Мехоун. А я его хочу изничтожить за то, что он мне башку проломил заступом. (Снимает свою широкополую шляпу и с некоторой гордостью показывает свою голову, всю в пластырях и повязках.) Вот, полюбуйся, что он сделал. Разве это не настоящее чудо, что я с такой дырой на чердаке вот уже десять дней за ним гоняюсь по следу?

Вдова Куин (берет его голову в обе руки и рассматривает ее с огромным удовольствием). Да, это уж будь здоров! А кто это тебя так отделал-то? Должно, разбойник какой?

Мехоун. Мой родной сын меня так хватил. И никакой он не разбойник, ни черта подобного, он жалкий сопляк и еще заика притом.

Вдова Куин (выпускает его голову из рук и вытирает их своим передником). Ты бы все-таки поостерегся, а то так и мозговое воспаление схватить можно, — так это, кажется, называется-то, — шляясь целый день с такой раной по самому солнцепеку. Что и говорить, страшный удар, и ты, видно, уж очень его разъярил, раз он посмел так хватить родного папашу.

Мехоун. Это я-то?

Вдова Куин (потешаясь над ним). Ну да. И очень это даже стыдно, когда старый да брюзгливый изводит так молодых.

Мехоун (в бешенстве). Я его изводил? Это я-то, который все от него терпел и сносил с ангельской кротостью, и дождался теперь того, что впереди меня ждет одно разорение, а я сам на старости лет должен шляться по дорогам без всякой поддержки и помощи.

Вдова Куин (все более наслаждаясь его злобой). Удивительное дело, как это злоба ослепляет и портит человека!

Мехоун. Это моя-то злоба? Да ты что, не поняла, что ли, что он моей смерти искал? И брехун-то при этом и лодырь — целый день, бывало, только валяется где-нибудь под кустом, кверху брюхом.

Вдова Куин. И работать не хотел?

Мехоун. Какая там к черту работа! А коли начнет работать, то горе одно: стог сена станет складывать, так обязательно кривой, а взялся пасти нашу последнюю корову, так загонял ее до того, что сломал ей ногу в бедре. А то еще начнет забавляться с разными пичужками, которых он себе завел, с зябликами да дроздами, или вдруг ни с того ни с сего принимается рожи корчить перед осколком зеркала, что мы на стену повесили.

Вдова Куин (взглядывая исподтишка на Кристи). С чего же это он таким дураком вышел? Али уж очень за девками бегал?

Мехоун (с громким смехом). За девками бегал? Да стоило ему издали завидеть, как из-за горы баба идет да бедрами в красной юбке виляет, как он мигом шмыг в кусты и пялит на нее оттуда свои бараньи глаза. А у самого уши торчат, как у зайца, что промеж листьев что-то высматривает. Девки — ишь, что выдумала!

Вдова Куин. А может, он выпивал?

Мехоун. Куда там! Такому мозгляку достаточно дать бутылку водки понюхать, как он уже пьян будет. Брюхо, что ли, у него какое-то гнилое, не как у людей, но как намедни я дал ему три раза затянуться из моей трубки, так с ним прямо родильные схватки приключились, и пришлось запрягать осла и везти его к повитухе.

Вдова Куин (всплеснув руками). Ну уж, признаюсь, я никогда в жизни ничего подобного не слыхала ни об одном мужчине!

Мехоун. Еще бы, разве такого второго найдешь! Ни в жисть! Ведь он был посмешищем всего бабьего сословья у нас на границе четыре округов, до того, что, бывало, девки только завидят его на дороге, сейчас бросают работу — и ну хохотать над ним и фефелой обзывать.

Вдова Куин. Я бы, кажется, все на свете дала, чтобы только взглянуть на такого. Каков он из себя?

Мехоун. Маленький да плюгавый.

Вдова Куин. И волосом черный?

Мехоун. Черный и грязный.

Вдова Куин (обдумывает). Пожалуй, что я его и видела.

Мехоун (с жадным нетерпением). Негодяя этого с поганой рожей?

Вдова Куин. Омерзительного вида проходимец, страшилище просто, и похож на тебя как две капли воды.

