Командиры направляли громко топающих сапогами Железнобоких на прокорм ненасытной пасти Корамонда. Смешиваясь с пылью, дым заволакивал небо удушливым облаком. Скаранкса окатывали волны тепла от разрастающихся пожаров; время от времени он слышал завывания солдат, которые получили ожоги, подойдя слишком близко к раскаленному металлу или оплавленному камню. Остовы разрушенных построек, продолжавшие стоять, несмотря на постоянные артобстрелы, поглощали жар и изрыгали пламя. Загонщик проходил под расколотыми арками, переступал через поваленные колонны — правители Корамонда, как и подобало господам храмового мира, не слишком заботились о функциональности зданий. Каждое из них было небольшой церковью, с широкими боковыми приделами и сводчатыми потолками; некоторые уцелели до сих пор. Каменные стены покрылись сажей и вспучились от жара, но устояли. Их покрывала резьба на священные темы, и Скаранксу захотелось изуродовать образы, но, поразмыслив, он подавил это желание. Цель ищейки заключалась в ином.
Под сапогами у него хрустело стекло, всюду валялись обломки и обгорелые трупы годичной давности. Руины уже довольно долго оставались ничейной землей, и враг постарался сделать их как можно более негостеприимными. Подтверждая это, вблизи громыхнуло несколько взрывов — как понял Скаранкс, сработали мины-растяжки. Чем ближе они подойдут к внешней оболочке улья, тем больше станет ловушек.
Воин взобрался по скату давно обвалившейся крыши, которая превратилась в своеобразный бугорок посреди четырех осыпающихся стен, и остановился в высшей точке. Перед ним раскинулся стремящийся ввысь улей, простирающийся от горизонта до горизонта, видимый через оконные проемы разрушенных домов и над неровными краями рухнувших стен. Рассматривая брешь, возникшую в том месте, где артиллерийский залп расколол купол, словно яйцо, Скаранкс слышал глухой перестук со стороны противопехотных огневых точек противника, пытавшихся отбросить первую волну наступающих.
«35-й Бриганнийский, — подумал загонщик, — или 12-й, а скорее всего — один из множества кровавых культов, буйствующих сейчас на Путнике. Из тех, что согнали сюда по приказу Повелителя и спускают на врага в подходящий момент».
Из брызжущих пеной безумцев выходили превосходные штурмовики, способные, в крайнем случае, похоронить врага под собственными трупами. Война за храмовый мир окончилась, всё, что оставалось — забрать заслуженный приз.
Где-то здесь бродили двое из его оставшихся братьев, отправленные соперниками Повелителя. На Медренгарде высоко ценилось жизнеспособное геносемя, и командир, доставивший подходящую прогеноидную железу, получал щедрую награду. Апотекарии легиона с радостью встречали даже один-единственный образец. Ради горстки чистого геносемени, не затронутого искажающим влиянием Ока Ужаса, испепелялись целые планеты. На темных проспектах и в замкнутых пространствах индустриальных зон Медренгарда велись войны за малейшую возможность обрести источник создания новых космодесантников. Не существовало более ценного трофея, и стоил он больше, чем жизни тысячи людей.
Сейчас эти люди нервно перешептывались где-то позади Скаранкса. Железнобокие прошли через горнило множества битв — как против Империума, так и против соперников своих господ, — в которых одинаково стойко противостояли громогласным, облаченным в броню имперским фанатикам и выносливым, обладающим раздутыми животами почитателям мух. Но защитники Корамонда почти сломили солдат, ищейка это носом чувствовал. Даже сейчас, когда победа была так близка, от них несло кислым запахом страха.
«С этим ульем что-то не так. Творится что-то, чего не было ни в одном из городов, которые мы захватили и разорили», — так говорили бойцы, когда думали, что их никто не подслушивает. Они видели, как пылающие ангелы бродят среди траншей, пропадая, словно призраки, в клубах дыма и пыли. Некоторые солдаты клялись, что это знак недовольства богов, другие утверждали, что противник выскользнул за кольцо осады и готовит контрнаступление, пока внимание господ обращено на Корамонд. Последние, самые тихие, шептали, что за повелителями явились призраки их старых грехов. Бормоча это, скорчившиеся в сыром окопе люди каждый раз поглядывали на Скаранкса. Воин понимал, о чем идет речь, но не обращал внимания на шептунов. В конце концов, пока солдаты выполняют то, что им велено, какое ему дело, боятся они или нет?
