Была ли это случайно проходившая мимо женщина, или он помнит глаза той медсестры в белом халате, что делала ему укол, и что-то кричала, словно пыталась достучаться до его затуманенного болью сознания. Может это она кричала ему, что "смерть может подождать, что он не сделал самого главного, что его смерть будет предательством по отношению к его сыну и к Марине, и особенно к тем, кто томится в черных холодных подземельях…"
А может, эти слова кто-то кричал ему ещё раньше… А может она ему лишь привидились, как и её слова? Хотя, не это ли подземелье имела в виду таинственная незнакомка из его сновидений? А если так, то…
— Поторопимся малыш…
— Меня зовут Далв! — упрямо насупился мальчуган.
— Хорошо, Далв! — торопливо соглашается доктор. — Поторопимся… Да, кстати, где же этот таинственный красавец конь? Где он?
Но так ли нужен доктору этот конь? Он даже не умеет ногу поставить в стремя, чего говорить о большем. Но Сергею Викторовичу подсказывает какое-то внутреннее чувство, что этот путь правильный, и именно здесь надо искать начало конца всей этой истории.
В такой кромешной темноте не мудрено залететь в какую-нибудь яму. Но бесконечно тёмный коридор неожиданно сменился красивой поляной нежно- голубого цвета. Удивительно, но кругом в изобилии росли маленькие цветы, напоминающие голубые незабудки, источающие нежный, ароматный запах. Небольшой ручей пересекал поляну, и всё казалось бы тут славно, но вода как-то безжизненно текла в ручье, бесшумно перекатывая маленькие камешки, и странная тишина неожиданно начинала давить на мозг, вызывая беспричинное беспокойство. Далв попробовал напиться из ручья, но тут-же с отвращением выплюнул воду, и, обернувшись к доктору, возмущённо пробормотал:
— Она солёная…
Но тут глаза его удивленно расширились и он, вскочив на ноги, пронзительно закричал, указывая вверх, по направлению ручья:
— Там Кави! Кави…
Маленькая девочка лет восьми-десяти, с длинными русыми волнистыми волосами, странного безжизненного оттенка, сидела на берегу и горько плакала. Нескончаемый поток её слёз скатывался по подолу её нежно-голубого платья и, падая в небольшое русло ручья, вместе с водой попадал сюда, вниз на поляну, где росли маленькие нежно-голубые цветы, напоминающие незабудки. Мальчик с криком бросился к девочке, но тут-же замер, едва она подняла своё заплаканное лицо. Неподвижным, безжизненным взором девочка уставилась на Далва. Какой у неё странный взгляд. Такое ощущение, что девочка находится под каким — то сильным гипнозом, или просто слепая. Она ничего не видит, и даже ничего не слышит. Едва ли она ощущает как мальчик, что стоит рядом, трясёт за рукав её платья, и с надрывом повторяет одно и тоже:
— Кави, это я, Далв! Кави, это я, твой друг Далв…
Девочка равнодушно смотрит мимо мальчика, мимо доктора, и слёзы её, огромные и прозрачные, безудержно катятся из её глаз, стекая по щекам, по её красивому платью. Объединяясь, капли образуют маленький поток солёной воды, что стремится попасть в ручей…
— Это ненормальные слёзы! — думает доктор, но едва ли от этого открытие кому легче.
— Не плачь Кави, не плачь! — между тем мальчик вновь трясёт девочку так, словно пытается вытрусить из неё все слёзы разом. Но слёзы ещё сильнее начинают катиться по щекам Кави, и мальчик отчаянно кричит:
— Что с тобой Кави, что с тобой?
Но безжизненный взгляд девочки свидетельствует о том, что едва ли Далв добьется ответа от девочки.
— Оставь её! Она тебя не слышит, и не видит! — широкая ладонь доктора ложится на хрупкое плечо мальчугана. — Едва ли мы ей сейчас чем поможем…
— Она мой самый лучший друг на всём белом свете! — губы мальчика, сжатые в тонкую узкую полоску мелко дрожат, едва сдерживая детские слёзы. — Её похитил Маг и заколдовал. Разве ты не видишь это, Последний Потомок? И ты, храбрый герой моих снов, предлагаешь оставить её?
— Вообще-то я не претендую на такой почёт, и даже звание храброго героя, я обычный врач — гастроэнтеролог… — хотелось бы прервать речь мальчика, но едва ли эти слова оправдания взрослого мужчины будут сейчас так уместны.
