Однако это вряд ли казалось возможным в те дни, когда молодой король, скрывавшийся под чужим именем в хижине бедной женщины, задумался, сидя у огня и, как гласит предание, забыл про пшеничные лепешки, за которыми та поручила ему наблюдать; лепешки сгорели, и за это хозяйка хижины строго выбранила гостя.
Потерпев поражение, он развернул активную партизанскую войну: устраивал то тут, то там мелкие и крупные пешие и конные налеты на оккупировавшие его землю силы датского завоевателя Гутрума.
Альфред сознавал, что партизанской войны недостаточно. Чтобы победить датчан, необходимо было спровоцировать их на открытое сражение. Армия Альфреда была рассредоточена и разбита, но не уничтожена до конца. Весной 878 года Альфред собрал своих сторонников, воззвав к воинам фирд – ополчения из жителей графства, послужившего основой для формирования полков. К королю примкнули около 4000 человек, в основном из Уилтшира и Сомерсета. По сохранившимся сведениям, они были вооружены только щитами, боевыми топорами и метательными копьями.
Они собрались на пересечении дорог, у Эгбертова камня. Два дня спустя они выступили против пятитысячной датской армии, выгодно расположившейся на возвышенности в Этандуне (современный Эддингтон, в Уилтшире), на западной окраине равнины Солсбери. Молодой король возглавил войско, и, колотя по щитам, они ринулись на штурм. Как гласят исторические источники, за этим последовал разгром и бегство датчан. Современные историки оспаривают это, однако Альфред и его армия, без сомнения, одержали победу. Альфред вернул себе корону и королевство, а датчане сдались. Гутрум, предводитель датчан, принял христианство, а на церемонии крещения присутствовал сам Альфред, ставший его крестным отцом. В память об этой победе – без сомнения, победе важнейшей для зарождающейся Англии и решающей для ее языка – на скалистом склоне холма в Уилтшире была высечена огромная белая лошадь. Альфред спас английский язык.
Стоит вкратце упомянуть и о том, как могло бы обернуться дело. Датчане отличались свирепостью и стремились к завоеваниям; займи они всю страну, победившим языком наверняка стал бы один из их (а не из «английских») диалектов. Имело бы это значение? Полагаю, что да. Их немногочисленные скудные записи не шли ни в какое сравнение с твердо установленными традициями завоеванных ими земель. Их отношение к письменному языку можно было в общих чертах сформулировать так: сжечь или (в более выигрышном для потомков варианте) отшвырнуть в сторону. И хотя эта разновидность германского диалекта могла со временем вырасти и укрепиться, понадобилось бы не одно столетие, и неизвестно, обладал бы другой язык, окажись он на грани исчезновения, таким же жизнеутверждающим сочетанием неистового упорства, поразительной гибкости и жизненно необходимой способности к поглощению, как английский.
После битвы при Этандуне английский язык не только выдержал испытания, но и расцвел, возмужал. Закаленный в огне, он продолжил свой путь. На то были две основные причины: сам Альфред и страстно стремящаяся к самосохранению природа этого языка, который медленно, но упорно становился английским.
Иногда мне кажется, что викторианцы зря прозвали Альфреда Великим, сделав из него тем самым какого-то детского героя. Он стоил гораздо большего. Рассказывать обо всех его достижениях в рамках этой книги мы не будем, но, повествуя о языке, необходимо подчеркнуть, что вклад Альфреда в его развитие был исключительным.
Датчане потерпели поражение, но оказались упорным противником: они возвращались снова и снова. Альфред одержал победу, но война не была окончена. Он понимал, что его собственное королевство и племена, которые теперь ему подчинялись, все еще не оправились от понесенных потерь. Им необходимо было чувство безопасности и защищенности; они хотели быть на стороне победителя. И английский язык, используемый Альфредом, сплотил их. Этот человек первым (и далеко не последним) понял, что верность и силу можно завоевать, прибегнув к общему языку. Он заметил, что в самом языке, в повседневных словах заложена история и целостность, к которым можно обратиться. Он взялся за обучение народа языку так, чтобы люди гордились своим языком, объединялись вокруг него и были готовы за него сражаться.
Он сознавал, что датчане не покорятся и что численности его армии недостаточно, чтобы принудить их к этому, поэтому он провел границу через всю страну от Темзы до древней римской дороги Уотлинг. Земли к северу и востоку оставались под владычеством датчан и именовались Данелагом, областью датского права. Земли к югу и западу оставались за западными саксами, образовав ядро новой Англии. Граница была отнюдь не условной: пересекать ее было дозволено только торговцам. Этому проявлению коммерческого реализма суждено было принципиально изменить структуру английского языка в большей степени, чем всем остальным факторам до и после него. Торговля отточила язык и придала ему еще большую гибкость.
