— Работа такая, — усмехнулся Ньоль-ньоль.

— Вам не будет обидно, если мы предложим выпить за светлую память вашего друга? Сивард уже пил.

— А что с телом Джоя? — спросил разбойник. — Надо бы его похоронить по-человечески, со всеми обрядами. Что одноглазый по этому поводу приказал? Может, его выдадут друзьям, чтобы мы…

— Джоя отпевали в Янтарной базилике, — откликнулся Мыш. — Все было честь по чести, не обижайте рыжего. Он хоть и мошенник, зануда и грубиян, но человек благородный.

— Спасибо, — искренне сказал Коротышка. — Чем же мне вам помочь? Что касается этого стержня, то ниточка, ведущая к Эрлтону, оборвалась уже довольно давно. И найти того, кто воспользовался этим способом, весьма сложно. Но я не меньше вашего хочу отыскать мерзавца и поквитаться с ним и за Джоя, и за Пересмешника.

Он задумался, потирая лоб огромной ладонью.

— Что-то такое крутится в голове, какая-то мысль просится, но… не помню, хоть убейте, сейчас не помню. Что же мне такое Пересмешник говорил, а? Нет! Не могу. Но вспомню — обязательно скажу вам. Располагайте мной, как вам будет угодно: составить вам компанию в этом благом деле я просто обязан.

— Что ж, по этому поводу есть у меня одна неплохая идея, — улыбнулся лукаво Мыш. — Но если мы решим ее провернуть, то нам надо торопиться, потому что одноглазый о ней не знает, а если проведает, то нам самим нужно будет пускаться в бега.

— Вот это по мне! — рявкнул Коротышка восхищенно. — Люблю, когда рискуют, да еще и за правое дело.

И он с размаху вонзил свою парангу в доски стола. Стол крякнул, треснул, но не раскололся, как это водится, а только слегка присел на четырех крепких ножках. Пусть их! Он и не таких молодцев видал на своем долгом веку.

— Маркиз, вы точно сошли с ума, — заявил Джералдин, глядя с тревогой, как его начальник, не смыкая глаз, сидит над какими-то пыльными древними фолиантами.

— Напротив, я только теперь пришел в себя, — отмахнулся Сивард. — Не зуди, Бога ради, лучше принеси чего-нибудь пожевать. Но только не жирного и не липкого. Потому что, если я уроню на эту книгу что-нибудь этакое, старый хрыч меня жизни лишит.

Под «старым хрычом» подразумевался господин Олден Фейт, который с большой неохотой выдал рыжему несколько своих сокровищ. После разговора с Аббоном Флерийским Сиварда не покидала мысль о драконе. Он понимал, что она выглядит совершенно безумной, но чем больше он об этом думал, тем больше приходил к выводу, что безумие это кажущееся. На самом деле идея заслуживает того, чтобы с ней немного поноситься да ночь переспать. Он так и сделал, но к утру не только не остыл, а загорелся еще сильнее. В таком настроении одноглазый и явился к старому библиотекарю с просьбой подыскать ему литературу о древних ящерах, причем сказки и легенды тоже можно включить в список. Главное, чтобы в книге содержалась информация о том, как они живут, едят, спят, превращаются в людей, колдуют, умирают, размножаются — короче, все, что только можно рассказать о живом существе.

Олден недовольно пожевал губами, осуждающе поглядел на Сиварда через свое увеличительное стекло и вопросил:

— К чему это вам, юноша?

— Разводить буду, — буркнул Сивард.

Но старый барон не привык к такому тону и немедленно поведал об этом зарвавшемуся посетителю. В библиотеке, сказал он, нет ни императора, ни нищего, ни вельможи, ни простолюдина — есть только читатели. А читатели делятся на две категории: приятные во всех отношениях и неприятные, тоже во всех отношениях. Если он отнесет Сиварда ко второй группе, то вряд ли начальник Тайной службы получит интересующие его книги в ближайшее время. Одноглазый фыркнул, но решил извиниться.

Только тогда старик не торопясь двинулся в глубь огромного зала, где книжные полки поднимались до самого потолка.

