Нет. Девушка не была сном. Для постороннего это звучало слишком фантастически. Нереально. Мистически. Но я был уверен — она не из моих снов.

Гуляя среди старинных стен и всего того, что было таким знакомым, я обдумывал задачу, которая передо мной стояла. Как наяву найти человека, виденного во сне? Я не знал даже как ее зовут — во сне такие вещи были само собой разумеющимися, а мне и в голову не пришло выяснить ни как ее зовут, ни кто она. Зачем? Она была там и этого было достаточно.

И все-таки зацепки у меня были. Ее родной город. Город с фонтанами и морем. Город, в котором было обычное море и море роз. Дорога туда оказалась не из легких. Мне снова снились камеры и люди с мертвыми глазами, скорчившиеся от гула вертолетных двигателей. Снова меня допрашивали голоса.

Однако, стоило мне оказаться в городе — мои сомнения рассеялись и голоса пропали из моего сознания. Я никогда не был здесь в реальности. И все-таки я знал этот город — я знал его по своим снам. Фонтан в форме глобуса. Море роз. Гирлянды на центральной улице. Чайки на набережной. Соль и йод в воздухе. Все было знакомым. Все было таким, каким оно было во сне.

В историях такого рода, которые мне доводилось слышать, все следы и намеки на происходившее в реальности бесследно исчезали, здесь все было наоборот. Каждый угол, каждый камень был еще одним знаком, который подтверждал — да, я иду в правильном направлении.

Даже антикварный магазин с музыкальными инструментами и древним «Ундервудом» был там, где он должен быть. И камертоны там тоже были. Но я все равно уперся в тупик. Я убедился в реальности города, я был уверен, что девушку можно найти, но как это сделать?

Несколько дней я мотался по архивам. Я поднял и задействовал все связи, всех людей, которых мог задействовать. И ничего не отыскал. Совсем ничего. Я даже не знал — живет ли она здесь, в этом городе или уехала. Я начал нервничать. Чем дальше — тем сильнее.

В работе подобного рода важно контролировать себя. Усталость притупляет чутье и отключает критичность. Еще немного и я бы превратился в одного из одержимых фанатиков, зациклившихся на процессе поиска, безо всякой надежды получить результат. Поняв это, я «отпустил вожжи». Поблагодарил всех, кто оказывал мне помощь и сознательно заставил себя забыть про то, что привело меня в этот город.

Я отправился считать фонтаны. Если я себя задергаю до умопомрачения — толку от этого не будет. Мне нужно было расслабиться. Возможно тогда я получу ответ, который так ищу. Возможно.

Несколько дней я не занимался ничем. Просто бродил по городу. Любовался вечерними гирляндами. Считал фонтаны. Бродил по набережной. Забирался в самые тайные закоулки. Пробовал кофе в местных кафешках. Ощущение пришло ко мне когда я сидел на одной из скамеек набережной и кормил хлебом голубей.

Сложно передать это чувство. Оно возникало хотя бы раз у каждого из нас. Вы идете по улице. И внезапно чувствуете на себе чей-то внимательный взгляд. Что-то заставляет вас повернуться и вы видите своего старого знакомого. Это ощущение было примерно из того же разряда, но не точно такое же. Я внезапно очень остро и ясно понял — она здесь. У меня даже слегка закружилась голова. Все равно, что крутить ручку настройки и среди помех внезапно услышать нужную станцию.

Она здесь.

Где?

Я осмотрелся. На набережной кроме меня никого не было. Где?

Сердце билось гулко словно молот. Но вокруг никого не было. Я схожу с ума? Или я действительно не до конца проснулся и все это — причуды моего подсознания? Я понял, что паникую. И — самое страшное — я потерял это чувство. Вздохнув, я заставил себя вернуться к насыщению голубей. В тот день это чувство так и не вернулось. Но это был знак.

Нужно было расслабиться и спокойно-спокойно ловить это ощущение. Называйте его как хотите — интуицией, подсознанием. Мы называем его «чутьем».

Доктор задумчиво вертел в руках камертон. Это был настоящий доктор. Самый что ни на есть. Седой, с усами и бородой. В белом халате. И ни разу не уставший. Он щелкнул по камертону. Послышался чистый звук. Точно такой же, какой я слышал тогда. У моря. За столиком с двумя чашечками кофе.

