Больше потерь и разрушений «тигр» от взрыва не понес, но был полностью вычеркнут из сражения. Когда танкисты попытались повернуть башню и открыть огонь по русскому заслону, в недрах танка что-то предательски хрустнуло, и башня встала. Могучий ствол «тигра» безвольно застыл, не имея возможности вести огонь в нужном направлении.
Сразу вслед за «тигром», на мине подорвалась самоходка пытавшаяся обойти поврежденный танк. Ей повезло гораздо меньше, в отличие от своего бронированного собрата. Из поврежденной взрывом кормы штурмгешютц вперемешку с языками пламени повалил темный удушающий дым.
Спасая свои жизни, экипаж попытался покинуть машину, но это ему не удалось. Едва только башенные люки танка распахнулись, как по ним ударили русские пулеметы. Один из танкистов успел выскочить из объятой огнем башни и намеревался спрыгнуть на землю, но тугая пулеметная очередь буквально смела его с брони. Она же прошила его товарища, что высунулся из люка наполовину и безвольной куклой повис на башне. Больше из экипажа танка никто не пытался его покинуть.
Обнаружив наличие перед собой минного поля, и потеряв на нем ещё два бронетранспортера, немцы были вынуждены остановиться и, ожидая подхода саперов, стали обстреливать русский заслон с дальних дистанций. Гневно водя из стороны в сторону своими могучими стволами, танкисты пытались заставить замолчать зловредные пулеметы противника, но это у них плохо получалось. Хорошо замаскированные расчеты, были плохо видны в смотровые щели танков, а вести наблюдение высунувшись из люка, никто из немцев не рискнул. Взятие первой линии русской обороны откладывалось.
Выбирая направление удара своего танкового кулака, Винц сумел попасть на стык советских частей, прикрывавших направление Людвигслуста. Танки полковника вышли на самый край обороны стрелкового полка под командованием подполковника Петрова.
Об этом в штабе полка стало известно от начальника связи капитана Клещева, что вихрем ворвался в небольшую комнату фольварка, временно приютившую КП Петрова.
— Георгий Владимирович, танки! Немецкие танки атакуют батальон капитана Симочкина! — доложил Клещев начальству с плохо скрываемой растерянностью и боязнью.
— Ах ты, черт! Ведь там у нас ни одной противотанковой батареи, а одними только зажигалками немцев можем и не удержать! И перебросить пушки от Батеева не успеем, прорвав оборону батальона, немцы через полчаса будут здесь! — чертыхнулся от злости начштаба и, стукнув по столу рукой, вопросительно посмотрел на комполка.
— Прекратите хоронить батальон Симочкина раньше времени! У него очень выгодное положение для обороны, я сам лично проверял, он должен выдержать! — решительно одернул начштаба Петров и, повернув черный ежик коротко остриженной головы в сторону Клещева, вперил в него гневный взгляд.
— Что это за вид!? Вы командир Красной Армии или кто!? Приведите себя в порядок и доложите, так, как положено докладывать офицеру, а не курсистке! — из узких глаз комполка в сторону Клещева било столько энергии, что у бедного капитана руки сами устремились к расстегнутому воротничку. В мгновения ока, наведя порядок, он одернул гимнастерку, поправил ремень и вытянувшись во весь фронт стал неторопливо докладывать командиру.
— Товарищ подполковник, комбат три доложил, что в 5.23, в квадрате 17 был атакован большим числом немецких танков при поддержке пехоты. Предположительно не менее двух батальонов.
— Каким именно числом, и какими видами танков он атакован?
— Симочкин не указал число и вид танков противника. Только сказал большим числом танков, товарищ подполковник.
— Это все? — недовольно уточнил комполка.
— Так точно, товарищ подполковник. Как только Симочкин сообщил о танках, я поспешил доложить об этом вам, — начал оправдываться Клещев, но Петров оборвал его властным взмахом руки.
— В вашем докладе капитан мне нужна ясность и точность, а не его быстрота, которая нужна при ловле блох и при поносе. Соедините меня с комбатом три, — приказал Петров, и Клещев бросился к радистам. Из-за внезапной передислокации полка не со всеми его соединениями имелась проводная связь, и большей частью она осуществлялась по радио.
