— Кем-кем?

— Ну, я решил есть и пить только то, что в принципе ест и пьет американец…

— А что в принципе ест американец?

— В принципе все, — сказал Леня. — Но еще я решил жить по вашингтонскому времени и спать вместе с американцами. Эта потребность у меня временная, но пройти через нее надо.

— А мне что делать? — спросила Антонина Поликарповна. — Тоже американкой становиться, чтобы в квартире не воняло? Или магазин в полночь открывать?

— Мама, ты разве не знаешь, что некоторые люди помнят свои предыдущие жизни и совершают кое-какие поступки рефлекторно? Я, видимо, в предыдущей жизни бегал во двор, а там, как ты знаешь, спускать не надо. Так что потерпи, мам, — сказал Леня и пошел читать «Камасутру» под подушкой и слушать «Голос Америки» перед сном.

А в десять утра по вашингтонскому времени Леню разбудил телефонным звонком Десятое яйцо и напомнил, что сегодня его проводы в армию и Леня с бутылкой портвейна должен поспешить к Десятому яйцу.

Леня собрался уж уходить, но тут услышал позывные любимой передачи и голос из телевизора: «А пойдешь ты, Ваня, за своей невестой в Кощеево царство за тридевять земель…» Все дела были отброшены и забыты, на полтора часа Леня прилип к телевизору. Потом он долго топтался у зеркала, замазывая прыщи пудрой и укладывая чубчик на лоб, пока не раздался звонок в дверь. На пороге стояли Чудин-старший и Ерофей Юрьевич, которых, впрочем, Леня еще не знал и испугался, но уже через две минуты узнал и перетрусил.

— Мамочка моя, — сказал Леня, и пришла Антонина Поликарповна на подмогу.

Говорили-говорили, ругались-ругались, спорили-спорили — все без толку. Антонина Поликарповна предлагала взятку и все забыть, Ерофей Юрьевич требовал вернуть государству награбленное и покаяться в народном суде. Антонина Поликарповна заманивала мясомолочным дефицитом и привилегиями торговых работников, Ерофей Юрьевич хохотал и рассказывал, что в зоопарке живут экзотические животные, которые едят ананасы, но которые очень добрые и делятся с обслуживающим персоналом. Антонина Поликарповна угрожала ответными репрессиями и местью влиятельных знакомых, Ерофей Юрьевич отвечал: «Такие, как вы, мне носки стирают. Сказал: в тюрьму — отрезал. Подлецам там самое место». Антонина Поликарповна жаловалась, что Леню подлецом сделали «время сейчас такое» и школа, а сам он ни в чем не виноват, Ерофей Юрьевич философски замечал, что время не может произвести на свет подлеца, а может только выявить. Антонина Поликарповна умоляла пощадить неполноценного ребенка, к которому даже прохожие обращаются: «Девушка, который час?» — Ерофей Юрьевич настаивал, что ее сын ничем не лучше других неполноценных. «Все преступники неполноценные».

Только Зиновий Аркадьевич и Леня не лезли в разговор и стояли в сторонке, как два понятых, поднятых среди ночи с постели. Чудин-старший до сих пор плохо представлял, почему влип в эту историю, сидя дома и ничего не делая дурного, а Леня случайно обнаружил, что они с Червивиным по ошибке сожгли паспорт Лени, а паспорт Аркадия — вот он, в кармане. «Но ведь у нас без документов даже справок не дают, — утешился Леня, — значит, и в тюрьму не посадят».

Наконец, сообразительная Антонина Поликарповна потребовала привлечь к разговору соучастника Простофила и его родителей, а Леня сказал, что Простофил сейчас на проводах в армию Никиты Чертикова.

— Небось уже пьяный?

Отправились вчетвером на проводы, но без бутылки, увлекаемые Ерофеем Юрьевичем, продолжая браниться и спорить об Уголовном кодексе. Когда пришли, у Десятого яйца стоял дым коромыслом и шла нешуточная гульба.

— Пей, — говорили Никите Простофил и Сени. — Может, последний раз закладываешь. Пришибут тебя в Афгане или еще в какой дружественной стране.

— Нет, — отвечал Никита — Весь наш набор идет в Куросмыслов. Я связистом буду, потому что могу конденсатор от паяльника отличить. Меня сам генерал спросил: знаешь, чем отличается? — знаю, говорю…

— Тогда не пей — нам больше достанется, — скалилась дворовая шпана.

