Представители дагестанской стороны ставили мне в упрек, что я также с самого начала грубо нарушил достигнутую ранее договоренность, так как взял с собой заложников, которые ранее удерживались нами в кизлярской больнице. Кроме того, по их словам, сам факт захвата в заложники бойцов Новосибирского ОМОНа вместе с оружием и боеприпасами также не способствовал успешному ведению переговоров с федеральными силами. На это я отвечал, что заложники из больницы были взяты в целях обеспечения большей нашей безопасности при маршрутировании в Чечню и выражал готовность всех их отпустить в целости и сохранности, как только мы прибудем в Новогрозненское. В подтверждение этих слов мной было отдано распоряжение отпустить женщин и детей. Однако они отказались нас покинуть без своих родственников из числа заложников.

Что касается захваченных нами новосибирских омоновцев, то я готов был немедленно освободить их вместе с вооружением в случае предоставления возможности нашему отряду вместе с другими заложниками дальнейшего беспрепятственного движения на территорию Чечни. Для этого я просил предоставить мне полный список числящегося за ними оружия с указанием номеров, а также количественные показатели боеприпасов, так как к тому времени, как я уже показывал выше, все оно, по моему указанию, было распределено между боевиками.

В ходе переговоров у меня сложилось впечатление, что у дагестанской стороны и у федеральных сил возникли серьезные противоречия насчет дальнейшей нашей судьбы. Во всяком случае, представители военных требовали от нас отпустить всех заложников и сдаться, а дагестанцы готовы были предпринять все меры для обеспечения нашего дальнейшего продвижения в Чечню.

Это обстоятельство сыграло нам на руку, так как за эти четыре дня неопределенности мы сумели из Первомайского создать хорошо оборудованный опорный пункт с подготовленной системой огня и управления. Когда 14 января я инспектировал свои подразделения, то удивился, сколько окопов, блиндажей, ходов сообщения и других оборонительных сооружений нами было за это время создано. По моему глубокому убеждению, если бы федеральные войска начали штурмовать нас 10 или 11 января, то нам было бы очень тяжело отбить их атаки.

В указанный период времени, то есть с 10 по 14 января, я неоднократно по рации и космической связи связывался с Дудаевым, Масхадовым и Басаевым. Они давали мне рекомендации по дальнейшим действиям и обещали помочь вырваться из кольца, пробив его с внешней стороны. В частности, Басаев советовал мне более жестко вести переговоры с представителями федерального Центра, при этом не жалеть заложников, то есть расстреливать их определенное количество через каждый час. (И это было в духе Ш. Басаева. Видимо, Радуев здесь не врал, набивая себе цену. — Авт.)

Что касается политической ситуации вокруг нашего противостояния с федеральными силами, то она нами контролировалась через средства массовой информации. Дело в том, что в жилых домах местных жителей остались телевизоры, и мы имели возможность следить за новостями, которые передавали российские телеканалы. Сразу хочу отметить, что многое из того, что в то время сообщалось по телевидению, совершенно не соответствовало действительности. Так, например, в новостях говорилось, что нами были расстреляны какие-то дагестанские старейшины и вообще все заложники. Это полностью не соответствовало действительности. Я ответственно заявляю, что ни одного невооруженного заложника мы не убили. Слово «невооруженный» я применил в том смысле, что примерно 12 или 13 января, точно дату назвать затрудняюсь, имел место инцидент, когда один из заложников, завладев автоматом спящего боевика, открыл по нам огонь и при этом убил одного или двух наших бойцов. В ходе перестрелки он был уничтожен. Я лично при этом не присутствовал, поэтому более подробно по этому поводу ничего показать не могу.

Мне, конечно, понятно, что, распространяя указанную выше информацию, федеральное командование стремилось создать почву для поддержки планов силового решения создавшейся ситуации. Не знаю, удалось ли при этом достичь желаемого эффекта среди российской общественности, но у заложников это вызвало резко отрицательную реакцию. Некоторые из них были серьезно обижены на руководство страны за то, что их преждевременно «списали», и это обстоятельство значительно улучшило наши с ними взаимоотношения.

