому весьма и весьма веское доказательство: десантники дрались, как дьяволы, предпочитая смерть плену. Воображение капитана Штаубе было поистине великолепным — он взорвал на связках гранат несколько десантников вместе с полусотней своих солдат. Правда же была та: действительно, погибло пятьдесят эсэсовцев, сраженных пулями отряда, но капитан Штаубе не сказал другой половины правды — столько же захлебнулось в болотной жиже. Для этого у него не хватило воображения. Но его мучил страх: потерять сотню солдат, не захватив при этом ни одного десантника! Правда это обстоятельство лишний раз подчеркивало, насколько упорны были в бою эти русские. А если при этом, как писал Штаубе в своем рапорте, принять во внимание соотношение убитых один к одному, то, само собой разумеется, количество убитых парашютистов тоже равняется сотне. Здесь арифметика господина Штаубе явно хромала, — ведь по данным полковника Качке, десантников-то было всего пятьдесят! Но черт подери! Кто на это обратит внимание? Важно было в рапорте побольше убить советских парашютистов, дабы поскорее повесить на плечо майорский эсэсовский погон, а что касается действительности, то черт с ней, с действительностью! Нихт вар? — как любит говаривать этот карьерист полковник Качке.