— Возьмите лестничку, юноша, — бросил он через плечо. — И следуйте за мной. Вам очень повезло, что я и так помню, какая книга вам определенно необходима. Это великий труд Манфреда Хейми «Все о драконах, какими они были на самом деле». Подробнейшее описание, уникальные факты, все легенды, свидетельства очевидцев, источники полутора — и двухтысячелетней давности — все это собрано, проанализировано и упорядочено в систему, будете меня потом благодарить.

Конечно, господин Фейт не доверил Сиварду столь важного дела, как добывание драгоценной книги с верхней полки. Карабкался сам, хватаясь за больную поясницу, жалуясь на прекрасную погоду, которая никак не перейдет в дождливую (а спина ноет, как к дождю, так уж лучше бы хлынул скорее), долго рассматривал корешки через свое увеличительное стекло, охал и причмокивал от восторга. Наконец-таки выудил преогромнейшую томину такого веса, что чуть было не рухнул с высоты на Сиварда.

Таким образом, спустя час, расписавшись за то, что он выносит книгу из библиотечных покоев, Сивард унес искомый фолиант и еще два — поменьше и потоньше — впридачу, утирая пот со лба и раздумывая над тем, стоит ли его идея таких мук.

Но когда он раскрыл книгу, весь прочий мир исчез, растворился, растаял, и он остался наедине с удивительным, могучим, благородным существом, обладавшим в равной степени небывалой силой и небывалым разумом — с драконом. И больше Сивард не жалел о том, что так страдал во имя успеха своего исследования.

Автор писал о крылатых огромных ящерах так, словно провел среди них всю жизнь. Он вдавался в тонкости их брачных отношений и деторождения, анализировал условия, необходимые драконам для обитания. Выходило, что им нужен был простор, еда и еще какая-то живительная энергия. Правда, здесь господин Манфред становился несколько невразумителен. Сразу было видно, что сам он драконом все же не был, а потому плохо представлял себе, что же питает мощь этих невероятных существ, назвать которых животными язык не поворачивался.

Но терпение и усидчивость всегда приносят свои плоды — это Сивард понял еще тогда, когда вытачивал отмычки к императорской сокровищнице, а потому через несколько часов непрерывного чтения все-таки обнаружил то, что его весьма заинтересовало. Господин Манфред Хейми был убежден, что дракон, не имеющий возможности принимать свой прежний облик и как бы заточенный в хрупком, немощном человеческом теле, будет нуждаться в дополнительной энергии. Скажем, у него может развиться скверная привычка принимать ванны из свежей крови. Ведь всем известно, что теплая кровь — это источник бодрости и здоровья.

Свечи в канделябрах замигали и закоптили, растаяв окончательно, и крохотный огонек погас, зашипев в жидком воске, но в комнате не стало темнее. Оказалось, что одноглазый просидел за столом не разгибаясь всю ночь напролет. Он постарался распрямить спину, и ему показалось, что она явно треснула где-то посредине. Затем тело ожило, но по нему забегали тысячи и тысячи мурашек, покалывая Сиварда цепкими лапками. Он охнул и начал тихо хихикать.

— Что с вами, маркиз? — забеспокоился Джералдин, поднимаясь с диванчика, стоящего в углу кабинета. Верный секретарь умудрился выспаться на этом узком ложе, не пожелав покинуть своего господина.

— Это? Это ничего, нервное. Засидел спину и… сам тоже засиделся. Теперь колется и щекочется.

— Понятно. Завтрак нести?

— Ты же носил что-то.

— Так то было ночью, когда вы просили не жирного и не липкого. А теперь уже утро, и книга закончилась. Что бы вам не поесть как следует и не поговорить со мной по душам?

— А что, заметно, что мне нужен терпеливый слушатель?

— Как никогда. Да вы не стесняйтесь, маркиз, оттачивайте на мне остроту ума. Вам приятно, а мне полезно. Чего вы к драконам прицепились, объяснить можете? Такое впечатление, что обычных проблем вам на сегодня не хватает,

— Почти так, Джералдин, — сказал Сивард, забывая сразу и об обещанном завтраке, и о щекотке в спине, и о прочих проблемах. Видимо, история с драконами крепко его захватила. — У меня возникли некоторые соображения, но делиться ими с членами Большого Совета я сейчас не намерен.

— Вы им не доверяете? — удивился Джералдин, который был посвящен во все последние события, известные самому Сиварду, и тоже составил какое-никакое, но собственное мнение о происходящем в империи.