Рэд вошел в прихожую. Квартиpа врача была богато обставлена. Было тихо. Через полминуты в проеме коридора появилась тучная, коротенькая фигурка. Рэда встречал знаменитый писатель Николай Чершевский, двоюродный брат хозяина квартиры. Его умные глаза смотрели на Рэда из-за стекол очков, с хитрецой и пониманием. Литератор был связан с повстанцами уже давно — с той поры, как режим стал чинить ему препоны в работе. Писатель считался нeблагонадежным, и потому не мог предоставить Рэду собственную квартиру. РСБ время от времени ставило за ним наружное наблюдение, прослушивало его разговоры, но слежка была выборочной: Николай не состоял в политических группах, отказался от ряда детективных расследований, начатых в столице. Здесь, в Урбограде, он был в «почетной ссылке». Его родственник, доктор Алексей, был, до недавнего времени, равнодушен к политике. Слежки за Алексеем не велось, проблем с властями у него не было. Потому квартира врача и была выбpана для явки. Эту квартиру часто посещали посторонние: Алексей вел врачебную практику. Прием пациентов, по замыслу операции, должен был прикрыть явку новобранцев на собеседование.
Заговорщик и литератор пожали друг другу руки. Они прошли вглубь квартиры — не в роскошную столовую, увешанную масками и сувенирами, а в дальнюю маленькую комнатку, в книгохранилище. Окно его многие годы было занавешено плотной шторой, за ней были горизонтальные жалюзи. Объяснялось это заботой о сохранности книг — их страницы не должны были желтеть от яркого света. Таким образом, наблюдать извне за происходящим было невозможно. От пола и до потолка хранилище было заставлено стеллажами из мореного красного дерева. На стенах тоже висели жестяные полки, уставленные справочниками, не только медицинскими. Корешки обложек поблескивали в свете неоновой лампы, стоявшей на письменном столе. В углу, у стола, стояли несколько стульев и офисное кресло. Жестом предложив Рэду сесть туда, Николай придвинул к себе стул. Писатель хотел было заговорить, однако Рэд, сомкнув губы, приложил к ним острый палец — он опасался прослушивания. Вынув из кармана «Пелену», заговорщик включил ее, через пару минут нажал еще одну кнопку, затем произнес:
— Доброе утро. Прошу извинения… Теперь мы можем говорить спокойно. Этот прибор нейтрализует подслушку в радиусе пятидесяти шагов. Вместо наших голосов теперь будет слышен звуковой фон, типичный для пустующей комнаты. Компьютер за эти две минуты сделал анализ фона, и теперь генерирует его.
— Великолепно! Здравствуйте! Ну что ж — писатель небрежно расстегнул ворот клетчатой рубахи — Сначала гостя надо накормить, а потом расспрашивать… Мой двоюродный братец еще вчера приготовил для вас свое коронное блюдо — щуку в сметане… Пальчики оближете. Алеша сам готовил… Прислуги мы принципиально не держим. Вы очень утомлены, наверное? Отдохните пока в кресле. Не буду вам мешать… Пойду разогревать рыбу…
Литератор, ступая вразвалку, удалился на кухню. Рэд расслабил все тело и прикрыл глаза. Он был способен настраивать свой мозг и тело на периоды короткого отдыха, после которых восприятие становилось свежим и острым. В полудреме революционер видел яркую, танцующую в воздухе пыль. Пыль, хлопья, бесформенные куски… Растущая живая клетка… Как же много предстоит сделать за эту неделю…
Последняя мысль была уже вполне осознанной — мозг Рэда освободился из объятий дремоты. Он вытянулся в кресле, и ощутил удивительно аппетитный запах…
— Вот она, пеструшка наша — Чершевский даже облизнулся, поставив на стол блюдо, где дымилась разваристая щука с золотистыми комьями икры у брюшка, небрежно залитая сверху озерцом сметаны… Затем Чершевский принес минеральной воды.
Рэд отдал должное щуке, отхлебнул освежающую воду из темного широкого стакана.
— Чудесная вода… Серебряный вкус…
— Хм… — Чершевский взмахнул пухлой рукой — Хорошо сказано.
— Благодарю за сказочный завтрак — искренне улыбнулся Рэд.
— Ну, я думаю, Вы приехали в Урбоград не только ради кулинарных изысков моего брата — хитро подмигнул Николай.
