– Надо сообщать Сударю, – обреченно произнес один из участников сходки.

Все несмело согласились. Хозяин пельменной принес телефон на длинном шнуре.

На том конце провода ответил густой властный бас:

– Слушаю, Сударев.

– Лука вытянулся, – сообщил звонивший. – Денег нет, никто не знает, где они.

Воцарилось напряженное молчание. Собравшиеся со страхом ждали, что он ответит. Сударь молчал почти минуту. Все сидели в абсолютной тишине, не отрывая глаз от звонившего.

– Заберите тело, – раздался наконец густой бас. – Спрячьте где-нибудь до вечера. Как сделаете – сообщите. Все.

Звонивший ничего не понял, но не посмел переспрашивать. Он положил трубку и оглядел собравшихся.

– Срочно пару толковых ребят – в морг. Нужно забрать покойника и сунуть куда-нибудь. В гараж или на дачу – смотрите сами. Как сделаете, доложите. Все.

Никто ничего не понял, но не посмели переспрашивать.

Прошло уже два дня, а Григорий так ничего и не придумал, что делать. Он стал хмур и неразговорчив. Новый водитель, поставленный взамен подраненного Семеныча, решил, что доктор в бригаде угрюмый и злой.

Алька тоже заметила перемены, однако в душу не лезла.

Григорий искал для себя нужный вариант действий. Вариантов оказалось совсем мало, и ни один из них не был достаточно хорош.

Пойти в милицию? Но милиция приедет и уедет, а Гриша останется на том же месте. Даже если представить невозможное – что тех двоих посадят, – все равно покоя уже не будет. Вместо двоих придут еще двое. И отыграются.

Можно было бросить клич и собрать ребят из парашютной секции. Половина из них служила в десантуре, разговаривать по душам умеют. Но не хотел Гриша кого-то втягивать в свои проблемы. Ведь друзьям это тоже может откликнуться не лучшим образом.

Грише нужен был совет. Ему не хватало специфического жизненного опыта, которого в «Скорой помощи» не наберешься. Ничего не оставалось, как дождаться свободного дня и отправиться к человеку, которого он считал опытным.

Человека звали Вальком Толстопятовым, и жил он в новой восьмиэтажке вместе с женой Ритой.

Лет пять назад все трое были добрыми приятелями, вместе ездили на пикники, вместе ходили на концерты и вместе же иногда напивались до чертиков по разным поводам и в разных компаниях.

Ритка металась между двумя хорошими парнями и не знала, кого выбрать: загадочного и ироничного студента Гришу или простого, как доска, развеселого Валька. Первый вел книжно-библиотечный образ жизни, много думал о будущем и мало – о настоящем. Второй же был до предела рационален. Закончив торговый техникум, сразу устроился завхозом в какую-то жилконтору, где начал благополучно наращивать жир. Двух лет ему хватило, чтобы взять от должности все, что можно, и уйти в свободное плавание.

По мере того как Гриша отягощал себя абстрактными знаниями, а Валек копил начальный капитал и обрастал нужными знакомствами, совместные пирушки случались все реже. Рите пора было определяться, поскольку взрослая жизнь брала свое.

Она выбрала Валька, который к тому времени научился зарабатывать не только на хлеб, но и на икру. Чем он зарабатывал, Гриша так и не смог постичь. Валек вечно возился с какими-то мешками, коробками, консервами, рулонами рубероида и промасленными пакетами. Непонятно было, как ему удается перерабатывать это в наличные.

Процесс самоопределения Ритки прошел для Гриши безболезненно. Была хорошая свадьба, где все трое, как всегда, много смеялись, танцевали и пили. Никакой ревности, обиды, никаких драматических событий не произошло, да и не могло произойти.

И все-таки дружба пошла на убыль. Каждый выбрал свою дорогу. Валек все больше стал превращаться в осторожного, расчетливого купчишку, Рита в этом деле оказалась прекрасной ученицей. Очень быстро она научилась смотреть искоса, переспрашивать недоверчиво и умножать в уме.

Более того, оба не воспринимали всерьез путь, избранный Григорием для себя. Всем приходилось бывать в больницах, дарить врачам коньяк и конфеты. Валек предрек, что и Гриша станет подбирателем скромных презентов, не заработав ни денег, ни положения. Другое дело, если бы он стал, например, дантистом...