Нашествие викингов принесло в страну преимущественно датский язык. Однако вместе с ним сюда проник и родственный ему норвежский. Примерно до 1000 года эти диалекты мало различались между собой и были известны как «северная речь», или древнескандинавский язык. В центре Данелага эту речь пытались насадить так же настойчиво, как добивались военного суверенитета. Что интересно, успехи в этом направлении были довольно ограниченными – если не считать грамматики. На более поздних этапах английский язык приобретет грандиозную способность брать на вооружение, поглощать и преобразовывать другие языки, не жертвуя собственным словарным запасом и смысловым содержанием, но сейчас, на раннем этапе, спустя 400 лет после того, как фризские и другие племена «пересадили» корни английского языка в народ, который потом будет тоже именоваться английским, язык продолжал проявлять небывалую строптивость: он принял не больше дюжины кельтских слов, всего около 200 латинских, и даже теперь от превосходящих сил противника в лице датчан в сокровищницу языка, насчитывавшую почти 25 000 слов, попало не больше полутора сотен слов. Это можно частично объяснить тем фактом, что власть была сосредоточена в Винчестере и тексты со всей страны переписывались здесь на западносаксонском диалекте. Кроме того, похоже, на этом этапе английский язык так глубоко пустил корни в местную почву, что сдвинуть его с места не представлялось возможным. Благодаря этой строптивости язык так прочно осел, что позднее, под тяжестью еще более разрушительных последствий Норманнского завоевания, он сохранил способность подпитываться с помощью глубоких и мощных стержневых корней.
Тем не менее норвежские и датские викинги поделились словами, которые заметно обогатили язык. В северных районах Англии слова, доставшиеся от новых завоевателей, преобладают в значительно большей мере, чем в южных, отражая раздел между севером и югом; по наблюдениям лингвистов, диалекты – йоркширский, нортумбрийский, джорди, камберлендский – обязаны своим звучанием прибывшим на галерах викингам, чей богатейший опыт судостроителей и мореходов позволял им совершать потрясающие плавания – в Средиземное море, вокруг всей Европы и даже в Америку.
Память о викингах жива и особенно проявляется в топонимах, широко распространенных по всей территории Данелага. Датские названия уверенно заняли и укрепили позиции на местном уровне. Можно насчитать по крайней мере 1500 таких названий, из которых более 600, например, заканчивались на -би (-by), что на скандинавском означало ферму или город.
Я вырос на северо-западе Англии, в нескольких милях от границы Озерного края, знаменитого горными ландшафтами (а гор в этой местности более 400) и 33 озерами. Озерный край был густо заселен норвежскими викингами, пришедшими сюда в основном через Дублин. Слова, которые они принесли с собой, прижились в местном диалекте и относительно спокойно просуществовали в нем на протяжении тысячи лет. Продолжим пример с -би: в нескольких милях от города Уигтона, в котором я вырос, расположены Айрби, Терсби, Уиггонби, Корби, Лазенби, Торнби, Довенби и Гэмблсби; из более известных названий можно упомянуть Дерби, Нейсби и Регби. Окончание -торп, обозначающее деревню, можно увидеть в таких названиях, как Сканторп, Алторп и Линторп. Окончание -туэйт (участок земли) тоже встречается в названиях по всему северу; в одном только Озерном крае есть Бассентуэйт, Миклтуэйт и Ростуэйт. В названиях Лоустофт, Истофт и Сандтофт прослеживается -тофт – жилище с прилегающим участком. Есть и другие, менее известные, но тем не менее дошедшие до нас названия, данные викингами: Озерный край испещрен долинами, которые на древнескандинавском назывались dale, например Борроудейл (долина с укреплением), Васдейл (долина с озером), Лангдейл, Эскдейл, Паттердейл. Иногда части названий происходят из разных языков и смешиваются, как, например, в случае с деревней Бленнерхассет в Камбрии: blaen означает вершину холма на кельтском, а heysætr – пастбище на древнескандинавском. А Кезвик (Keswick), один из важнейших городов Озерного края, представляет собой застывшую форму древнеанглийского cesewic, что означает сырную ферму; однако без влияния викингов это название сейчас звучало бы как Чезвик (Cheswick) или Чезвич (Cheswich). Словом, датчане разбивали лагеря и давали им свои имена, причем настолько выразительные, что те сохранились и по сей день.
