Пассажир. Какая жена! Настоящий джентльмен должен быть холост и всегда свободен. Как такси. Я и слова этого терпеть не могу — «жена»…
Девушка. Цени меня за то, что я о тебе ничего не знаю.
Пассажир. Мы сейчас сделаем вот что: я махну ненадолго на работу, а ты тем временем позавтракаешь в кафе.
Девушка. Завтракать утром вредно.
Пассажир. Я разрешаю. Курить тоже вредно, а вон ты дымишь, как паровоз. Часа в три я буду.
Девушка. Ого! Чего мне делать там до трех?
Пассажир. Сядь у окна, поешь, возьми коньячку, почитай газетку, полистай журнальчик — кафе ведь. Учись жить по-европейски. Там люди в кафе днями сидят. Не заметишь, как время пройдет — а тут и я!
Девушка. Представляю, что наш шеф думает о нас.
Таксист. Я не думаю, я еду.
Пассажир. Вот молодец! И правильно — пассажир вышел, и у тебя в салоне ничего не должно остаться. Ну, разве только перчатки забыл.
Таксист. Хорошо если еще размер мой, а то в бюро находок сдавать.
Пассажир. И зря. Выброси. Имеешь право наказать. В следующий раз аккуратней будет. (Девушке.) Я хочу объяснить, почему в три.
Девушка. В два.
Пассажир. Сойдемся на полтретьего.
Девушка. Ну, объясняй, объясняй.
Пассажир. Не знаю, как сказать… чтобы понятно…
Девушка. Говори, говори, мы слушаем.
Таксист. Я — нет.
Пассажир. Старик, тебе тоже полезно. (Девушке.) Короче, мы слишком спокойно живем…
Девушка. Ничего себе — спокойно!
Пассажир. Да я не то имею в виду. Ну, оставил перчатки в такси — катастрофа! Я говорю о более существенных потерях и приобретениях. Только они держат человека в спортивной форме. А если их нет, надо придумать. Вот, например, приобрел я тебя…
Девушка. Ты о чем?
Пассажир. Ну, к примеру, к примеру… Ты меня тоже приобрела. Полюбила. Опять — например. А я оказался женатым, семья, может быть дети, связан по рукам и ногам. Это не обязательно так, но ты так должна думать. Для обострения. Потери — приобретения, потери — приобретения… Понимаешь? И вот ты сидишь в кафе, завтракаешь, и вспоминаешь нашу последнюю поездку в такси и плачешь, и плачешь, и плачешь… Слезы капают в кофе, с каждой слезой кофе светлеет, тебе жалко себя, жалко меня, меня даже больше — так будет острее… И когда ты разрыдаешься по-настоящему и твой кофе станет совсем прозрачным и соленым, — войду я, сяду рядом и проведу пальцем по твоей щеке, по мокрой дорожке, сначала сверху вниз, потом снизу вверх, и ты улыбнешься, а я заплачу… Это будет где-то в полтретьего, в три.
Девушка. Я тебя отпускаю.
Пассажир. Кстати, я тоже не буду терять время, я буду думать, что ты умерла, погибла. Когда я вышел из такси, на вас налетел огромный трейлер — и в лепешку, ну просто в лепешку!.. (Таксисту.) Извини, старик, ты в это можешь не играть. (Снова Девушке.) И я вхожу в кафе и вдруг вижу тебя живой и невредимой, а ты меня холостым и влюбленным. Для этого стоит, черт возьми, расстаться на несколько часов. Мы омоем свои чувства, освежим ощущения, прочистим хрусталики наших глаз.
Девушка. Прощай, дорогой!
Пассажир. Милая, я любил тебя!
Девушка. Я тебя ненавижу!
Пассажир. Молодец! Твой физик научил тебя быстро схватывать материал. Любовь, ненависть, любовь, ненависть — без разницы, лишь бы сильное чувство.
Девушка. О, как я бы хотела умереть сейчас!..
Пассажир. Вот-вот, трейлер — и в лепешку, ну прямо в лепешку.
Таксист. Последнее, что она увидела, была надпись на заднем мосту: «Профилактику прошел» и дата.
Пассажир (Таксисту). Молоток, подыграл! (Девушке.) «Ты божество, ты вдохновенье, ты жизнь, ты слезы, ты любовь». (Опять Таксисту.) Старик, прижмись там, у столба, перед автобусом, чтоб нам потом не разворачиваться.