Русая головка девочки склонилась ещё ниже, словно смысл слов сказанных Далвом, наконец, дошёл до её сознания. Заслонившись широким рукавом нежно-голубого платья, девочка заплакала ещё горше, а следовательно и поток слёз стекающих в ручей увеличился. Течение воды поднялось. А что будет с ручьём, если ещё немного добавить жалости и зарыдает сам доктор. Далв уже шмыгает носом…
— Даже если мы будем здесь рыдать все вместе, ничего путного из этого не выйдет! — убеждённо произносит доктор Апрель, присаживаясь рядом с детьми. — Мы только ещё больше прибавим солёной воды в ручей, что не принесёт никакой пользы никому. Давай, друг мой, поищем какой-нибудь выход из этого положения. Ох, чует моё сердце, неспроста твоя подружка тут соленые слёзы проливает, словно царевна Несмеяна…
— Она и есть последняя царевна древнего рода. — отозвался Далв, приглаживая ладонью взлохмаченные волосы свой подружки, и едва ли замечая изумленный взгляд своего взрослого друга. — Сколько раз я пытался расколдовать её, но ничего не помогает. Старик Лес по книге судеб предсказал, что поможет Кави лишь тот, кто пройдет семь кругов ада. Я прошёл много кругов, но всё равно недостаточно…
— Ах, вон оно что, ребенок? Значит, и ты ходишь по кругу? То-то мы с тобой опять вместе. М-да! — усмехнулся доктор, и, недоверчиво прищурившись, глянул на небо. — И который уже круг, то бишь час, не узнать даже по солнцу, потому-что, солнца здесь нет и быть не может! А что тогда говорить о книге судеб? О времени? Понимаю теперь старика Леса. Он не хотел пугать меня прежде времени. Ну что же! — решительно хлопнув себя по коленке, доктор поморщился. — Я знаю, как помочь Кави. Сначала возьмём быка за рога…
— Что? — изумленно приоткрыл рот мальчик. — Какого быка?
— Белого! — отозвался хмуро доктор. — Который тут пробегал, с белой гривой…Вернее коня! А теперь, Далв, оставь Кави! Поторопимся, пока ещё длится день. Будем искать выход из очередного круга. Я, конечно не настаиваю, можешь остаться, если ты так устал…
Доктор Апрель уже приготовился к тому, что Далв откажется покинуть Кави, останется рядом с ней. Но мальчик повел себя по- взрослому. Он утёр свои глаза, отёр щёки, встал, вытянувшись в струнку как солдат, шмыгнул покрасневшим носом и вновь приосанился:
— Я готов следовать за тобой Последний потомок владов. Я тебе верю, и тебе верит Кави, Последняя принцесса древнего рода…Она знает, что мы найдём белого скакуна…
— Скакуна? — в свою очередь не понял доктор. — Какого скакуна? Ах да, того с белой гривой, что промчался здесь как ветер, так что мне поневоле подумалось, это какой-то молодой необъезженный конь… — шутливо оправдывался доктор. — Ну, что же я готов… Правда я неважный наездник. Но если он поможет твоей подруге принцессе…
— Тогда Кави собственноручно пожалует тебя в рыцари…
— Меня в рыцари? О-о, премного буду благодарен твоей принцессе. Тогда следует постараться, а вернее поторопиться… стать рыцарем…Кстати? Это не её ли прапрапрадед как-то пожаловал мне орден синей подвески? Скажу по секрету, я до сих пор горжусь, что некогда спас королевскую особу, хотя эта операция кой — кому стоила тоже титула…
Что за вздор он несёт? Какой титул, и какой орден? Но в голове мелькают обрывки каких-то воспоминаний. Чего тут только нет, и даже торжествующий вой королевских труб так отчетливо слышен, что кажется, ещё мгновение и из-за леса покажется королевский кортеж…
Бр-р! Какая холодная, и какая солёная вода в ручье! Но главное, она возвращает голове ясность мышления. Ставит всё на свои места. Итак, что мы имеем на данный момент? Принцессу Кави, или Несмеяну, что совсем неважно! Стоит ли выяснять какого рода-племени эта девочка! Главное, что она нуждается в помощи. Её надо бы увести от этого ручья. Но…
Но если иссякнет солёная вода в ручье, это может кое-кого насторожить, и операция по спасению Кави провалится. А может все эти рассуждения очередная глупость? Или трусость? Едва ли! Трусом быть невыгодно! Как и подлецом! Уж лучше быть никем, хотя это тоже не выход. Но надо же, наконец, определяться, Рыцарь синей повески! Пора! Итак, идём дальше в своих рассуждениях!
