— Ему пора узнать, — просто сказал художник. — Фарс слишком затянулся. Да ты и сама это понимаешь, милая моя девочка.

Да, Анхела и впрямь все понимала… но такого финала она не желала, нет!

— Тебе не следовало так поступать, — выдохнула она. Клайв осторожно коснулся картины. Указательный палец скользнул по округлому, безупречно прорисованному плечу — безо всяких пятен и изъянов. Анхела вздрогнула, точно ощутив касание его руки на своем собственном плече.

— Никогда тебе не прощу, — бросила она Ренану и шагнула в сторону мужчины, любимого ею превыше всех на свете.

И снова словно приросла к месту. Поскольку именно в этот миг Клайв обернулся. И лицо его казалось изваянным из холодного мрамора.

— Эту картину писал не ты. — Ледяной взгляд зеленых глаз пригвоздил художника к месту. И слова эти упали в тишину, точно прозвучавший в судебном зале обвинительный приговор.

— С экспертом не поспоришь, — коротко улыбнулся Ренан. — Нет, не я. Это полотно…

— …Принадлежит мне, — отрезала Анхела. — Оно мое! — Молодая женщина обернулась к Клайву в поисках защиты. — Ренан не имеет ни малейшего права дарить его мне или не дарить! Картина — моя! И никто не смеет…

— Кто ее написал? — холодно оборвал свою спутницу Клайв.

— А это важно? — запротестовала Анхела. — Картина никогда не выставлялась — и выставляться не будет. Я ни за что…

— Я не спрашивал, выставлялась она или нет, — рявкнул Риджмонт-младший. — Я спросил, кто ее написал, черт подери!

Молодой человек кипел от ярости. Анхела испуганно отступила назад.

— Клайв, по-моему, вы не поняли, — вклинился в разговор Ренан Бенавенте. — Я показал вам картину вовсе не затем, чтобы…

Все произошло так быстро, что художник просто не успел уклониться. Одним стремительным движением Клайв преодолел разделяющее их расстояние и с разворота нанес Ренану сокрушительный удар в челюсть. Тот рухнул на пол. А в следующий миг тишину прорезал пронзительный крик Анхелы. Она бросилась к поверженному художнику и склонилась над ним:

— Зачем ты это сделал? — всхлипнула она, поднимая глаза на Клайва.

— Будет знать, как портить тебе жизнь! Будет знать, как портить жизнь мне! — яростно прорычал Клайв. И, резко развернувшись, вышел за дверь.

Анхела проводила его горестным взглядом. Ренан со стоном сел на полу и ощупал челюсть, словно не веря, что такое могло с ним приключиться, и где? — в самом центре культурной жизни Барселоны!

— Что, ну что ты натворил? — восклицала молодая женщина.

— Просто-напросто исполнил одно из твоих сокровенных желаний и заработал хороший удар по физиономии, — язвительно отозвался художник.

Молодая женщина опустилась на колени рядом с пострадавшим и помогла ему подняться.

— Больно? — осведомилась она сухо.

— Да сущие пустяки, не тревожься, — фыркнул Ренан. — Губа разбита, вот и все. — И вдруг разразился безудержным смехом, от чего Анхела рассвирепела окончательно.

— Прекрати! — закричала она. — Как ты смеешь смеяться в такой момент? Что ты со мной сделал, Ренан, что?! Зачем, ради всего святого? — Молодая женщина оглянулась на дверь офиса, и по щекам ее потоком хлынули слезы. — Клайв меня никогда не простит. И ты это знаешь, — рыдая, твердила она. — Он даже ушел без меня!

— Вот уж не верю, — спокойно возразил Ренан. — Подожди минутку, я приложу к ране лед, а потом мы с тобой пойдем и его отыщем. Честное слово, он где-то здесь!

Клайв и впрямь не успел далеко уйти. Оказавшись за дверью, он прислонился к стене, сжимая и разжимая кулаки и мрачно предвкушая самое худшее. Не успев покончить с одной скандальной сценой, он волею судьбы оказался в преддверии «разборки» еще более неприятной.

В музей прибыла его мать.

Одному Господу известно, за каким таким делом миссис Риджмонт прилетела в Барселону из далекого Лондона. А он-то, Клайв, наивно полагал, что матушка его далеко, за много миль от солнечной Каталонии! Но нет: миссис Риджмонт, словно по волшебству появившись из ниоткуда, стояла на верхней площадке лестницы в окружении друзей и знакомых.

