Аркадий Аверченко
Крайние течения
Сотрудник московского журнала «Весы», декадент Эллис, уличен в похищении листов и порче книг в публичной библиотеке. (Газетная хроника).
I.
— И вам не стыдно? — укоризненно спрашивал судья, смотря на стоявшего перед ним Декадента, — ну, скажите: пара ли она вам?
— Она из хорошей семьи, — ответил, моргая глазами, Декадент. — Отец ее был предводителем стада, и потом жил несколько лет на городской конюшне, и мать получила на выставке медаль.
— Да, но ведь она же — коза!
— Коза, господин судья.
— Так как же вы так?! А?..
— Я не из расчета, господин судья. Я по любви.
— Что же вы нашли в ней хорошего? Коза — козой и останется. Вот вы говорите, что хотите узаконить вашу любовь браком. Намерение в своем первоисточнике — почтенное. Не спорю. Но подумали ли вы о тех тяжелых осложнениях и инцидентах, которые должны возникнуть потом? Вы из хорошей семьи, у вас есть престарелые родные… Того ли ожидали ваши папа и мама, когда растили вас и качали на коленях, маленького, с кудрявой головкой, о такой ли партии для своего первенца думала ваша уважаемая матушка? Уж не говоря о том, что ваш брак, как противный каноническим правилам, будет только гражданским, подумали ли вы о том, что будет, если ваши родственники, ваши друзья захотят познакомиться с вашей… супругой? Сможете ли вы ввести ее в порядочное общество равноправным членом и не заставит ли она своим бестактным поведением краснеть вас, с первых же шагов ее светской жизни? Я понимаю, конечно, вы скажете: я молод, я ее перевоспитаю, с милым рай в шалаше, ну… и прочее там… Хорошо-с! А о старости… О старости своей подумали ли вы, молодой человек?! Кто вам — хворенькому, седенькому, слабенькому подаст напиться?! Кто поправить вам подушку и даст в чайной ложечке лекарство? Коза? Коза пригреет вас, приголубит, утешит и облегчить в жизненных неудачах и передрягах?
На глазах престарелого судьи стояли слезы.
Декадент плакал навзрыд.
— Что же мне делать, господин судья? Теперь я и сам вижу, что она мне не пара.
— Гоните ее от себя!
— Она будет очень страдать, — прошептал Декадент, сморкаясь в носовой платок. — Мы так любили друг друга…
— Вы должны ее возненавидеть!
— Спасибо, господин судья. Возненавижу. А тут еще у моего приятеля была собака… Очень красивая. Ее звали — Леди. Если бы…
— Нельзя, — твердо сказал судья. — Тоже нельзя. Гнать и ненавидеть!
— Тут еще кошку на днях я одну видел, — признался Декадент. — Препикантное создание!..
— Ни-ни! Гоните от себя всякие соблазны… Поселите в своем сердце вместо любви — ненависть.
— Поселю, господин судья, — обещал растроганный Декадент.
II.
— И вам не стыдно? — укоризненно спрашивал судья, смотря на стоявшего перед ним Декадента. — Ну, скажите, разве для воспитанного молодого человека подходящее занятие — давить кошек веревками и травить собаками?
— А мы потом этих собак кипятком обливали, — попытался оправдаться Декадент.
— Тоже нехорошо. нет в вас меры. То вы хотите козу осчастливить предложением руки и сердца, то собаку кипятком шпарите. Ведь собака вам ничего дурного не сделала?
Декадент подумал.
— Ничего.
— Так зачем же вы ее кипятком обливаете?
— Да, теперь я и сам вижу, господин судья, что это было лишнее.
— Вот видите. А зачем кошек давить? Существо она чистенькое, никому вреда не приносит, а, наоборот, в хозяйстве полезное — мышей ловить — за что же ее убивать?
— На-днях у тети моей, — оживился Декадент, — во какую мышь поймала!
— То-то и оно. И тетенька ваша, наверное, ее любит, молочком за это, печенкой кормить. А вы взяли ее, да веревкой удавили! Покличет ваша тетушка свою Машку: Машенька, Машенька, где ты? Ан, нет Машеньки… На веревке удавлена… Померла! Не нужно ей уже ни молочка, ни печеночки…
Старый судья прослезился.
Декадент тоже плакал.
— Не буду больше, господин судья.
— То-то и оно. Вы бы лучше книжки читали, чем животных мучить…
— Буду книжки читать, господин судья, — пообещал Декадент.
III.
— И вам не стыдно? — укоризненно спрашивал старый судья, смотря на стоявшаго перед ним Декадента. — Что дурного сделали вам книжки в Публичной библиотеке, что вы из них выдирали страницы?
— Я полюбил чтение, господин судья.
— Так зачем же страницы выдирать?!
— Я не все. Несколько страничек… И то в толстых книжках. Если тоненькая — я понимаю, что нельзя. Она оттого еще тоньше будет. А толстая — что ей сделается?
— Ну, поставьте вы себя на место другого читателя… Приходите вы, берете книгу, разворачиваете, ан от 16-й до 86 страницы — и нет!
— Как нет? Есть! — возразил Декадент, полез в карман и вынул несколько измятых листков. — Вот они!
— Так это у вас! Поймите, у вас, потому что вы их тайком вырвали… А возьмите вы другого читателя… Ну, ученого какого-нибудь, профессора, скажем, медицины. Нужно ему пополнить какой- нибудь пробел в теории, которая приведет его к открытию лекарства, скажем, от чахотки, поедет он в Публичную библиотеку, возьмет нужную книгу и — что же! Необходимые страницы вырваны. Что тогда получится: средство от чахотки не открыто, больные будут умирать по прежнему, — и все это сделали вы!
Декадент заплакал.
— Когда вы так хорошо все объяснили, то я, действительно, вижу, что был неправ. Я больше не буду, господин судья! Но что же мне делать, посоветуйте!?
— Боюсь вам и советовать, — сказал судья. — Советовал вам гнать от себя козу, вы стали давить кошек, посоветовал читать — вы стали драть страницы… Разве вот что… начните писать что нибудь!
— Это невозможно! — рыдая, воскликнул Декадент.
— Почему?
— Я уже пишу! В «Весах»!!
