– Ну, за встречу, командир!
Серебряные кубки мелодично звякнули и Феликс сделал глоток. Гость, ополовинив свою чашу, с наслаждением вздохнул и откинулся на спинку кресла, скрипнувшего под весом кряжистого тела. Огоньки свечей заиграли на лысой, словно шар из кости мармонта, голове.
– Вино из твоих виноградников ничем не уступает лучшим сортам Хаша или Ярсиса. Почему бы тебе не продавать его в Семиградье? Или хотя бы ардарам? Они хоть и сидят у себя под Хребтом, в хорошем пойле толк знают.
– За чем же дело стало, Уолтер? – Феликс налил другу еще вина. – Иди ко мне в управляющие, как раз и займешься этим.
– Э, нет, – Уолтер хлебнул из чаши. – Ты же знаешь, моим рукам привычней рукоять меча, а не абак счетовода или книга вилика. Да и не сидится мне на одном месте долго. Не нагулялся ещё, видно.
Феликс улыбнулся. Уолтер Корвин не был ни графом, ни бароном. Он не был даже аристо, но значил для Ройса больше, чем десяток маркграфов или герцогов. Они познакомились на войне, почти двенадцать лет назад, и затем больше шести лет, до самого её окончания, не расставались. После войны Феликс женился, осел в поместье и зажил спокойной семейной жизнью. Он и Корвину предлагал место управляющего, но тот отказался, предпочтя размеренной сытой жизни постоянные путешествия. Последние два года Уолтер провел в охране караванов, шедших из Арса, столицы провинции Пейрам, через Хребет мира и обратно. Между возвращением одного каравана и отправкой другого обычно проходило не меньше двух-трех месяцев. Это время Уолтер проводил в Арсе, всегда находя случай, чтобы наведаться в гости к бывшему командиру: благо, столицу провинции от земель Северной марки отделяло всего три дня пути.
– Как идет торговля старого пройдохи? – спросил Ройс, имея в виду нанимателя Корвина, одного из самых зажиточных купцов провинции, Весциуса Ольвеля. – Всё так же пытается выдавать лиссийские ткани за лунный шёлк?
– О, этот сквалыга своего не упустит. Нет, ткани за шёлк уже не выдает, после того, как его поймали на горячем в Песте. Зато в прошлом году купил больше двадцати стоунов разных поделок из кости мармонта, добытых где-то в южных королевствах. И в этот раз продавал их по всему Семиградью, утверждая, что сделаны из костей акшассов. Лично я думаю, что он нанимает нас, чтобы мы охраняли не караваны от разбойников, а его лично: от гнева тех, кто вдруг захочет перемолвиться с ним после очередной аферы.
– Что ж, кость мармонта – тоже неплохо. Из неё выходят отличные рукояти мечей: удобные и не скользят в ладони. Куда ходили на этот раз?
– Да как обычно. Сначала прошлись по городам Семиградья, затем в Мальтею. Особо там в это время года делать нечего, но Весциус надеялся поторговать в Эстемаре. На столицу, естественно, и не рассчитывал: хотя бы в пограничье. Но цветные нас завернули, так что пришлось возвращаться не солоно хлебавши.
– Уолтер!
– А что Уолтер? – притворно удивился тот. – Думаешь, они помеж собой нас по-благородному кличут?
– Ты же воевал с ними на одной стороне, – попытался Феликс усовестить друга.
– Ха, – Корвин даже подпрыгнул в кресле. – Что-то я их в стене щитов не видел. Ардары – это да, бойцы, что надо. Помнишь, как…
Феликс, встав из кресла, пропуская мимо сознания очередную армейскую байку друга, подошёл к окну, затянутому к вечеру куском мелкоячеистой сети – от ночной мошкары. Из окна волнами вливалась вечерняя свежесть, ароматы трав и печеного хлеба.
Наверное, если бы тот из людей, кто впервые, презрительно поджав губы, назвал туатов цветными, дожил до наших дней, получая за каждое такое именование медный грош, уже давно стал бы первым богачом Хиона. Да ведь и вправду: как ещё можно назвать впервые встреченное создание, хоть и похожее на человека, но с головы до пят разрисованное странными рисунками и узорами всех цветов радуги? Возможно, о глубине впечатления, произведенном туатами на людей, можно судить по татуировкам. Так называли рисунки на теле, мода на которые, за века знакомства людей с детьми богини Т'а, успела глубоко укорениться среди хионцев.
