Мастер Луциус отнесся к просьбе профессора более чем благосклонно, и летом 1886 года Фишер с Тафелем уехали на фабрику в Гегст. Они установили на открытой печи огромный котел, наполнили его глицерином и проверили исправность холодильных труб и приемника.

— Все в порядке. Чтобы приступить к работе, нам нужен еще только северный ветер. Акролеин сильно раздражает глаза и дыхательные пути, что не только неприятно, но и опасно.

— Ветер в этих местах обычно северный, так что ждать долго не придется, — успокоил Фишера Тафель.

И действительно, к вечеру того же дня подул северный ветер, и они разожгли печь. Вскоре температура в котле поднялась, началось образование акролеина. Часть едких паров выходила из приемника, но ветер относил их. Несколько дней работа шла без происшествий. Но однажды, когда Фишер отправился в управление, чтобы встретиться там с Луциусом и обговорить детали дальнейшей работы, ветер неожиданно изменил направление и… будто тысячи невидимых игл вонзились в глаза Тафеля. Дыхание перехватило, он почувствовал, что летит в бездонную пропасть. Ядовитое облако обволакивало фабрику.

Фишер со всех ног бросился к дистиллятору. Забыв о недавней своей болезни, он думал сейчас только об одном — нужно спасти Тафеля! К счастью, ветер вновь изменил направление, однако, когда Фишер подбежал к дистиллятору, Тафель лежал на земле без сознания. Пострадавшего отвезли в больницу, вызвали врачей. Лишь на второй день смерть отступила, пострадавший был вне опасности. А спустя несколько дней он уже продолжал опыты вместе с Фишером.

Через несколько дней они получили достаточное количество акролеиндибромида и вернулись в Вюрцбург. Вскоре им удалось получить гексозу, которую они назвали акрозой[279].

В то же самое время англичане Пасмур и Лоренц Ах работали над получением моносахаридов с большим количеством углеродных атомов в молекулах, используя для этого циановодородный метод, разработанный Генрихом Килиани[280] и Эмилем Фишером.

У Фишера, увлеченного научными проблемами, не было времени подумать о доме, о своих личных делах. Его домом была лаборатория, его счастьем — наука. Но по вечерам, оставаясь один, Фишер все чаще вспоминал прелестную девушку, с которой он познакомился в поезде. Агнес Герлах… Он не раз ветреная ее на приемах в Эрлангене, разговаривал с ней, но только здесь, в Вюрцбурге, вдруг остро почувствовал, что скучает без девушки. Его уже не увлекали шумные и веселые компании, где он проводил свои вечера, он постоянно ощущал какую-то пустоту.

Госпожа Кнорр, жена его сотрудника, подружилась с Агнес еще в Эрлангене и часто приглашала девушку погостить в Вюрцбург. Когда Агнес приезжала в Вюрцбург, госпожа Кнорр каждый раз устраивала прием, на котором не без умысла непременным гостем был Эмиль.

На одном из таких приемов, в конце 1887 года Фишер сделал Агнес Герлах официальное предложение, и в тот же вечер была отпразднована помолвка. Свадьба состоялась в Эрлангене в конце февраля следующего года.

Теплоту и счастье принесла Агнес в дом Фишера. Агнес была любимицей отца, и с первого же дня она полюбилась и родителям мужа. Ее любили все — Агнес несла в себе лучезарную радость.

Жизнь в Вюрцбурге была полна интенсивных событий. Кроме концертов, выставок, экскурсий, в академической среде существовала традиция собираться по праздникам поочередно в домах профессоров. Никто не помнил, когда была заложена эта традиция, но соблюдалась она свято. Обычно на приемах встречались и медики, и ботаники, и философы, и физики, и химики. Самым торжественным моментом на приеме была поздравительная речь, которую произносил кто-нибудь из гостей. На одном таком торжестве, устроенном профессором Фридрихом Кольраушем[281], приветствие должен был произнести Фишер. Он, конечно, заранее обдумал свою речь и решил начать с электричества, которому Кольрауш посвятил много лет исследовательской деятельности, затем перешел к недавно появившимся электрическим лампам, свет которых он сравнил с блеском присутствующих дам, а красоту и обаяние госпожи Кольрауш — с ослепительным сиянием электрической дуги. Эта речь была встречена бурными аплодисментами, а сосед Фишера по столу, профессор философии Гейсель, наклонившись к нему, прошептал: «Сейчас я понял, что вы, химики, превзошли в красноречии даже философов».

В конце 1888 года у Фишера родился сын. По древнему немецкому обычаю ему дали несколько имен — Герман-ОттоЛоренц.

Несмотря на перемени, которые внесла в жизнь Фишера женитьба и рождение ребенка, интенсивная исследовательская деятельность его не прекращалась. Разработав и усовершенствовав ряд методов синтеза и анализа органических соединений, великий мастер эксперимента сумел добиться больших успехов.

После синтеза акрозы, сотрудники Фишера — Юлиус Тафель, Оскар Пилоти и несколько дипломантов — начали осуществлять сложные и многоступенчатые синтезы природных Сахаров — маннозы, фруктозы и глюкозы. Эти успехи принесли Фишеру и первые международные признания. В 1890 году Английское химическое общество наградило его медалью Дэви, а научное общество в Упсале избрало своим членом-корреспондентом. В том же году Немецкое химическое общество пригласило ученого выступить в Берлине с докладом об успехах в области синтеза и изучения Сахаров.

Чрезвычайно расширились исследования группы пуринов. Фишер получил пурин при хлорировании мочевой кислоты оксихлоридом фосфора и восстановлении образовавшегося продукта йодистым водородом. Пурин был основным соединением этой группы, а ксантин, кофеин и гуанин — его производными[283]. Взаимные превращения и проведенные синтезы уже давали ясное представление о строении этой большой группы соединений, однако полный синтез все еще не был осуществлен, поэтому вопрос считался открытым. Исследования в этой области проводились в основном ассистентом Фишера Лоренцем Ахом.

Обширные исследования Фишера, его попытки выяснить структуру нескольких классов органических соединений, а также ввести рациональный способ их классификации были высоко оценены мировой химической общественностью[284]. Поэтому он был одним из первых, кого пригласили участвовать в Женевской конференции по разработке номенклатуры органических соединений.

В Женеву, куда из всех европейских стран прибыли самые выдающиеся ученые, известные своими заслугами в развитии органической химии, Фишер прибыл вместе с Агнес. Участников конференции разместили в одной гостинице, чтобы они имели возможность встречаться не только во время официальных заседаний, но и за ужинами, которые устраивались в огромном банкетном зале.

Каждый вечер вокруг длинного стола собирались ученые вместе со своими женами. Веселый смех, дружеские беседы и, конечно же, обсуждение вопросов, которые они не успели разрешить во время заседаний. Официальным руководителем конференции был назначен профессор Шарль Фридель из Парижа, но первостепенную роль во всех обсуждениях играл Адольф Баейр. Он давно занимался вопросами создания стройной и легко применимой системы названий химических соединений. Полезными оказались и предложения Фишера — его исследования углеводов и соединений группы пурина привели к полному выяснению их структуры, а следовательно, и к созданию четких правил их классификации.

Фишер возвращался с конференции полный самых лучших впечатлений. Она коренным образом отличалась от всех остальных: здесь не было обширных докладов, не было и парадного шума, обычного для международных конгрессов. Ученые собрались большой, единой семьей и провели несколько незабываемых недель на берегу Женевского озера. Результатом же конференции было создание Женевской номенклатуры, которая и сейчас лежит в основе номенклатуры органических соединений[285].