— Где был? — спросил Лысый, разлепив веки. — Завтра в забой, надо спать.

Умник не ответил. Позже, когда Лысый снова почти заснул, Умник пошевелился и тихо сказал:

— Лысый… Тебе не интересно, за что ты тут дохнешь?

— Умник, мы этот вопрос уже обсудили и закрыли. — Лысый помолчал немного. — Какой смысл мукалить? Все равно, я никогда не узнаю, за что я здесь. Если я здесь, значит, было за что.

— Лысый, ты не дурак, и не сволочь. Здесь все как один, за очень маленьким исключением, сволочи. Вы с Дедом не до конца такие, и вам-то должно быть интересно, за что вас сюда. Что вы такого сделали? За что вам такая каторга?

— Значит, было за что, — Лысый отвернулся. — Спи, говорят.

— Я, конечно, здесь не так долго… Как Дед, например. — Умник кивнул в сторону Деда, который спал, накрывшись с головой, чтобы отгородиться от смрада. — Но уже понимаю, что мне, может быть, на самом деле не повезло… В чем-то. Может быть, если бы Засранца не замочили, пока я валялся без памяти, он бы меня добил, и было бы хорошо. Сам-то я не смогу, есть во мне какой-то сволочной тормоз, который мешает. Я уже пробовал. Не получается.

— И когда же ты пробовал? — Лысый повернулся снова. — Интересно, когда ты все это успеваешь? Куда ты ходил, все-таки? И кто там дежурный, как тебя выпустили и впустили?

— Выпустили, и впустили. Лысый, я был там, у них.

Лысый привстал на локте и долго смотрел на Умника.

— Где?

— Лысый, я нашел терминал, где хранится вся информация. Чую нутром, терминал можно взломать… Нет, его не взломаешь, конечно, просто можно получить доступ, можно.

Лысый помолчал.

— И как, интересно, ты его разыскал? Как ты вышел из зоны?!

— Лысый! — Умник посмотрел на Лысого с укоризной. — Не притворяйся дураком, здесь все свои. Я не выходил ни из какой зоны. Все это барахло здесь, в зоне, можно сказать, перед носом.

— То есть? — Лысый сел. — Где это здесь, в зоне, можно сказать, перед носом?

— Ты видел в стене люк, у главных ворот? Видел ведь, сотни раз.

— И что?

— Ну видел?

— Ну видел, видел, и что?

— Ты никогда не думал, что это за люк такой?

— Нет, Умник. Зачем? Нахрен бы он мне сдался, люк там какой-то?

— Вот так вы все. А этот люк один из входов туда, откуда всем этим, — Умник покрутил рукой, — рулят.

— То есть?! — Лысый сидел в зловонном мраке, раскрыв глаза до предела. — Ты хочешь сказать, что туда можно войти и там нахозяйничать?

— Ну, особо ты там не нахозяйничаешь. Там все до предела просто устроено, и от этого только труднее додуматься, что и как. Для того чтобы разобраться с простым, нужно стать точно таким же. Простым. А опроститься для человека, как ты знаешь, самое главное западло. Так что я там пока еще не разобрался. Но разберусь, и хотя бы узнаю, за что я здесь мучаюсь.

— Да подожди ты со своей простотой, — отмахнулся Лысый нетерпеливо. — Ты что, хочешь сказать, что в самое тут, хм, «святая святых», можно вот так вот просто войти?.. И люк не заперт?..

— Подходи, открывай, заходи. А зачем его запирать? Ты там все равно ничего не сделаешь. Там все очень просто.

— Но я же сколько раз мимо-то проходил! Мы каждый день по нескольку раз мимо ходим! — Лысый ошарашенно посмотрел в пространство. — Протягивай руку и открывай? Так значит, если со всем этим барахлом разобраться, можно отсюда свалить?

— Да, но только куда? Что здесь есть, кроме нашей зоны?

— Должно быть, еще зоны, какие-нибудь другие. — Лысый посмотрел в стену.

— Так вот по то же и я. Куда-нибудь сваливать смысла нет. — Умник усмехнулся. — Я тебе говорю, мне интересно только одно. Если я сюда попал, за что я сюда попал. Где я был раньше, кто я был раньше, и что я такого наделал. За что я должен терпеть эту пытку. — Умник хмыкнул, потрогал повязку, оглядел кровь на пальцах.

Лысый долго не отвечал. Умник уже улегся и тоже завернулся в вонючее одеяло, когда Лысый, наконец, отозвался.