– А что это за молодчик выходил давеча от тебя? Не молодой ли граф Вилардо? – Уолтер, опустошив блюдо с каплуном, поводил над столом не раз переломанным, напоминавшим сдавленную сливу носом. Наконец, потянулся к подносу, искушавшего любого, имеющего обоняние, ароматом вымоченного в эле и запечённого на углях сома.
– Он самый, – Феликс подошел к столу, налил себе ещё вина, бросил в рот пару орехов.
– Слышал я о нём кое-что в Арсе. Если даже половина слухов – правда, то он достойный сын своего папеньки. – Друзья молча переглянулись, в уверенности, что подумали об одном и том же, о чём совсем не хотелось вспоминать.
– И какое же у него к тебе дело? – спросил Уолтер.
Феликс, вкратце, передал ему недавний разговор с графом.
– Про его отца, это ты зря, – задумчиво протянул Корвин. – Он наверняка такой же мстительный, как и его папаша. Может, и не такой хитрый, но это с молодостью проходит.
– Зря, – согласился Ройс. – Честно говоря, если бы он вел себя повежливей, возможно, я бы и отдал ему эту несчастную падь.
– Еще чего! – возмутился Уолтер, так, будто Феликс собрался отдавать кому-то его, Корвина, собственность. – Разбрасываться землями – последнее дело, командир. Да ещё не тобою нажитыми.
– Ну а что? Жены у меня нет, и уже не будет. Детей тоже. Всё равно земли в королевский лен отойдут. – В уголках рта Ройса залегла горькая складка.
– Ну, ты-то себя не хорони раньше срока, – искренне рассердился Корвин. – Аманда была женой, каких поискать, это верно, но ведь её уже больше года нет. Успеешь еще и жену найти, и детишек нарожать. Хватит жалеть себя. Не думаешь о себе, подумай о других. О коттерах, хотя бы.
Коттеры. Да, о них Феликс не подумал. На спорных землях кормились три семьи издольщиков. По слухам, которым не было причин не верить, молодой граф высасывает из своих арендаторов последние соки.
– Возможно, ты и прав. Но, по чести, без Аманды у меня нет никакого желания заниматься делами баронии. Слава Предвечному, что у меня есть Бернар.
– Так за чем дело стало? – в свою очередь спросил Уолтер, филигранно пластовавший охотничьим ножом баранью ногу. – Давай к нам, в охрану. Я за тебя перед Весциусом похлопочу. А заработок можешь мне отдавать: тебе ведь он все равно ни к чему. – Он улыбнулся, обмакнул кончик ножа с наколотым куском баранины в соусник с ядреным хреном и отправил мясо в рот.
– Что, неужели и в карауле ночью вместо меня стоять будешь?
– Отнимать у друга такое удовольствие после шести лет безделья? Да как я посмею?! – в притворном ужасе воскликнул Корвин.
– Ладно, – рассмеялся Феликс и заново наполненные кубки вновь встретились друг с другом.
– Ну а что, – продолжил Уолтер после хорошего глотка. – Найдем тебе в пути отличную невесту. У нас вот сейчас свадьбы играют: я, когда сюда ехал, несколько видел. А в Песте, к примеру, или в Хаше через три месяца начнут, аккурат к сбору винограда. Вот там и выберем.
– А каких выбирать будем? – усмехнулся Ройс. – Обычных, или вроде твоих, караванных? Кстати, как они там? Не вывели ещё тебя на чистую воду?
Почти в каждом крупном городе по ту сторону Хребта у Корвина была сердечная привязанность, обычно какая-нибудь вдовушка его лет – а Уолтеру было уже под сорок – привечающая его во время пребывания каравана в городе. Каждой он клялся в любви и обещал взять в жены, как только накопит службой достаточно средств для безбедного существования.
– Всё, – твердо заявил Корвин. – С ними покончено. Я влюбился.
– Да ну. Дай угадаю. Наверное, в этот раз Висцеус посетил новый город?
– Смеешься, – с грустной укоризной покачал головой Уолтер. – А я серьезно. Она такая…
Феликс снова подошел к окну. Башня, в которой слуги, под бдительным присмотром Бернара, накрыли стол для вечерней трапезы друзей, была пристроена к замку больше пятидесяти лет назад, дедом Феликса. Времена тогда были насквозь мирные, так что башня выделялась широкими оконными проемами, в отличие от узких бойниц своих четырёх сестер, возведенных в более беспокойные годы.