Девушка. Любимый!..
Пассажир. Прощай навек!
Девушка. Я буду вспоминать тебя до последнего мгновения.
Пассажир. Как договорились.
Девушка. Приказываю тебе долго жить.
Пассажир. К черту, любовь моя, к черту! (Выходит из машины, выпускает Девушку.) Долгий поцелуй. И Девушка скрывается за дверью кафе. (Снова садится в машину на первое сиденье рядом с водителем.) Так, шеф, теперь разворачивайся, и дуем на эстакаду.
Таксист. Ты чего?.. Я же стал, чтобы ехать прямо…
Пассажир. Полный разворот.
Таксист. Сам сказал только что…
Пассажир. Мы с тобой втроем в машине были, а теперь двое. Ситуация резко изменилась.
Таксист. Черт, тогда по-другому припарковаться надо было. Тут покрутишься…
Пассажир. Старик, в такие минуты не думаешь о себе.
Таксист. Ну ты и пассажир!..
Пассажир. А что, плохо прокатились?
Таксист. Отлично.
Пассажир. Переодеться надо и на работу успеть. Между прочим, мы с тобой коллеги. Быстро спроси — кто я? Резко отвечаю — замначальника по транспорту. У меня таких сто машин, а сам на такси мотаюсь…
Таксист. С эстакады съедем, а там куда?
Пассажир. До первого перекрестка, потом покажу. Слушай, бросай свой парк, иди ко мне работать!
Таксист. Мне и здесь хорошо.
Пассажир. Башню при въезде на мост знаешь? Моя фирма. Обидно, мимо проезжать будем, но мне домой край заехать надо. Побриться… Как ты считаешь, у каждой бабы должна быть электробритва? А у нее нет.
Таксист. Отстань от меня, знаешь что!
Пассажир. Вот не поверишь, каженный раз на этом самом месте — нет, чтоб баба из своего района попалась… Как нарочно, все на выселках живут. Прямо взбесились! Но вечером, заметь, едут в центр, расходятся пр ресторанам, по кафе, по театрам там… А к ночи мужиков по своим микрорайонам растаскивают. Просыпаешься утром — на стене незнакомые обои, за окном неопознанный пейзаж… «Здравствуй, зайка, с добрым утром!» А зайка лежит и думает, как побыстрее на улицу сигануть и такси поймать. Хорошо еще такси, а то иногда самолет ловить надо. Просыпаешься в Питере, а через пару часов на работу… У меня правило: что бы ни случилось — на работу! Ловишь самолет. Бабки всегда при мне. Нет, с холостой жизнью пора кончать!.. Как у тебя насчет этого?
Таксист. Продолжаю. Конца не предвидится.
Пассажир. Ау меня сил больше нет. На одном транспорте прогораешь. Ну, не могу больше! А бабы идут и идут, как ракеты на цель. Что посоветуешь?
Таксист. Противоракетную оборону.
Пассажир. Они пробьют!.. Ты знаешь, пробовал. Не брился, одевался черт знает во что, на лице изображаешь полное дебильство, ну, чтобы вечерком одному где-нибудь спокойненько посидеть. И что ты думаешь — утром просыпаешься в розовой ванной, сверху душик тепленький поливает, снизу бадузанчик подпирает, а она стоит над тобой с шампунем и ждет, когда ты глазки свои откроешь, чтобы мыла в них напустить. Хорошо же, в следующий раз все наоборот: сидишь чистенький такой, волосики зализаны, проборчик по линеечке, в глазах моральная чистота стоит, ну, прямо дистиллированный такой мужчинка… И что же — пробуждаешься утром в какой-нибудь грязной берлоге, над кроватью табличка с трансформаторной будки «Не влезай — убьет!», у стола вместо стульев два битых унитаза, с потолка свешивается солдатский сапог, внутри лампочка — люстра, понял… И лахудра с зелеными волосами тебе какое-то пойло протягивает в банке из-под тушенки. Но что характерно, при этом ты слышишь те же слова: «Здравствуй, зайка, доброе утро!» Ей. видишь ли, раз в месяц чего-то чистенького захотелось, прозрачненького — вот я ей и попался! Так и мечешься между чистотой и грязью, чистота — грязь, чистота — грязь… Как челнок. Устал.
Таксист. А эта из каких была?
Пассажир. Серенькая такая, ты же видел.