Доктор внимательно посмотрел на меня. В его взгляде светился интерес.

— Вот как вы думаете, — он вздохнул, — Будь вы на моем месте — поверили ли бы в такую историю?

Я тоже вздохнул. Я знал ответ. Я бы не поверил ни единому слову.

Что заставило меня рассказать правду этому человеку? Зачем я это сделал? Но именно в эту больницу меня привело мое шестое чувство. Моя интуиция. Мое чутье.

— А ведь я вас узнал, — улыбнулся доктор, — вы — один из «темной четверки». Это с вами…

— Да, — согласился я, пока он не начал перечислять подробности моего прошлого, — Именно. Депривация. Пытки на основе регрессии и так далее.

— Самое интересное, — доктор вздохнул еще раз и снова посмотрел на камертон, — Что я вам верю. И не считаю эту историю безумием или галлюцинацией. Хотя — если бы это услышали мои коллеги — мне бы пришлось очень и очень несладко. Однако, есть кое-что, что вам стоит увидеть. Как раз сейчас мы снимаем энцефалограмму, — он открыл картотечный ящик и, выудив оттуда папку, поманил меня за собой.

Он повел меня туда, где… где была она. Я это понял сразу. Точнее почувствовал. Еще до того, как оказался рядом с ней. Мы поднялись по лестнице. Прошли через коридор, повернули влево. Я ощущал ее присутствие все сильнее и сильнее. И я вместе с ним я почувствовал страх.

Мы видели один сон на двоих. Я видел её во сне. Какой она окажется в реальности? Чем ближе мы подходили, тем страшнее мне становилось. Понадобилось всё мое мужество, чтобы переступить порог палаты. И войдя, я остановился, не решаясь подойти ближе. Просто стоял на месте, чувствуя насколько глупо это выглядит со стороны — взрослый человек, который не в силах побороть свой страх.

Доктор деликатно кашлянул.

— Посмотрите, — он поднял «простыню» листа со свежими графиками, — Тета-ритм и бета-ритм…

— Мне это ничего не говорит, — поморщился я. Хотя энтузиазм доктора был лучшим ответом на мой вопрос.

Собрав в кулак волю, я заставил себя сделать еще несколько шагов.

Она выглядела точь-в-точь как тогда, когда мы были на берегу. Она была бледнее, чем там, у моря, но это была она. Лицо сохраняло безмятежное безразличие, которое так характерно для спящих. На висках и лбу были прикреплены электроды. Самописцы чертили кривые на старинном рулоне миллиметровки.

— Электрическая активность головного мозга, — сказал доктор, подбирая слова, — Зависит от его состояния. По ритму электрических импульсов, которые мы наблюдаем, можно многое сказать о том, в каком режиме работает мозг. Есть разный «почерк» ритмов для каждого состояния — для бодрствования, для неглубокого сна, для сна со сновидениями, для глубокого сна и комы.

Несколько месяцев назад энцефалограмма нашей пациентки изменилась. Ей начали сниться сны. Сначала я предположил, что это случайный всплеск активности мозга, но эта активность росла изо дня в день, захватывая новые и новые участки мозга. Словно мозг сам себя регенерировал.

— Как такое возможно?

— Нервная система чем-то похожа на мышцы. Вероятно, ваш… контакт пробудил её мозг. Эффект должен был быть похож на реабилитацию после долгого покоя. Мы еще слишком мало знаем об этих процессах, но могу предположить, что контакт пробудил ее фантазию, и оживил в ее мозгу каскады нейронных связей, которые до того бездействовали. Когда у человека работает фантазия — в мозгу происходит что-то вроде цепной реакции — с каждой секундой «включается» все больше нейронов и наконец, вместо жалких искорок, которые теплятся в нем, по нему прокатываются настоящие цунами импульсов. Эти цунами охватывают весь мозг. Они упорядочиваются, сосредотачиваясь и вливая в волну все новые импульсы. Это похоже на лазер, в котором все микроимпульсы сливаются в один большой поток энергии.

Ваш контакт был той искрой, которая зародила эти «цунами», оживляющие ее мозг.