Подняв глаза, Скаранкс увидел каменных херувимов, сгорбившихся в углах, где колонны соединялись с арками. Фигуры смотрели на него с холодным осуждением, но гончий пес не стыдился своих деяний и не раскаивался в них. Что бы там ни утверждали защитники мира, Путник был не священнее любого иного — сам мир и Империум, которому он принадлежал, давно пережили отведенный им срок. Оставалось только выпустить обоим кишки и закопать поглубже; их боги, в отличие от владык Скаранкса, не имели силы. Людской натуре больше соответствовали божества вроде Повелителя и Благодетеля, ибо соразмерно этой натуре они вознаграждали и карали.
Трещащие очереди лазганов прорезали сумрак. Бойцы позади Скаранкса остановились и пригнулись, перестроившись в стрелковую цепь; помедлив, он оглянулся на смертных через мускулистое плечо, а затем спрыгнул с обвалившегося фрагмента крыши и поспешно отскочил в сторонку. «Незачем подставляться зазря». Вновь раздались пульсирующие звуки лазвыстрелов, и кто-то закричал.
Что-то желтое мелькнуло в клубах дыма и пыли. Внезапно насторожившись, Скаранкс опустился на землю и замер. Узел наведения страдальчески пищал, по внутренним экранам шлема мелькали знакомые символы — добыча проглотила наживку.
Послышались быстрые, тяжелые шаги, под которыми с хрустом крошился камень мостовой. Бойцы в стрелковой цепи напряглись, слушая, как орет командир отделения, перемежая приказы проклятиями. Мгновением позже наступила тишина. Загонщик, словно ящерица, припал животом к земле; в его руке, глухо рыча, вибрировал цепной меч. Скаранкс разглядел силуэт стоящего ангела, скрытого в клубах дыма, которые по-прежнему вырывались из расколотого купола.
А затем вестник смерти заговорил, и люди начали умирать. В руках облаченного в силовую броню великана взревел болтер, приветствуя захватчиков. Космический десантник неторопливо шагал к Железнобоким, стреляя на ходу, и масс-реактивные заряды дробили черепа, начисто отрывали конечности и превращали туловища в алую дымку. В лабиринте развалин каждый выстрел казался раскатом грома. Наблюдая за резней, Скаранкс оценивал новоприбывшего — тот носил желтый доспех, на одном из наплечников которого был изображен черный кулак в белом круге. Увидев это, загонщик довольно присвистнул: перед ним был Имперский Кулак, а именно их геносемя предпочитали Железные Воины. Почему так сложилось, Скаранкс не знал.
Доспех гиганта кое-где почернел и покрылся пятнами сажи. Поперек груди тянулась перевязь с гранатами и запасными магазинами, на бедре ждал своего часа болт-пистолет в кобуре. С другого бока свисал резной квадратный ящичек из железного дерева, напоминающий ковчег для мощей. Сбоку на шлеме воина было установлено прицельное устройство, а к плоским частям брони прикреплены печати чистоты и полосы пергамента. Этот Имперский Кулак, снаряженный для войны, вполне мог какое-то время вести её в одиночку.
Скаранкс отполз дальше в развалины, огибая зону перестрелки с легкостью, дарованной опытом. Химический коктейль в крови повысил его способность к ориентированию на местности, хоть и приглушил сверхвозбудимость, вызванную боевыми наркотиками. Передвигаясь, загонщик мельком углядел силуэты новых целей, пробиравшихся среди руин. Выходило так, что только одно отделение — самое большее, десять космодесантников, да и то вряд ли — выдвинулось, чтобы замедлить наступление. Имперские Кулаки будут сдерживать смертных до тех пор, пока не прибудут Мастер и его братья, или какой-нибудь смышленый молодой офицер Железнобоких не вызовет бронетехнику или артобстрел. Но так не пойдет, это навредит планам ищейки — нельзя, чтобы ангела искромсало, пока не собраны трофеи.