Нельзя не отметить, что этот элемент был малонадежный: были даже неоднократно указания, что через посредство этих последних передавались японцам сведения о наших войсках и кроме того, эти китайцы злоупотребляли нередко своим положением во вред местному населению, что вызывало жалобы и портило наши отношения к нему. Это вполне понятно, так как названная категория переводчиков комплектовалась исключительно из местных китайцев, служивших в мирное время у русских — подрядчиками, приказчиками и т. п. Жалованье им платили от 30 до 70 рублей без лошади.

в) корейский язык

Что касается переводчиков корейского языка, то их было достаточно: 1) потому, что в Корее приходилось действовать незначительному числу войск, и 2) в Южно-Уссурийском крае живут корейцы, русские подданные, которые очень охотно поступали в войска переводчиками.

Лиц, знающих корейский язык письменно, было сравнительно немного.

Но недостаток в ученых переводчиках не ощущался особенно остро, так как несравненно большей части армии вовсе не приходилось действовать в Корее и поэтому сношений с корейским населением и властями почти не было.

г) монгольский язык

Знающих язык литературно, т. е. разбирающих монгольскую письменность, было только двое: студент С.-Петербургского Императорского Университета В. Шангин и окончивший Восточный Институт Хионин. Что же касается разговорного языка, то таких переводчиков можно было находить в достаточном количестве между казаками-бурятами.

Недостаток лиц, знающих монгольский язык, был менее ощутим, так как нашим войскам мало приходилось иметь дело с монголами.

Нельзя не отметить, что особенно ощущался недостаток в лицах, знающих японский и китайский языки.

Основательное знание японского языка, в особенности умение разбирать японскую рукопись, являлось необходимым условием для разбора японских документов, которые представляли самый ценный материал для разведки.

Между тем таким знатоком японского языка и рукописи, как выше указано, был на все три армии только один — г-н Тихай, великолепно знающий японский язык, знакомый с Японией и с организацией японской армии (как уроженец г. Токио, сын бывшего псаломщика при Посольской церкви).

Г-н Тихай все время находился с начала кампании при штабе Маньчжурской (потом 1-й Маньчжурской) армии, куда и посылались неразобранные рукописные документы из других армий. В начале мая с. г. прибыл в штаб Главнокомандующего второй переводчик японского языка, умеющий разбирать японскую рукопись, служивший переводчиком при нашем консульстве в Чемульпо, бывший лектор Восточного Института, корейский подданный Ханпиль-мень.

Сравнительно небольшое количество офицеров, владеющих китайским языком, затрудняло в высшей степени разведку через китайцев, так как успешно мог вести таковую только офицер, знающий китайский язык.

Нельзя не отметить ту пользу, какую принес армии Восточный Институт (во Владивостоке). Строго говоря, слушатели последнего — офицеры и студенты — были единственные надежные и интеллигентные переводчики.

В заключение необходимо упомянуть о книгах-переводчиках, коими снабжались войска.

Общий их недостаток заключался в том, что слова и предложения изображались не иероглифами, а русскими буквами. Так как этим способом не могло точно передаваться произношение восточного языка, то слова и предложения часто оставались непонятными. Исключение составлял переводчик[75] китайского языка, составленный Яковом Брандтом (в Пекине), в котором слова и предложения изображены не только русскими буквами, но и китайскими иероглифами.

Этот последний способ имеет то огромное преимущество, что неправильность произношения русскими китайских слов пополняется прочтением китайцем соответствующих иероглифов в книге переводчиков.

III. БОРЬБА СО ШПИОНАМИ ПРОТИВНИКА

Хотя на точном основании § 202 Положения о полевом управлении войск в военное время (приказ по В.В. 1890 г. № 62) в круг деятельности разведывательного отделения не входит принятие мер для борьбы со шпионами противника, но вопрос этот был в течение почти всей кампании так неудовлетворительно поставлен, что было признано необходимым дать некоторые руководящие указания в этом отношении.

Недостаток жандармско-полицейского надзора за малочисленностью личного состава (только с конца 1904 г. начали прибывать на театр военных действий полуэскадроны полевых жандармов, коих было всего только четыре и то под конец войны) и отсутствие опытных сыскных агентов делали борьбу со шпионами неприятеля почти невозможной.

Не лучше обстоял порядок судебного разбора дела со шпионами: между началом возбуждения судебного дела и окончанием его протекал нередко большой промежуток времени — иногда до 6-ти месяцев и более, между тем как скорый суд в делах о шпионах, в особенности, является вопросом первостепенной важности.

Ввиду вышеизложенного и в целях лучшей постановки дела надзора за шпионами и более скорого разбора судебных дел о них, было признано необходимым принять неотложно надлежащие меры.

Поэтому после Мукденских боев розыск неприятельских шпионов, преимущественно из европейцев (евреев, греков, армян, турок и проч.) и негласный надзор за ними имелось в виду возложить на некоего Персица (рядового 4-го Заамурского железнодорожного батальона) под непосредственным руководством заведующего жандармско-полицейским надзором Маньчжурских армий отдельного корпуса жандармов подполковника Шершова.

Названный Персиц казался по своим способностям, знанию иностранных языков и своей службе до войны в сыскной полиции лицом, вполне подготовленным для намеченной цели.

Ввиду имевшихся сведений, что очагом шпионства неприятеля являлся г. Харбин, Персиц был командирован в этот город, причем на организацию и ведение этого дела ассигновалось ежемесячно в распоряжение подполковника Шершова 1000 рублей.

Но попытка эта окончилась полной неудачей, вследствие того, что Персиц оказался нравственно несостоятельным и не сумел подыскать хороших сыскных агентов.

С большим успехом велась борьба с неприятельскими шпионами из китайцев. Лучшим приемом было признано ведение ее посредством китайцев же.

Дело это было поручено купцу Тичюнтаю, агенты которого действительно вскоре раскрыли несколько шпионских гнезд, среди них самые значительные в Маймайкае и в Гунчжулине.

Поимкой неприятельских лазутчиков занимались также агенты начальника транспортов Маньчжурских армий Генерального штаба генерал-майора Ухач-Огоровича.

В течение мая с. г. были получены неоднократно сведения о том, что японцы высылают в большом количестве лазутчиков-китайцев в расположение наших армий, в тыл их и на все железнодорожные станции, преимущественно на участке Харбин — Гунчжулин, для сбора сведений о наших войсках, особенно для наблюдения за вновь прибывающими из России подкреплениями.

Ввиду этого отношением от 7-го июня с.г. за № 6883 был запрошен начальник военных сообщений при Главнокомандующем по следующим пунктам:

1) Какие приняты меры названным управлением относительно наблюдения и задержания японских шпионов.

2) На какие органы эти обязанности возложены в расположении армий, в тылу и на железнодорожных станциях.

3) Какие инструкции даны органам, на которые возложены законом наблюдение за шпионами и задержание их.

4) Принятие каких мер считалось бы желательным для более успешной борьбы со шпионами противника.

В ответ на это отношение была препровождена и.д. начальника этапов «Инструкция для руководства комендантам этапов для борьбы со шпионством».

Инструкция эта была препровождена военному следователю полковнику Огиевскому на заключение.

Инструкция с приложением заключения полковника Огиевского была препровождена для сведения и руководства в штабы: армий, Приамурского военного округа, тыла армий, Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи и военным комиссарам.