— Конечно, конечно, — сказал Пьер, протягивая руку леди с очаровательной любезностью. — Мадемуазель вовсе не стоит беспокоиться.

Они сели на корму, джентльмен держал леди за руку, и мы кружили среди "серебряных нитей" с Пьером, который выставил свою грудь и воспевал красоты Брюгге с восторженным энтузиазмом латиноамериканского любовника.

— Повернитесь сюда — влево — вправо — теперь, подождите минуточку — посмотрите вверх на мост — обратите внимание на фасад этого дома. Мадемуазель, вы хотите посмотреть на озеро Любви?

Я выглядела рассеянной; упитанная пара ответила за меня.

— Тогда будем высаживаться.

Мы подплыли ближе к небольшому парапету, схватились за куст и я выпрыгнула.

— А теперь монсеньор.

Он успешно последовал за мной, и встав на колено на берегу, протянул мадам крюк своей трости для поддержки. Она встала, улыбающаяся и энергичная, схватила трость, вытянулась вдоль борта лодки, и в следующее мгновение упала прямо в воду.

— А! Что случилось — что случилось! — вопил монсеньор, хватая её за руку.

Что касается воды, то там было неглубоко, всего лишь до талии. Так или иначе, мы выловили её на берег, где она села и тяжело дышала, выжимая свою шерстяную юбку.

— Всё закончилось — маленькое проишествие! — говорила она поразительно бодро. Но Пьер был в ярости.

— Это ошибка мадемуазель, ведь это она захотела посмотреть на озеро Любви, — говорил он. — Лучше бы мадам прогулялась по лугу и выпила что-нибудь горячее в маленьком кафе напротив.

— Нет, нет, — сказала она, но монсеньор вторил Пьеру.

— Подождите нашего возвращения, — сказал Пьер с чувством ненависти ко мне.

Я кивнула и повернулась спиной. Лицезреть мадам, прыгающую по траве на лугу подобно огромной, неповоротливой утке, это было уж слишком.

Никто не ожидает, что ему придётся путешествовать на роскошной лодке с людьми, которые достаточно просвещены, чтобы понять комичность ситуации, которая имеет свой неистощимый источник в сочувствии. Когда они скрылись из вида, я побежала через луг так быстро, как могла, перебралась через забор, и никогда больше не появлялась возле озера Любви. "Пусть думают, что я утонула, если им так нравится, — подумала я, — с меня достаточно каналов на всю оставшуюся жизнь".

На лугу бегинажа во время вечерни маленькие группы художников с мольбертами на длинных и тонких ножках, которые казалось сохраняют индивидуальность каждого, рассредоточились на траве и стояли, примитивно бросая вызов своим усилиям и возвращаясь долгим и пристальным взглядом, полным изумления, к незавершённым творениям.

Английские девушки, носящие сплетённые из цветов венки и весьма перспективные для американских мужчин, дают волю своим чувствам с весельем и "товариществом", своего рода "мир, пропитанный духом нашего блестящего места для отдыха и развлечений", абсолютно восхитительный.

Они окликают друг друга и бросают с юношеской наивностью сигареты и фрукты, и шоколадки, пока толпы туристов, которые избежали тисков старухи, подстерегающей их в тени у двери часовни, замирают задумчиво перед мольбертами, чтобы "увидеть и заметить, и спросить — чьё?"

Я лежала под деревом с виноватым осознанием того, что у меня нет альбома для набросков — наблюдая за быстро мчащимися автомобилями и купаясь в ярком воздухе и пытаясь разгадать, все ли коричневые собаки, покоящиеся в траве, принадлежат молодым живописцам. В тот момент два человека прошли мимо меня, мужчина и девушка, их головы склонились над книгой. В их походке было что-то смутно знакомое.

Неожиданно они посмотрели вниз на меня. Мы уставились друг на друга и открыли рты. Она устремилась ко мне, а он снял свою безукоризненную соломенную шляпу и зажал её левой подмышкой.

— Кэтрин! Как удивительно! Как невероятно после стольких лет! — кричала она. Повернувшись к мужчине, она добавила:

— Гай, ты можешь в это поверить? — Это Кэтрин, в Брюгге, как тесен мир!

— Почему бы и нет? — ответила я, стараясь выглядеть оживлённо и пытаясь вспомнить её имя.

— Но, моя дорогая, в последний раз мы виделись в Новой Зеландии — только подумай, за тысячи миль отсюда!

Конечно, это была Бетти Синклер; мы вместе с ней учились в школе.

— Где ты остановилась? Ты давно здесь? О, ты не изменилась — ни чуточки. Я бы узнала тебя где угодно.

Она подозвала молодого человека и сказала, краснея, как будто она стыдилась факта, которому нужно было смотреть в лицо.

— Это — мой муж.

Мы обменялись рукопожатием. Он уселся и жевал веточку травы. Пока Бетти восстанавливала дыхание и сжимала мою руку, наступила тишина.

— Я не знала, что вы женаты, — глупо добавила я.

— О, дорогая, у нас ребенок! — ответила Бетти. — Сейчас мы живём в Англии. Мы ужасно увлечены избирательным правом, ты знаешь.

Гай отодвинул соломенную шляпу.

— Ты тоже? — спросил он с напряжением.

Я покачала головой. Он снова отложил соломенную шляпу и сузил свои глаза.

— Тогда как раз появилась возможность, — сказала Бетти. — Моя дорогая, сколько времени ты пробудешь здесь? Мы должны пойти куда-нибудь вместе и как следует поговорить обо всём. У нас с Гаем медовый месяц уже позади, ты знаешь. Мы любим встречаться с другими людьми иногда.

На колокольне заиграл гимн "Смотрите, герой победитель пришёл!"

— К сожалению, вскоре я должна отправиться домой. Я получила срочное письмо.

— Как жаль! Ты знаешь, что Брюгге просто переполнен сокровищами, и церквями, и картинами. Сегодня вечером будет открытый концерт на рыночной площади Grand’ Place, а конкурс звонарей начнётся завтра и будет продолжаться в течение целой недели.

— Я должна идти, — ответила я так решительно, как будто моя душа почувствовала эту настоятельную необходимость под звуки марша, которые раздавались с колокольни.

— А необычные улицы и европейские запахи, и производители кружев — если мы могли бы просто побродить — мы втроём — и насладиться всем этим.

Я вздохнула, покусывая нижнюю губу.

— Что ты думаешь по поводу голосования? — спросил Гай, наблюдая за монахинями, мило шествующими среди деревьев.

— Я всегда считала, что ты была так ужасно увлечена будущим женщин, — сказала Бетти. — Приходи на ужин с нами сегодня вечером. Давай обсудим подробно эту тему. Ты знаешь, после напряжённой жизни в Лондоне многие вещи действительно воспринимаются совершенно в ином свете в этом городе Старого Света.

— О, на самом деле, совершенно в ином свете, — ответила я, качая головой, когда увидела хорошо знакомый путеводитель, торчащий из кармана Гая.