— Мне кажется, что вопрос о виде капитана Клещева в сложившейся обстановке совсем не к месту, товарищ комполка, — недовольно заметил присутствующий при разговоре замполит, — сейчас нужно думать как немцев бить, а не к форме подчиненных придираться.
— Именно этим, я и намерен заняться, Николай Иванович. Но я никому и никогда не позволю сеять панику в своем штабе. Она крайне опасна, и смею вас заверить, как человек, трижды побывавший в окружении, очень дорого обходится, — холодно произнес Петров. Обиженный замполит вспыхнул и хотел привести нужную и политически верную цитату из классиков марксизма, но приход Клещева с радистом заставил его замолчать.
— Пятнадцатый у аппарата, доложите сложившуюся у вас обстановку! — потребовал комполка у собеседника.
— Так, так, так, хорошо, вы уверены? Выясните и доложите это подробнее в течение получаса, — говорил комполка, склонившись над картой и нанося на неё карандашом одному ему понятные пометки.
— Молодцы, иных действий я от вас и не ожидал. Держитесь, но в случае необходимости разрешаю отход на вторую линию, но дальше ни шагу. Подкрепление к вам отправим в самое ближайшее время, — Петров положил трубку и обратился к начштабу.
— Симочкин пока удерживает немцев на первой линии обороны благодаря минному полю и пулеметному взводу, но это не надолго. Исходя из расчета времени, немцы с минуты на минуту должны повторить атаку и тогда Симочкину будет очень жарко. Василий Маркелович, что мы сможем дать комбату для отражения танков противника? Снимать все противотанковые батареи с исходных позиций я считаю преждевременно. Хотя комбат уверяет, что его атакуют не менее десяти танков противника, это может быть только разведка боем. Думаю можно перебросить на левый фланг батарею Панкратова, но это займет определенное времени, а сейчас каждая минута дорога.
— Можно забрать у Василенко самоходки старшего лейтенанта Кафтанова. Их всего две, но экипаж боевой, обстрелянный, действовать из огневых засад умеют. Не в первый раз.
— Самоходки конечно хорошо, но для отражения танков этого все же мало. Что ещё можем дать? — Петров требовательно посмотрел на начальника штаба, но тот только развел руки. Недовольный комполка нахмурился, уставился взглядом в одну точку, а затем кликнул командира охраны штаба.
— Колокольцев! Трофейные фаусты в тыл ещё не отправили?
— Никак нет, товарищ подполковник. В грузовике под навесом лежат.
— Отлично. Возьми мой виллис, пятнадцать человек из взвода охраны и чтобы через пять минут фаусты были на позиции у Симочкина. Ясно!?
— Так, точно.
— Тогда бегом! — приказал Петров и Колокольцев исчез.
Столь неожиданное решение вопроса не нашло поддержки и понимания со стороны замполита.
— Товарищ комполка, отдавая подобный приказ, вы рискуете не только жизнями простых солдат, приказывая им сражаться неизвестным оружием, но и жизнями работников штаба полка, непродуманно ослабляя его охрану. Я считаю… — начал замполит, но Петров решительно прервал его.
— Фаустпатрон — хорошее оружие, немцы им вооружали не только строевые части, но и фольксштурм. Что касается охраны штаба, то время немецких десантов давно ушло, а в случае прорыва врага, я приложу максимум усилий для его ликвидации, прежде чем застрелиться. В плен попадать я не намерен, надеюсь, вы тоже? Вот и прекрасно, давайте работать.
Говоря о смерти, славный сын корейского народа Пэн Ген, ни капли не лукавил. Под Гвадалахарой, Сенявиным и Варшавой смерть трижды заглядывала в его глаза, но каждый раз проходила мимо.
В восемнадцать лет, получив свое первое боевое крещение на КВЖД, с рекомендацией командира полка он был направлен в военное училище далекого Ленинграда. Отправляя корейского интернационалиста в колыбель трех революций, прозорливый командир посоветовал своему протеже сменить имя и фамилию, дабы не вызывать излишнего интереса у специальных служб. Благодаря тому, что подобный процесс в новой России был в тот период очень распространен, на свет появился Петров Георгий Владимирович, которого неискушенные ленинградцы принимали за якута.