— Слушай, ты сам ничего не путаешь?.. Как же так? Мы тут топчемся, срем, подсираем, мочим и дрючим, и тут же вот на тебе… Ты уверен? Ты сам ничего не путаешь?

— Лысый. — Умник высунул из-под одеяла нос. — Я стараюсь тратить время немножко на другие вещи. Я поставил перед собой определенную цель, и ее добиваюсь. Никакой логической схемы у меня нет, и быть не может. Мы ведь как дети здесь, новорожденные, или хуже. Как какая-нибудь программа, которую написали, и она работает, и не знает, кто ее написал, и зачем. Работает, и все, ничего ей больше не надо, и знать она больше ничего не знает, а только тот алгоритм, по которому ее написали.

— Ха-ха, — осклабился Лысый. — Про программы это ты здорово… Не знаю насчет алгоритма, но тот кто писал, последний урод.

— Я тоже так думаю. Хотя хрен его знает, Лысый. Откуда нам знать, что ему надо, в действительности?

— Ага, ага, — хихикнул Лысый, заворачиваясь в одеяло. — И ты, как самый тут умный, решил до этого докопаться.

Умник чуть помолчал.

— Знаешь, вообще-то… Если так разобраться, то тот, кто нас написал, не такой уж и полный урод. Он нас наплодил, конечно, чересчур много, это явно, уродов и подлых сук. Может быть, ему нужно какое-нибудь конкретное, конечное количество? Чтобы в куче дерьма возникла жемчужина? Интересно, какой же тогда у него КПД? Вообще никакой. И вот что еще интересно, мы все настроены каким-то одинаковым образом, но эти настройки, как бы «по умолчанию». То есть, можно себя перенастроить, установить для общих свойств собственные значения, ну и так далее… Кое-что включить, кое-что, может быть, выключить… И из тупой стандартной машины сделать хорошую вещь.

Лысый долго молчал.

— Да… Не знаю, что и сказать. Мозги тебе, я это вижу совершенно ясно, промыли из рук вон как плохо. Откуда ты все это знаешь?

— Оттуда. Наверно. Откуда еще?

— Наверно… Наверно, тебе действительно интересно, откуда ты здесь взялся… Наверно, тебе действительно интересно, похоже, что так… Слушай. — Лысый снова уселся на нарах. — А может быть, ты и знаешь, как можно себя перенастроить? Чтобы все было, как ты говоришь, как надо?

— Я подумаю. Наверняка это несложно. Конечно это не сложно, это, наверно, просто до отвращения. Иначе это бы не работало. Ну что, идешь завтра со мной?

— Куда? — испугался Лысый.

— Как куда? В люк, разумеется.

— Эге… Не знаю… Хм… Там что… На самом деле нет никого?

— А кто там должен быть? В зоне, это я уже и сам точно знаю, кроме нас, каторжных, нет вообще никого и вообще ничего. Поэтому здесь, вообще-то, можно делать все, что хочешь…

— И получать в голову, хи-хи, — осклабился Лысый.

— Ну да. — Умник потрогал повязку. — Издержки, конечно, бывают. Но это тоже закон, и закон фундаментальный.

Лысый улегся, устроился в вонючей постели, долго молчал.

— Вот что бывает, когда технология дает сбой, — вздохнул наконец он. — Несчастное ты, Умник, туловище. Я уверен, ты не успеешь узнать даже откуда ты просто взялся. Твои издержки тебя угробят.

— Не угробят. Я докопаюсь до этого дурацкого закона, и буду действовать по нему. И не угробят.

— И как же ты до него докопаешься?

— Не знаю пока еще. Но докопаюсь.

— Знаешь, что? Мы с Дедом, странное дело, к тебе привязались, и хотим тебе только добра. Мы тебя убьем.

— Ладно. Только после того, как все разузнаю. Ну так ты идешь со мной завтра?

— Нет. Не знаю. Пошел вон, Умник! Спи, идиот. Завтра в забой.

Хотя Умник был только несколько дней на ногах, в забое держался более-менее бодро. Он не упал ни разу, и только пару раз уронил отбойник, и так, что дежурные ничего не заметили. Он точно так же как все покрылся серой коростой, и вдобавок старался держаться в тени, и определить его было трудно.

— Ты, Умник, просто красавец, — орал иногда Дед ему в ухо. — Как будто всю жизнь тут прогнулся.

— Так я и гнусь здесь всю жизнь, — отвечал Умник с усмешкой.

— Ладно, Умник, не умничай… Откуда у тебя силы берутся, мне интересно? Ведь на ногах еле стоишь.