Будучи зол на весь мир без исключения, Клайв уже собирался сделать вид, что ее не заметил, и убраться из музея восвояси, пока матушка часом не углядела его. Вот только уходить без Анхелы он не собирался. Молодой человек скрипнул зубами: выражение его лица не предвещало ничего доброго.

Здравый смысл подсказывал: ну, нельзя же пройти мимо собственной матери, даже не поздоровавшись, черт подери! Однако как быть с Анхелой? При одной мысли о встрече этих двух женщин по спине его пробежал холодок. Так что Клайв нечеловеческим усилием воли взял себя в руки, смирил гнев и направился к матери, решив завершить сцену счастливого воссоединения семейства до того, как Анхела соизволит выйти из офиса под руку со своим бывшим любовником!

Но в тот вечер госпожа Удача была явно не на стороне Клайва. В музее собрался просто-таки цвет барселонского общества. И многих достойных представителей помянутого общества Элис Риджмонт, учитывая деловые связи своего мужа и сына, знала достаточно близко. Подходя ближе, сын ее не сдержал улыбки: пылкие почитатели обступили его элегантную красавицу-мать тесным кольцом, а та явно наслаждалась произведенным фурором.

Завидев Клайва, миссис Риджмонт просияла лучезарной улыбкой. А тот, нимало не смущаясь, заключил хрупкую, утонченную аристократку в объятия и закружил на месте. Делая вид, что до крайности шокирована такой фамильярностью, Элис шутя дернула сына и наследника за ухо — и тут же звонко чмокнула сперва в одну щеку, потом в другую.

Миссис Риджмонт часто и подолгу живала в Испании, отчасти переняла у здешних своих друзей и знакомых экспансивную порывистость, типично южную пылкость и горячность, и в выражении чувств не стеснялась. Вот и сейчас, ласково сжимая руки сына, она громко сообщала всем вокруг, какой он у нее красавец и как жестоко обходится с родной матерью, неделями не звоня домой. Клайв не обижался, нет; напротив, откровенно наслаждался происходящим. Ведь и он давным-давно усвоил и перенял испанские обычаи и манеры. В свою очередь, он принялся пространно извиняться, и с неподдельной тревогой справился о здоровье отца.

— На этой неделе ему лучше, — заверила мать его и улыбающихся друзей семьи. — Так что он выставил меня из дому, веля не показываться ему на глаза дня два-три по меньшей мере. Говорит, я его в могилу сведу своими заботами. Да только, на самом-то деле, он намерен в мое отсутствие бражничать с друзьями да в карты играть, вот и сплавил меня с глаз подальше, чтобы не попрекала и не бранилась!

Ответом был дружный смех. Краем глаза Клайв заметил, как дверь офиса приоткрылась, и внутренне похолодел.

— А этот вот негодяй так, видите ли, занят, что и минутки свободной выкроить не может, чтобы матери позвонить! — сообщила Элис толпе, указывая на сына. — Только и поговоришь, что с экономкой!

Из офиса вышла Анхела. Бледная, встревоженная… она понятия не имела, что ее ждет.

— Вы только подумайте, люди добрые: чтобы узнать, где его нынче вечером носит, мне приходится его друзей обзванивать! — Клайв покаянно улыбнулся, гадая про себя, какому такому «другу» он обязан появлением матери в музее.

Теперь его и Анхелу разделяли лишь несколько шагов. Рядом с ней шагал Ренан Бенавенте, с распухшей губой и видом до крайности мрачным. Решающий миг настал, удрученно сказал себе Клайв. Либо он сейчас возьмет Анхелу под руку и представит ее матери, рискуя оскорбить почтенную родительницу, — при всей своей шумной порывистости, Элис Риджмонт отличалась взглядами на удивление старомодными, — либо проигнорирует Анхелу и тем самым незаслуженно ее обидит. Что за гнусная дилемма!

Толпа слегка раздалась, пропуская новое действующее лицо. Элис приветственно помахала рукой.

— А, Дайана! — окликнула она вновь прибывшую. — Вот и вы, дорогая моя! И, как всегда, ослепительны! Я как раз жаловалась друзьям: мне приходится беспокоить вас, чтобы узнать, где носит моего непутевого шалопая-сынка!