Артур Миллер
Я ничего не помню
I Can’t Remember Anything by Arthur Asher Miller (1987)
перевод с английского С. Макуренковой
Действующие лица:
ЛЕОНОРА
ЛЕО
Время действия — наши дни.
Комната ЛЕО — кухня в небольшом деревянном загородном доме, стоящем недалеко от дороги. Около плиты — самодельный фанерный стол, за которым и обедают, и занимаются живописью. Здесь же несколько обтянутых парусиной кресел, плетеный стул, пара табуреток — все выдает приют холостяка. На стене — два хороших, запылившихся от времени, пейзажа. Напротив — прибитые гвоздями фотографии того же времени и несколько портретов, сделанных тщательно, но непрофессионально. За столом, отодвинув газету, ЛЕО что-то старательно выводит на куске картона. У него небольшое лицо упрямца. С улицы входит ЛЕОНОРА. Сдерживает кашель, делает несколько глотательных движений, чтобы восстановить дыхание. Ее речь уроженки Новой Англии окрашена аристократическим европейским акцентом.
ЛЕОНОРА. Ты мог бы, пожалуй, взглянуть на меня.
ЛЕО. Я заметил, что ты вошла.
ЛЕОНОРА. О, это похоже на приветствие: «я заметил, что ты вошла».
ЛЕО. Сегодня опять жареный цыпленок.
ЛЕОНОРА. Неважно, у меня все равно нет аппетита. Можно, я налью себе лимонада?
ЛЕО. Возьми вон там.
ЛЕОНОРА. Благодарю. (Идет и наливает немного виски, поднимает бокал, доливает еще, и еще).
ЛЕО. Ты никак не можешь, чтобы не долить.
ЛЕОНОРА. Но ведь надо посмотреть, не многовато ли.
ЛЕО. По-моему тебе всегда маловато.
ЛЕОНОРА. Можно я возьму воды.
ЛЕО. Она вон там.
ЛЕОНОРА. Я знаю. Ты не возражаешь?
ЛЕО. О чем ты говоришь. (Изучает то, что получилось на куске картона, отодвигает в сторону, берется за газету). Кажется, ты разбила новую машину?
ЛЕОНОРА. А, все как всегда, я тебе уже говорила: фонари теперь почему-то ставят прямо посреди дороги.
ЛЕО. Фонари стоят там, где стояли.
ЛЕОНОРА. Это не совсем так, но что толку спорить об этом.
ЛЕО. Может быть не стоит садиться за руль, когда ты не в форме.
ЛЕОНОРА. Просто не стоит говорить на эту тему.
ЛЕО. Особенно, если все дело в фонарях, которые стоят не там где ты хочешь.
ЛЕОНОРА (вынимая из сумки конверт). Сегодня утром получила весточку от Лоренса.
ЛЕО. Я понимал бы еще, если бы тебе гарантировали, что ты разобьешься сразу. А если станешь калекой? Или ослепнешь? А собьешь кого-нибудь, тогда что?
ЛЕОНОРА. О чем это ты? (Делает глоток, глубокий вздох).
ЛЕО. Где сейчас Лоренс?
ЛЕОНОРА (смотрит на конверт). Кажется, в Шри Ланка.
ЛЕО. Он все еще в том монастыре, или, черт его знает, как там это у них называется?
ЛЕОНОРА. Это не монастырь, скорее, что-то вроде поселения. Я никогда не могу дочитать ни одного его письма до конца. Они такие нудные, что я засыпаю. У тебя нет ножа?
ЛЕО. Возьми на столе.
Она берет нож, вскрывает сверток, в котором видна бутылка виски.
ЛЕОНОРА. А знаешь, твои запасы на исходе.
ЛЕО. Знаю, но я не смог сегодня выбраться в город. Тебе что, не хватит?
ЛЕОНОРА. А ты как же?
ЛЕО. Я уже год как не пью виски, по крайней мере, с тех пор, как у меня нашли артрит. Ты что, даже не заметила?
ЛЕОНОРА. Я хотела соблюсти долг вежливости.
ЛЕО. Эта бутылка еще позавчера была не почата…, так, чтобы ты знала.
ЛЕОНОРА. У тебя были гости?
ЛЕО (к ней). Нет, только ты.
ЛЕОНОРА. Ну вот видишь.