Вопрос: Кто, когда и при каких обстоятельствах предъявил вам ультиматум освободить заложников и сдаться?

Ответ: Я не помню, чтобы мне лично кто бы то ни было предъявлял ультиматум освободить заложников и сдаться. Во всяком случае, никакого официального документа по этому поводу от федеральной стороны я не получал. О том, что нам российским командованием предъявлен ультиматум, я узнал из средств массовой информации, а также от журналистов, которые каким-то образом просачивались через кольцо федеральных сил и брали у меня интервью. Честно говоря, я до последнего момента надеялся, что штурма Первомайского не будет, и нам предоставят возможность беспрепятственно выйти на территорию Чечни.

В ходе сегодняшнего допроса с моих слов составлена примерная схема села Первомайского и его окрестностей, на которой я указал рубежи обороны отдельных подразделений нашего отряда. Ее прошу приобщить к настоящему протоколу.

Допросили и протокол составили:

Следователь по особо важным делам

Следственного управления ФСБ России подполковник юстиции Л. В. Баранов

Старший следователь по особо важным делам

Следственного управления ФСБ России полковник юстиции В. А. Иванец

Комментарий. Во всем, если следовать логике Радуева, виноваты федералы. Если бы не они, то его боевики не напали бы на Кизляр и Первомайское!

Подсудимый Атгириев Т. А. показал, что о подготовке нападения на г. Кизляр он ничего не знал, ему об этом сообщили Радуев и Исрапилов, которые сказали, что он тоже со своим отрядом должен принять в этом участие. Тогда он спросил у Радуева: имеется ли приказ на проведение операции? Радуев сказал, что это приказ Дудаева.

В стадии предварительного следствия Атгириев Т. А. показал, что на вопрос «Мы едем воевать?» Радуев ответил: «Только воевать» и показал ему карту г. Кизляра, где сверху была надпись: «Утверждаю. Главнокомандующий ВС ЧРИ Д. Дудаев». Судебная коллегия нашла показания, данные Атгириевым Т. А., достоверными, поскольку они соответствовали фактическим обстоятельствам дела и доказательствам, исследованным судом.

Допрошенный судом потерпевший Магомедгаджаев сам разговаривал с руководителем боевиков, который представился Салманом Радуевым. На его вопрос, что они хотят, Радуев ответил, что они хотели сначала уничтожить аэродром, на котором стоят вертолеты и которые бомбят Чечню, а потом уйти, но их окружили, поэтому они захватили больницу и заложников.

А что делать дальше? Радуев ответил: они хотят, чтобы с территории Дагестана вывели все войска и что на территории Дагестана стоят установки «Град», которые обстреливают их дома, и он будет требовать их вывода. Радуев также сообщил, что Азербайджан поставляет им оружие, их таможня пропускает, а дагестанская таможня задерживает оружие. Со слов Радуева, в городе находились 500 боевиков, которые «контролируют ситуацию». Радуев пообещал, что не будет принимать никаких действий против заложников, если войска не будут стрелять по больнице. В противном случае, они за каждого убитого боевика будут убивать по 15 заложников. Магомедгаджиев сказал Радуеву, что хочет пойти в мечеть и пригласить старейшин для разговора с ним, и его отпустили.

Он пошел в мечеть и в пути видел у больницы двух убитых мужчин — гражданских лиц. Когда старейшины пришли к Радуеву, он повторил им то же самое, что требует вывода войск с территории Дагестана, отпустить заложников он отказался. Если его требования не будут выполнены, он будет удерживать заложников. После этого старейшины и он (Магомедгаджиев) вышли из больницы, разговаривали с командованием войск и просили не стрелять. После этого он снова вернулся в больницу, сам видел также, как горели вертолеты в аэропорту. Их сожгли боевики…