«Залежи солей калия, — твердо решил Вант-Гофф. — Германия — единственная страна в мире, обладающая мощными месторождениями калиевых солей. По мнению геологов, Страсфуртские залежи практически неисчерпаемы. Возможно, когда-нибудь и в других странах будут открыты такие же богатства, но пока Германия — единственная обладательница калиевых солей, и надо помочь ей правильно использовать их».

Вопросов, связанных с солеобразованием при испарении морской воды, было множество. Прежде всего нужно было установить, какие простые и двойные соли образуются при изотермическом испарении соляного раствора, разобраться, в каком порядке и в каких количествах кристаллизуются эти вещества. Требовалось также выяснить, какую роль в этих процессах играют температура, давление, время. Большую часть опытов проводил сотрудник Вант-Гоффа Мейергоффер. Исследования продвигались очень медленно, часто опыты приходилось повторять из-за того, что во время кристаллизации в сосуды с растворами из воздуха случайно попадали загрязнения. И все-таки опыты уже дали свои результаты. В кристаллизаторах последовательно образовывались кристаллы солей, составляющих минералы галит, сильвин, карналлит и еще десятки других, найденных в Страсфуртском месторождении. Исследования растворимости этих солей, составление различных диаграмм кристаллизации и растворения имели не только теоретическое значение, они принесли немалую пользу и для совершенствования технологии получения солей определенной чистоты из сложных природных смесей. Работа Вант-Гоффа была высоко оценена дирекцией страсфуртских шахт, и ученый получал от нее всестороннюю помощь. Дирекция благосклонно отнеслась а к мысли о поездке Вант-Гоффа в Америку с целью изучения соляных озер.

Побывать в Америке! Эту мечту Вант-Гофф лелеял давно, с этой мечтой он и Женни связывали множество планов. Но все произошло так неожиданно, что даже он, человек сдержанный и меланхоличный, не мог совладать со своей бурной радостью. С письмом в руке он помчался домой.

— Женни, едем в Америку! — Он протянул жене конверт. — Читай. Это письмо профессора Нефа[311] из Чикаго. Меня приглашают выступить с лекцией на торжествах по случаю десятилетия Чикагского университета! Чествование состоится весной 1901 года.

Начались спешные приготовления к отъезду. Женни, конечно же, должна его сопровождать. Главой большой семьи оставалась старшая дочь, Женни-младшая.

Новый Свет ошеломил их уже в Нью-Йоркском порту. Головокружительный водоворот непрерывного состязания со временем… шум, огни рекламы, города, десятки новых знакомств и новых друзей…

Америка приветливо встретила знаменитого ученого. Его буквально осыпали почестями — Вант-Гофф был избран членом-корреспондентом Академии в Вашингтоне, почетным членом Чикагского университета… Но все же самая большая радость ждала его в Европе — по возвращении он должен был немедленно ехать в Швецию для получения Нобелевской премии.

Первая Нобелевская премия по химии! 10 декабря 1901 года в Стокгольме собрались выдающиеся ученые мира. Торжественная церемония в празднично освещенном зале Шведской Академии наук была действительно незабываема.

Вечером на банкете Вант-Гофф получил возможность выразить свою сердечную благодарность за большую честь, которой его удостоили. Комитету по Нобелевским премиям в области химии и лично его председателю, профессору Перу Клеве. В последующие дни, согласно требованиям Нобелевского комитета, награжденные должны были выступить с сообщениями о научных достижениях, за которые им была присуждена премия. Вант-Гофф в своей лекции говорил о теории растворов. Рентген[312] — о свойствах и применении открытых им лучей.

Сразу после торжеств Вант-Гофф вернулся в Берлин. Исследования процесса солеобразования при испарении морской воды продолжались. Мейергоффер уже получил много простых, двойных и даже тройных солей — безводных и кристаллогидратов. Теперь требовалось обобщить результаты, чтобы получить целостную картину процессов, протекавших тысячи лет назад в условиях усиленного испарения соляных водных бассейнов. Вант-Гофф начал работу над рукописью «Исследование условий образования океанических соляных отложений»[313], но лабораторные исследования не прекращались. В процессе работы возникали все новые и новые проблемы, и их надо было решать и проверять экспериментальным путем.

Наделенный редкой работоспособностью, Вант-Гофф обычно работал по 12–14 часов в сутки. Вечером, как всегда, он усаживался в свое кресло у камина. Порой он откладывал тетрадь в сторону, открывал какую-либо книгу или лабораторный журнал, находил то, что ему было нужно, и снова продолжал писать. Однако в последнее время он все чаще и чаще устало откидывался на спинку кресла и, закрыв глаза, подолгу сидел неподвижно. Коварная неизлечимая болезнь уже давала о себе знать. Вант-Гофф утратил прежнюю работоспособность, лицо его осунулось, какая-то тяжесть в груди затрудняла дыхание. Оставался единственный выход — хирургическое вмешательство.

Операция прошла успешно, но здоровье ученого не восстанавливалось. Прошло несколько долгих и мучительных месяцев. О нем заботились близкие, часто посещали друзья, но разве он мог так бездеятельно жить?

— Нужно перебраться в какую-нибудь частную клинику. Найди доктора Кремзера и поговори с ним, — сказал он однажды старшей дочери, которая после смерти матери взяла на себя заботы о семье.

— Я уже встречалась с ним. Он предлагает переехать к ним в Зальцгейн. Это в Гарце. Условия там прекрасные.

В клинике доктора Кремзера обстановка была совсем иной. В распоряжении Вант-Гоффа была большая комната с библиотекой. Через некоторое время ему разрешили вставать, а потом понемногу и работать. Казалось, болезнь отступала. Вант-Гофф снова собрался с силами и продолжал работу над рукописью об образовании океанических отложений. Но сейчас работать было гораздо труднее — Мейергоффер, вместе с которым они занимались этой проблемой, скончался в начале 1906 года. И все-таки работа была доведена до конца и книга вышла в свет в 1909 году.

Больной Вант-Гофф продолжал работать. Новые планы, новые идеи… Он делал пометки в дневнике, надеясь по возвращении в Берлин продолжить исследования. Однако болезнь все чаще напоминала о себе, она с каждым днем уносила его силы. Теперь он уже почти не вставал с постели. От грустных размышлений спасали только друзья — их было много, и они не забывали его. Даже Аррениус, ненадолго приехавший в Швейцарию, нашел время навестить старого друга. Уныние и грусть как-то незаметно отступали перед его жизнелюбием.

— Я нахожу, что ты в отличном виде, — сказал Аррениус, опустившись в кресло возле больного.

— Это только кажется, друг мой. Я уже не могу читать даже сидя. Приходится лежать.

— Пустяки, дорогой. Я всю жизнь читал лежа, — ободряюще сказал Аррениус, стараясь скрыть свою тревогу. Как изменился даже голос Вант-Гоффа!

Наступило короткое молчание. Аррениус невзначай открыл дневник, лежавший на столике возле постели, и прочитал про себя:

«15 марта 1910 года. Умер Ландольт[314].

27 марта 1910 года. Остаюсь в постели. Похудел на три фунта.

4 апреля 1910 года. Погиб Абегг[315]. Это девятый из моих знакомых, умерших в эту проклятую зиму…»

Эта встреча двух больших ученых и друзей была последней, 1 марта 1911 года Вант-Гофф скончался.