Мехоун. В какую сторону он побежал?

Вдова Куин. Пошел через те холмы к морю, хотел на какой-нибудь местный пароход сесть и на север или на юг поехать.

Мехоун. Ты думаешь, я мог бы его догнать?

Вдова Куин. Если ты пройдешь прямиком через отмель, пака еще не начался прилив, то ты придешь в одно время с ним, потому что ему пришлось сделать миль десять крюку, чтобы обойти залив. (Указывает на дверь.) Сначала все прямо к тому мысу, а потом иди все по дороге, на северо-восток.

Мехоун поспешно уходит.

(Кричит ему вслед). И всыпь ему как следует, когда его поймаешь, но только смотри, не попадись, — уж очень это будет обидно, если за свою-то правду ты угодишь в руки полиции и судья в черной ермолке прочитает тебе смертный приговор. (Захлопывает дверь и некоторое время смотрит в упор на Кристи, который весь съежился со страху, — затем разражается хохотом.) Нечего сказать, удалой молодец явился к нам с Запада! Гак это твой несчастный старик, которого ты разрубил пополам до самого пояса на штанах?

Кристи (выглядывает из-за двери, затем — к ней). Что Пегин скажет, когда об этом узнает? Что она мне теперь скажет?

Вдова Куин. Стукнет, верно, тебя по затылку и взашей выгонит. Она ведь, прости господи, и в самом деле тебя приняла за невесть какое чудо, а ты, выходит, просто хвастунишка, который наврал тут с три короба, что родного отца укокошил.

Кристи (повернувшись к Двери, сперва почти не находит слов от бешенства, потом говорит вслух, но как бы обращаясь к самому себе). Нет, представиться мертвым, а потом воскреснуть и пуститься за мной следом, словно старый хорек, что вынюхивает крысу, и прийти за мной сюда, чтобы разлучить меня с первейшими красавицами Ирландии! А сам-то что? Падаль вонючая, что только в море и вышвырнуть…

Вдова Куин (степенно и трезво). Негоже так выражаться единственному сыну про родного отца!

Кристи (выходит из себя). Что? Единственному сыну? Чтоб у него во рту один-единственный зуб остался — и тот бы ныл и болел, и один глаз — чтоб семьдесят семь чертей на всех перекрестках видеть, и одна нога, чтобы он на старой деревяшке ковылял, покуда он в адский пламень не кувырнется. (Выглядывает.) Вон он идет по пескам. Господи боже, пошли ты на него высокую волну, чтобы смыть его с лица земли.

Вдова Куин (возмущенная). Как тебе не стыдно? (Кладет ему руку на плечо и поворачивает его лицом к себе.) Что с тобой? Ты никак плачешь?

Кристи (в отчаянии). Не мне ли воссияла звезда любви на ее ясном челе, не от нее ли я слышал нежные слова, какие, может, одна святая Бригитта говорила непорочным младенцам, а теперь она вернется и будет поносить меня дурными словами, как какая-нибудь старуха, что понукает своего колченогого осла идти в гору.

Вдова Куин. Как это ты красно говоришь о такой шелудивой девчонке, которая всей пятерней скребется у всех на глазах и вдобавок вся насквозь провоняла самогоном, целый день торгуя в своем кабаке.

Кристи (нетерпеливо). Ей не в кабаке нужно бы торговать, а в божьем раю. Но что же мне теперь делать, я тебя спрашиваю, когда я еще вчера был живым чудом, упавшим с небес?

Издали слышатся девичьи голоса. Посмотрев в окно, вдова Куин быстро подходит к Кристи.

Вдова Куин. А по-моему, тебе следует сделать то же, что я сделала, когда сгубила своего муженька. Ведь я давно сижу там наверху одна-одинешенька, и порой мне очень весело бывает сидеть одной на солнышке и штопать чулки или чинить белье. Правда, подчас и взгрустнется, когда взглянешь на шхуны, на баркасы и на рыбачьи лодки, как они плывут по морю, и подумаешь, сколько на них сильных, косматых молодцов, а ты тут сиди год за годом в одиночестве…