— Поднимается ветер и, по-моему, южный, — поделился наблюдением Бэрли и закрыл одно из окон. Для этого ему пришлось несколько секунд провозиться со щеколдой, и Мортимер, уловив удобный момент, поддался на секунду пылкому темпераменту. Ни он, ни Нэнси не замечали, как отчетливо интерьер комнаты высвечивается в стеклах окон. Он слишком беспечен, а она слишком напугана, молодые люди поспешили урвать мимолетную радость, которая продлилась затем на добрых полминуты, потому что тот, кого они опасались, просунул сначала голову, а потом и плечи в открытую часть окна и оставался в таком положении некоторое время, вдыхая запах ночи.

— Какой воздух! — воскликнул он с чувством, обращаясь к ним. — Такую ночь хорошо провести в море.

Он уселся в кресло, хрустнул пальцами и сказал:

— Так! Устраивайтесь поудобнее и встречайте ночь. Я надеюсь, Мортимер, у вас хватит занимательных историй до рассвета или на худой конец до появления призрака. И постарайтесь, чтобы сказки были пострашнее — с цепями, темницами, обезглавленными трупами. Мы должны не скоро забыть эту ночь.

Они переставили свои кресла, подложив под ноги дорожные сумки. И потекли рассказы. В воздухе густо витал табачный дым. Две пары глаз встречались и вспыхивали, а третья, возможно, улавливала это. Иногда поскрипывало окно, и все вздрагивали, озираясь по сторонам. Временами откуда-то из глубины дома доносились странные звуки, но это был лишь сквозняк, от которого дребезжала посуда в столовой, то стукала где-то дверь.

Миссис Бэрли сразу и решительно наложила вето на страшные истории. Огромный и пустой дом, стоявший обособленно, наводил на нее грустные мысли. Даже присутствие мужа и еще одного влюбленного в нее мужчины не могло развеять гнетущей атмосферы. Когда дом обитаем, трудно поверить, что в нем могут водиться привидения. Здесь же страх проникал повсюду, витал в огромных холлах, стонал в коридорах. Он не коснулся пока только железных нервов Джона Бэрли. Невозможно было понять, занесло ли этот злой дух сюда легким летним сквознячком или он всегда присутствовал на мрачном месте… Миссис Бэрли поглядывала искоса на мужа. Свет причудливо играл на его благородном, мужественном лице, и она чувствовала, что хотя он кажется спокойным и невозмутимым, ему стоит это чудовищного усилия, что на самом деле он места себе не находит от беспокойства. И, удивляясь сама себе, она поразилась его терпению и достоинству, поняв, как он все-таки ей дорог, чтобы там ни было. Почему же сейчас выражение его лица виделось ей таким непостижимым? Мысли ее блуждали под согревающим действием вина, но где-то среди них прятался страх.

Когда Мортимер ненадолго замолчал, Бэрли потребовал еще одной истории и напомнил, что в ней должно быть море и ветер, но никаких ужасов. И Мортимер поведал им об одном курортном городке в Уэльсе, где в сезон всегда такой наплыв отдыхающих, что номера в гостиницах стоят безумных денег, и все местные жители сдают комнаты. И только один человек никогда не пускает к себе курортников — отставной капитан торгового флота, очень бедный и явно немного не в себе. В его доме можно было сдать, по меньшей мере, две меблированные комнаты за двадцать гиней в неделю. Он же разводил в них цветы и слышать не хотел о сдаче в наем. Объяснения этому странному факту Мортимер смог добиться, только завоевав его полное доверие после того, как они несколько раз сходили вместе на рыбалку.

«Я жду “Южный ветер”, — сказал моряк. — Комнаты всегда должны быть свободны для нее». «Для нее?» — переспросил Мортимер. «Да. Моя любовь приплыла ко мне на “Южном ветре” и на “Южном ветре” меня покинула…».

Что и говорить, странную историю рассказал Мортимер в такой компании, но она произвела впечатление,

«Романтично», — подумала миссис Бэрли, а вслух сказала:

— Спасибо. Если я правильно поняла, он имел в виду, что она умерла или сбежала от него?

Джон Бэрли реагировал иначе:

— Мы просили рассказать историю, а вы прочитали нам поэму. По-моему, вы влюблены, Мортимер, и уж не в мою ли женушку? Ну-ка, отвечайте!