...Дверь открыла Ритка. Не сразу, сначала дважды переспросила, кто там. Увидев Гришу, удивленно улыбнулась:

– О, привет! А Вальки нет, пошел в гараж за машиной. Мы сейчас уезжаем.

Она грызла семечки, бросая на Григория любопытные взгляды исподлобья. Словно гадала, зачем он мог прийти. Вид у того был не радостный, стало быть, не счастьем делиться пришел.

– Я его подожду, хорошо?

– Давай проходи.

Она первая вошла на кухню, поддела ногой и вытащила из-под стола табуретку. Сама села у окна с клочком газеты, на котором чернела шелуха от семечек.

– Как дела? Семечек хочешь?

– Спасибо, я сыт.

– Ты все там же, в больнице? Деньги платят?

– Когда как, – пожал плечами Гриша.

Ему неинтересно было об этом разговаривать. Он смотрел на Риту и отмечал новые перемены. Веселая, подвижная девочка в короткий срок превратилась в тяжеловатую торговку с подозрительными быстрыми глазами. Первый вопрос про дела, второй – про деньги. Григорий попробовал представить, о чем пошел бы разговор пять лет назад. Но быстро понял, что все старое необратимо ушло.

– Ты не женился еще? – поинтересовалась Рита.

– Если б женился, позвал бы, – усмехнулся Гриша.

– А чего? У тебя ж была девчонка. Оля, кажется...

– Оксана. Она учится в Москве, ей не до женитьбы. Успеем, короче.

Щелкнул замок, в квартиру влетел наконец Валька.

– О, наше светило явилось! – воскликнул он и тут же переключился на супругу: – Ты еще сидишь? Одевайся быстро, люди ведь ждут!

Ритка поднялась, ушла в комнату.

– Извини, Гриша, уезжаем, – проговорил Валек, перетаскивая в прихожую какие-то тюки из кладовки. – Поможешь донести до лифта? Ты чего пришел, хотел чего-то?

– Да, хотел поговорить, – сказал Гриша, не понимая, чем Валек занят больше – гостем или тюками.

– Чего у тебя?

– Валек, я влетел на деньги. Поцарапал чужой «Опель», теперь требуют оплатить всю машину.

– Так, и что? – Валек даже остановился и посмотрел с опасением – не попросит ли Гриша взаймы.

– Да ничего... Хотел спросить, как поступать мне. Ты с разным народом знаешься и... Ну, в общем, что может быть теперь? Что делать?

– Ну, наверно, надо платить. А дорогая машина?

– Не очень, но просят за нее дорого. А платить мне нечем, ты знаешь.

– Тут надо думать, Гриша. Выкручиваться как-то. Если долгов навешали, лучше не шутить. Ну что, поможешь донести?

Григорий вздохнул с досадой, подхватил пару тюков и вынес в коридор. Валек начал закидывать их в лифт. Потом пришлось внизу переносить их из лифта в машину. Ритка, уже одетая, сидела на переднем сиденье и мусолила свои семечки, независимо поглядывая по сторонам.

– Гриша, извини, надо ехать, – проговорил Валек, плюхаясь за руль. – Опаздываем. Заходи, пивка попьем.

– Да какое, к черту, пивко... – простонал Григорий, но его уже никто не слышал.

Он проводил взглядом машину и направился к остановке. «Нам отказали в помощи, нас не угостили даже чаем, с нами отказались разговаривать, – подвел он итог. – Что ж, пить здесь пивко мне уже не хочется».

Он медленно пошел к остановке. Люди струились по тротуару, глядя исключительно в себя. Ветер бил и рвал их, снежные крупинки отскакивали от кожи, но они шли – неумолимо и однообразно, как заколдованные бронзовые статуи.

Григорий подумал, что с каждым годом люди становятся все тверже. Случайное прикосновение в толпе – как удар камнем о камень. Он и сам превратился в ходячую статую, никому не интересную. И никто, кроме него, не знал, что под бронзовой оболочкой разъедает нутро ядовитая кислота.

В пятницу вечером Кича и Ганс, как водилось, заехали к Мустафе. Он жил в собственном двухэтажном особнячке, который поставил назло общественному мнению в многоэтажном квартале недалеко от центра. Умные люди не советовали этого делать. Дескать, случись что в стране, и народный гнев обрушится из серых пятиэтажек на этот симпатичный дом из красного кирпича. Но Мустафа никого не послушал. Одни говорили – дурак, другие – смелый мужик.