— Конечно, здесь у меня дела. Но мне интересны и ваш брат, и особенно вы сами. На ваших книгах я воспитывался, ведь вы намного старше меня. Честно говоря, мечтал вас увидеть и побеседовать. Никак не ожидал, что доведется..
— Ну, обо мне куда больше говорят мои книги, чем я сам… Тем более, времени у вас немного. Да и положение, в котором я оказался, вам наверное известно… Вел расследование, на меня надавили, вынудили переехать сюда из столицы. Книги публиковать сложно, я в опале. Решил вот помогать «Союзу Повстанцев». Может быть, вам покажется странным, но вы меня интересуете столь же остро. Не так уж часто приходится общаться с людьми подполья. Все больше мельком, а часто и вовсе безлично, через тайную переписку. Я бы предпочел говорить о вас, а не о себе.
— Что ж, взаимный интерес — лучшая почва для диалога. Хотя я понимаю несоизмеримость масштабов. — улыбнулся Рэд — Вы признанный талант, с мировым именем… А я — лишь безвестный оперативник.
— Это-то и интересно! Вы типичны, по вашим словам я могу понять общий настрой кадровых подпольщиков. Понять, за что вы боретесь, как вы себе мыслите эту борьбу, как относитесь к разным сторонам жизни. Может быть, у меня было до сих пор неверное представление о вас? Беседа обещает быть увлекательной…
— Но я ведь тоже сгораю от любопытства… Каковы ваши планы, что вы сейчас пишете?
— А что интеллигент обязан писать в такое время, как наше? — Николай разгладил седеющую бороду. — Конечно, обличать власти и подымать людей на борьбу с царящим злом.
— Но такую книгу нигде не опубликуют. Даже и ваши детективы теперь не берут издательства…
— Я надеюсь, что повстанцы отпечатают ее тираж в тайных типографиях. Естественно, я спрячусь за псевдонимом. А с детективным жанром покончено. Теперь взялся писать сложный роман, где сочетаются антиутопия, научная фантастика, социальный боевик и детектив. Конечно, в нем сыщики и власти представлены в подлинном виде. Как преступные мерзавцы. А подпольщиков я хочу показать людьми смелыми и благородными. Для этого мне нужно узнать вас получше. Так что ваш визит как нельзя кстати.
— Фантастика — новый для вас жанр. В нем вы раньше не писали. — заметил Рэд, наклонив голову чуть вбок.
— Честно говоря, это жанр навязан условиями. — тяжко вздохнул Николай — Я и читателю хочу это показать, допуская иной раз сознательную неряшливость. Но это все-таки ничего — как говаривал мой тезка и почти однофамилец[5]. Читай, добрейшая публика! Истина — хорошая вещь: она вознаграждает недостатки писателя, который служит ей. Наш мир я хочу закамуфлировать под инопланетный, но очень неискусно. Так, чтобы уши реальности торчали наружу из-под фантастической маски.
— О! Недавно я стоял, смотрел на звезды, — живо откликнулся Рэд — и мне пришла в голову мысль: у вселенной ведь бесконечны запасы пространства и времени… Поэтому в ней вероятно любое событие.
— Так, и что же?
— Ну, выходит, вдали от нашей Мезли может возникнуть мир почти такой же. Скажем, не Мезля, а планета Земля.
— Оригинальная мысль! Я обязательно воспользуюсь ей в будущей книге! — увлеченно вскричал Чершевский — Тем более, что в ряде местных говоров Рабсии такая оговорка встречается… Скажем, помещение под почвой называют в деревнях «землянка», потому что слово «мезлянка» означает жительницу нашей планеты… Спасибо за свежую идею! Но сейчас мне бы хотелось поговорить не о фантастике, не о других планетах, а просто о жизни.
— Что ж, такая беседа будет плодотворной. — ответил Рэд, и взглянул на часы — Для нее время найдется.
— Если уж мы решили обсуждать противоречия нашей жизни — дружелюбно произнес Чершевский — то надо бы сразу определиться: какое из них важнее всего? Я понимаю, что не расовое, не национальное — мы же не фашисты. Ясно, что математика не бывает рабсийской, честность армариканской, а добро азирийским. Мораль и научная истина универсальна для всех стран и народов. Но в чем же тогда основное различие между людьми? Как вы думаете?
