Она вновь принялась щипать Гейл за руку, пока у той не навернулись слезы.

Бен Кваррел бежал следом за ними.

— И купи мне ковбоев. Ты обещала, — кричал он Гейл.

— Мама сказала, что омлета ты не получишь, — сказала Мириам. — Потому что от тебя все утро одно беспокойство.

— Гейл? А можно я тогда съем твою порцию омлета, которую тебе не дадут? — спросила Минди.

Гейл оглянулась через плечо. Джоэл уже был как призрак — на расстоянии в двадцать футов в тумане. Он забрался на спину мертвого динозавра и уселся там.

— Я буду здесь, Гейл! — крикнул он. — Не волнуйся! На нем написано твое имя! Твое и мое, вместе! Все узнают, что его нашли мы! Возвращайся скорее! Я буду ждать!

— Хорошо. — Ее голос дрожал от избытка чувств. — Я скоро вернусь, Джоэл.

— Никуда ты не вернешься, — сказала Хизер.

Гейл шла, спотыкаясь на каждом шагу и все время оглядываясь на Джоэла. Очень скоро он сам и тело животного, на котором он сидел, превратились в едва различимые силуэты во влажных клубах тумана — белого, как невестина фата. Гейл отвернулась только тогда, когда Джоэл уже окончательно пропал из виду. В горле стоял комок. Глаза щипало от слез.

Дорога до дома оказалась гораздо длиннее, чем запомнилось Гейл. Они впятером — четверо маленьких детишек и одна двенадцатилетняя дылда — брели по узкой извилистой линии пляжа у серебристых вод озера Шамплейн. Гейл смотрела под ноги, смотрела на воду, тихо плескавшуюся у галечного берега.

Они прошли вдоль набережной до причала, где стояла папина моторная лодка. Там Хизер наконец отпустила руку Гейл, и они все впятером поднялись на дощатый настил.

Гейл не пыталась сбежать и вернуться к Джоэлу. Ей было важно привести туда маму, и она рассудила, что, если плакать навзрыд и долго, мама, может быть, и согласится пойти.

Они уже подходили к дому, когда с озера снова донесся рев, похожий на звук противотуманного горна. Только это был вовсе не горн, и он звучал близко, где-то совсем рядом с берегом, в тумане, чуть-чуть за пределом видимости. Протяжный, горестный рев, что-то похожее на раскатистое мычание, достаточно громкое, чтобы всколыхнуть белесую взвесь тумана в воздухе. У Гейл по спине вновь побежали мурашки, словно тысячи крошечных муравьев. Оглянувшись на причал, она увидела, как папина лодка качается на воде и бьется бортом о доски.

— Что это было? — крикнула Хизер.

Минди и Мириам обнялись и испуганно уставились в сторону озера. Бен Кваррел стоял с широко распахнутыми глазами и напряженно прислушивался, склонив голову набок.

Гейл услышала, как там, на пляже, Джоэл что-то крикнул. Ей показалось — но она не была уверена до конца, — что он кричал: «Гейл! Иди посмотри!» Но потом, по прошествии лет, ей иногда приходила в голову ужасная мысль, что он кричал: «Господи! Помогите!»

Туман искажал звуки так же, как искажал свет.

Так что, когда раздался мощный всплеск, было трудно судить о размерах того, что создало это плеск. Как будто в озеро с большой высоты грохнулась чугунная ванна. Или автомобиль. В любом случае всплеск был громким.

— Что это было? — опять закричала Хизер, схватившись за живот, словно он у нее болел.

Гейл сорвалась с места и побежала. Спрыгнула с набережной на пляж, не удержалась на ногах и упала на колени. Вот только пляжа не было. Волны бились о стену набережной, волны высотой в фут, какие бывают на море, но уж никак не на озере Шамплейн. Узкая полоска песка и гальки полностью скрылась под водой. Гейл вспомнила, как, когда они шли обратно, вода ласково набегала на берег, и им с Хизер хватало места идти бок о бок и не промочить ноги.