— Разумеется, сэр, — с галантным полупоклоном сказал молодой человек. — Сердце моряка, знаете ли…

Между тем Нэнси бросало то в жар, то в холод. Она лучше, чем Мортимер, знала своего мужа, и что-то в его глазах, в его тоне, в его словах ей очень не понравилось. Гарри свалял большого дурака, рассказав эту сказку. Раздражение поднялось в ней так сильно, что граничило уже со злостью.

— Что ж, по крайней мере, это не какие-нибудь ужасы, — поспешила сказать она.

— И звучит вполне правдоподобно, — Джон беззвучно рассмеялся. — Один сумасшедший стоит другого. Трудно было понять, что он имеет в виду.

— Если этот моряк действительно любил ее, а она его обманула, я могу даже понять…

— О, Джон, пожалуйста, не начинай своих проповедей. Это так скучно, — она перебила мужа, но этим только подчеркнула значение его последней фразы, которая в противном случае прошла бы незамеченной.

Он-таки ей дорог, что бы там ни было. Почему же сейчас выражение его лица виделось ей таким непостижимым? Мысли ее блуждали под согревающим действием вина, но где-то среди них тоже прятался страх.

— Могу понять, — настаивал Джон, — почему жизнь потеряла для него смысл, почему… — он запнулся. — Впрочем, я обещал не говорить об этом, — он добродушно рассмеялся, но тут же снова помрачнел и как будто даже против воли сказал:

— Вообще говоря, при таких обстоятельствах он мог бы продемонстрировать свое презрение к слабостям человеческой натуры и к бренности существования путем…

На этот раз его заставил остановиться сдавленный крик.

— Джон! Я просто ненавижу, когда ты так говоришь! Ты опять нарушаешь обещание, — теперь в ее голосе прозвучал неподдельный гнев. Ее потрясли не сами по себе его слова. Он произнес их ни на кого не глядя, вперив взгляд в темноту за окном. Именно от этого у нее дрожь пробежала по всему телу. Она вдруг поняла, что такое — бояться мужчины.

Бэрли ничего не сказал, а только посмотрел на часы, склонившись в сторону, ближе к лампе, от чего лицо его попало в полную тень.

— Два часа. Пойду-ка пройдусь по дому. Вдруг в одной из комнат валяется пьяный строитель или кто-нибудь еще. К тому же рассвет уже близится, — он казался оживленным, говорил беспечно, и Нэнси это показалось добрым знаком. Он сразу же вышел, и можно было слышать его тяжелые шаги по дощатому полу коридора, где еще не успели постелить ковер.

Не успел Джон скрыться за дверью, как Мортимер возмущенно спросил Нэнси:

— Он чем это он говорил? Видно сразу, что он тебя совершенно не любит. И никогда не любил. Зато я люблю безмерно. Тебе нечего с ним делать. Ты — моя, — и он покрыл ее лицом поцелуями. — С ним у тебя кончено.

Потом он понял весь зловещий смысл своих слов и прошептал:

— Нет, ты не поняла меня. Я вовсе не это имел виду. Потом отстранил ее от себя.

— Ты думаешь, он нас видел на лужайке? — она не ответила,

потому что шаги все еще не затихли.

— Теперь понял! — разволновался он внезапно. — Для него этот дом — благословенное место! Именно так. Хотя он его не любит.

По комнате простонал ветер, зашелестев бумагой, раздался какой-то стук, и миссис Бэрли невольно вздрогнула. Потом ей бросилась в глаза веревка, свисающая со стремянки обойщиков, и холодок пробежал по спине.

— Он сегодня какой-то странный, — сказала она, снова прижимаясь к Мортимеру. — Беспокойный и удрученный. И потом, эти его слова… что при известных обстоятельствах ему понятно, почему люди совершают это. Раньше он не сказал бы ничего подобного, — она пристально посмотрела ему в глаза. — Он это не спроста.

— Чепуха! Он томится от скуки, вот и все. Да и этот домина не может не действовать на нервы, — он нежно поцеловал ее. Потом, заметив, что она ответила на поцелуй, еще крепче прижал ее к себе и стал нашептывать на ухо что-то любовно-неразборчивое. Она расслышала только: «Нам нечего бояться». Шаги, между тем, стали приближаться. Она оттолкнула Мортимера.