ЛЕО. Между прочим, если ты когда-нибудь вечером приедешь и увидишь, что я отдал концы, позвони в больницу Нового Приюта в Йейле, а этому… как там его… городскому коновалу не надо.
ЛЕОНОРА. О боже, на что человеку больница, если он уже умер?
ЛЕО. Я подписал с ними контракт.
ЛЕОНОРА. Надо же!
ЛЕО. Пускай изучают. Так что не забудь позвонить в Иейл. А то у нашего городского гробовщика такие противные шипы на бампере, и рожа этого… Никсона.
ЛЕОНОРА. А собственно, что им у тебя изучать?
ЛЕО. Как — что? Ты считаешь я недостаточно хорош.
ЛЕОНОРА. Нет, но мне кажется, им нужны какие-то особенные болезни. А у тебя один артрит. Если не считать артрита, пожалуй, умрешь совершенно здоровым.
ЛЕО. Ну почему, я могу еще что-нибудь подцепить.
ЛЕОНОРА. О боже, где? Ты же никуда не выходишь, кроме почты и бакалейной лавки.
ЛЕО. Ну почему, я езжу заправляться бензином.
ЛЕОНОРА. Бензином! Но что можно подцепить на бензоколонке?
ЛЕО. Не знаю. Какую-нибудь бензиновую болезнь.
ЛЕОНОРА (смеется). Выдумаешь тоже!
ЛЕО. Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь другом?
ЛЕОНОРА. Так ведь это не я начала.
ЛЕО (показывает ей только что написанные на куске картона крупные буквы). Вот номер телефона в Иейле, видишь? Я хочу прикрепить его вот сюда, к аппарату.
ЛЕОНОРА. Поверь, я обязательно отдам концы раньше тебя.
ЛЕО. Это на тот случай, если не успеешь и, войдя сюда, увидишь, что я бездыханен, язык наружу и глаза закатил.
ЛЕОНОРА (делая гримасу). Прекрати, ради Бога!
ЛЕО. Именно так выглядит тот, кого хватил удар. (Возвращается к газете. Пауза.)
ЛЕОНОРА. Что-нибудь интересное?
ЛЕО. Да, кое-что есть.
ЛЕОНОРА. Только не рассказывай, это все ужасно.
ЛЕО. Я не собирался ничего рассказывать. (Пауза). Хочешь риса?
ЛЕОНОРА. Я его ненавижу.
Он опять утыкается в газету.
Почему с тобой так трудно, Лео?
ЛЕО. Со мной? О боже, я только предложил тебе риса.
ЛЕОНОРА. Никак не пойму, почему я еще не умерла.
ЛЕО. Не беспокойся, может быть это когда-нибудь и случится.
ЛЕОНОРА. Я с детства верила — нас этому всех учили — что все в жизни имеет смысл. Ты понимаешь, о чем я говорю.
ЛЕО. Моя мать была единственной атеисткой на весь Йонгстаун в Огайо: она никогда не говорила, что все в жизни имеет смысл.
ЛЕОНОРА. Нет, в Новой Англии нельзя было в это не верить! — в чем тогда смысл моего существования? От меня никакого проку — ни мне, ни детям, ни внукам, ни тем немногим, оставшимся в живых, которых я могла бы назвать своими друзьями…
ЛЕО. Так почему бы его не обрести?
ЛЕОНОРА. О господи, разве можно обрести смысл жизни? Если его нет, то значит его нет. И тогда ты абсолютно бесполезна.
ЛЕО. Ну сделай что-нибудь. Почему бы тебе не сесть за пианино?
ЛЕОНОРА. За пианино!
ЛЕО. А что, черт побори, ведь ты когда-то играла Моцарта, Шопена, и бог знает что еще. Только не говори, что ты разучилась играть на пианино, Леонора.
ЛЕОНОРА (не соглашаясь и не отрицая). Нет, я не рискну.
ЛЕО. Тогда возьми аккордеон.
ЛЕОНОРА. Что? Но я никогда в жизни не играла на аккордеоне.
ЛЕО. Как же, а прием на зеленой лужайке, помнишь, человек тридцать-сорок гостей, все напились до чертиков и танцевали. А Фредерик привязал салями между ног и колотил в суповую кастрюлю.
ЛЕОНОРА. Неужели? (Неожиданный смешок). Салями, говоришь?
ЛЕО. Ну да, и пару апельсинов. Ходил и шокировал всех женщин.