Она мчалась сквозь холодный, взбитый ветром туман и выкрикивала имя Джоэла. Она бежала изо всех сил, но все равно чувствовала, что не успевает. Она едва не пропустила то место, где раньше был динозавр. Сейчас он исчез, а в таком плотном тумане, почти по колено в воде, было сложно отличить один участок пляжа от другого.

Но Гейл заметила альбом Хизер, качавшийся на волнах. Он весь промок и распух. Рядом с ним Гейл углядела одну теннисную туфлю Джоэла, полную холодной зеленоватой воды. Гейл не задумываясь наклонилась, схватила туфлю — Джоэл же будет ее искать, — вылила из нее воду и прижала к груди.

Она стояла, вглядываясь в туман над волнующейся, потревоженной водой. В боку кололо. Она никак не могла отдышаться. Когда волны отхлынули, она увидела глубокую борозду на гальке — там, где тело мертвого динозавра утащили в воду, домой. Словно кто-то проехал на тракторе и зарулил прямо в озеро.

— Джоэл!

Она кричала воде. Потом обернулась и стала кричать в сторону набережной, в деревья, в сторону дома Джоэла.

— Джоэл!

Она кружилась на месте, выкрикивая его имя. Она не хотела смотреть на озеро, но все равно повернулась к нему. Горло болело от криков, на глаза вновь навернулись слезы.

— Гейл! — позвала Хизер звенящим от страха голосом. — Иди домой, Гейл! Сейчас же!

— Гейл! — звала ее мама.

— Джоэл! — опять закричала Гейл и подумала, как это нелепо: все кого-то зовут.

Издалека, из тумана над озером, донесся горестный рев. Жалобный и печальный.

— Отдай его, — прошептала Гейл. — Отдай, пожалуйста.

Хизер бежала к ней сквозь туман. Но не по берегу, где тяжелые, холодные волны все еще бились о пляж, а поверху — по набережной. А потом рядом с Хизер оказалась и мама, бледная и встревоженная.

— Солнышко, — сказала мама, глядя на Гейл сверху вниз. — Иди сюда к нам. Иди к маме.

Гейл ее слышала, но не стала подниматься на набережную. Что-то плеснуло в воде совсем рядом, а потом ткнулось ей в ногу. Это был альбом Хизер, раскрытый на одном из пони. Зеленый пони в радужную полоску и с красными копытами. Зеленый, как рождественская елка. Гейл не знала, почему Хизер вечно рисует лошадок, совсем не похожих на лошадей — лошадок, которых не может быть. Они были как динозавры, эти лошадки. Возможности, отметающие себя сразу, как только они возникают.

Гейл выловила из воды альбом и уставилась на зеленого пони, борясь с подступающей дурнотой. Ей и вправду казалось, что ее сейчас вырвет. Она выдрала из альбома лист с пони, смяла его и швырнула в воду. Потом — еще один лист и еще. Смятые бумажные шарики качались на воде вокруг ее ног. Никто не кричал ей, чтобы она прекратила, и Хизер не сказала ни слова, когда Гейл уронила альбом обратно в озеро.

Гейл напряженно вглядывалась в туман над водой. Ей хотелось еще раз услышать этот печальный, протяжный рев, и она его все же услышала, только на этот раз он был внутри, в самых глубинах ее существа — беззвучный плач обо всем, чему уже никогда не случиться.

То, что на тебя повлияло сильнее всего, ты не носишь, подобно рубашке, которую можно надеть и снять, когда вздумается. Ты носишь это как кожу. Для меня такой «кожей» стал Рэй Брэдбери. От двенадцати до двадцати двух лет я прочел все романы Брэдбери и сотни его рассказов, причем многие по два-три раза. Учителя приходят и уходят; друзья появляются и исчезают; но Брэдбери всегда был со мной, как Артур Конан Дойл, как моя спальня, как мои родители. Когда я думаю об октябре, о призраках или о масках, о верных псах, о детях и их пугающих детских играх, все мои мысли окрашены тем, что я узнал обо всем этом из книг Рэя Брэдбери. В одном из самых известных сборников Брэдбери «Человек в картинках» говорится о человеке с татуировками, в которых оживают бессчетные истории Рэя; о человеке, который всю жизнь несет на себе эти истории. Я состою с ним в родстве.