Ерофей Петрович сел за стол без приглашения, бросив оробевших остальных в дверях, и спросил Простофила:

— Поговорим?

— Потрепемся, — предложил Простофил. — О чем-нибудь приятном.

— Умная у тебя, говорят, голова, когда трезвый, — сказал снабженец. — И волос на ней много.

— Зато у тебя, как народная тропа к Пушкину, — ответил дерзкий Простофил.

— Признаешь, выходит, авторство затеи? — спросил снабженец.

— Про что речь? — спросил пьяный Простофил.

— Вот про что! — сказал Ерофей Юрьевич и бросил пачку открыток в тарелку Простофила.

— А вы, собственно, с какой организации? — спросил смутившийся Простофил.

— Я из зоопарка, — ответил снабженец.

Простофил ему не поверил и подумал совсем на другое заведение, но тоже с решетками.

— Понятно, — сказал он. — Продал меня с потрохами подлец Ленька

— Ты из себя уголовника-то не корчь, сопля дворовая, — сказал Ерофей Юрьевич. — Вон твой Ленька жмется.

Простофил обернулся, увидел подельщика в дверях и погрозил кулаком:

— У-у, сволочь трусливая!

— Кто сволочь?! Мальчик мой?! — завопила Антонина Поликарпова и, схватив Простофила за волосы, скинула на пол.

— Мама, не трожь его! — закричал Леня. — Мне сильней достанется.

— Сейчас пойдете в милицию и во всем сознаетесь, — сказал Ерофей Юрьевич. — Ну, чего ногой трясешь?

— Так просто, — ответил Простофил, а на самом деле сложил пальцами правой ноги фигу в ботинке и показал Чищенному. — Куда же мы сейчас пойдем? Все равно до утра нами никто заниматься не будет. Да и не поверят пьяным, скажут: идите проспитесь.

— Ладно, стерпим до утра. Но утром чтоб как штык! — решил снабженец. — Книги с собой возьми, которые не продал, и деньги прихвати которые не пропил.

— Я их проиграл, — сознался Простофил.

Мы вчера пошли в ресторан, — объяснила Сени, — Простофил поспорил с грузином, кто богаче. И спор не выиграл, и сам без копейки остался.

Зиновий Афанасьевич, уставший присутствовать на скандале, не участвуя в нем, решил, что дело кончено и смотреть больше нечего, бочком выбрался из развратной квартиры и ушел в семью. Тут же ушел и Ерофей Юрьевич, счастливый наведенной справедливостью. И тут же состоялся военный совет, на котором Антонина Поликарповна предложила Простофилу выступить главным застрельщиком.

— Сам не хочешь, родителей твоих заставлю.

— Вы пока с угрозами не лезьте, — сказал Простофил. — Кто этот мужик?

Узнав, что Ерофей Юрьевич — частное лицо, а не секретный агент органов правосудия, Простофил взбодрился:

— Мне надо подумать до утра.

— До утра думай, оборванец, — разрешила Антонина Поликарповна, и Леня утянул ее за рукав («Мама, ну мам, ну пошли»), потому что от пережитого давно хотел в туалет.

— Как же ты теперь, брат? — спросил Никита.

— Да-а, — сказал Простофил, — это тебе не десятые яйца тырить.

— И даже не белье с балконов, — поддержала шпана.

— Выпьем, — предложил Простофил. — У меня, может, последний вечер на свободе. Так что подстилку сегодня займу я.

Сени хмыкнула, но промолчала, а Никита расстроился и положил пьяное лицо в тарелку…

Хоть Простофил и не спал ночь напролет, думы его не понадобились временно, потому что Ерофей Юрьевич на следующий день уехал с женой в отпуск. Тем не менее единственный человек, ищущий правды в паспортном деле, успел с утра разыскать и напугать телефонным звонком Червивина до стука зубов. Сын эпохи сказал, трясясь от причастности: «Я уже поставил на бюро вопрос об их исключении. А чем еще могу помочь — не знаю, мы общественная организация», — набросал докладную быстренько и спрятал в стол до необходимости рядом с почетной грамотой Лени. «Что-нибудь одно пойдет в работу обязательно, — подумал он. — Но каков этот Чудин! Дважды перебежал мне дорогу: Победа к нему сама липнет и Тонькин сын по его дури попался. Может, власть против него употребить? А почему бы и нет? На то она нам и дана, чтобы ее употреблять».