– Спасибо, Джереми, – поблагодарила я, беря карточку.

Довольный, он заулыбался и вынул из пакета еще фотографию.

– А эта, Стейси, для тебя… Если, конечно, ты хочешь.

Стейси замялся, прежде чем взять фотографию.

– Д-да, спасибо, Джереми.

– Я уже написал все на обратной стороне.

Стейси перевернул карточку. В надписи стояло: «Моему другу Стейси Логану навеки».

Стейси, как всегда, когда Джереми выражал ему дружеские порывы, почувствовал неловкость, коротко кивнул и, не сказав ни слова, засунул карточку в карман рубашки. У меня карманов не было, поэтому мою карточку я вложила в книгу для чтения.

– А еще?

Мы все посмотрели на Малыша.

– Что еще? – спросила я.

– А Кристоферу-Джону и мне не будет карточки? – спросил он.

Джереми смутился:

– Но… но у меня было всего две.

Малыш сердито посмотрел на него, словно не признавая такое оправдание убедительным.

– Знаешь, когда мне еще раз удастся поехать в Джексон, я еще раз снимусь, хорошо?

Малыш вздохнул в знак согласия: мол, что ж, если ничего лучшего Джереми не может придумать.

– И для меня? – спросил Кристофер-Джон.

Джереми, очень довольный, тихонько засмеялся.

– Конечно, и для тебя, – сказал он.

Засунув руки в карманы, он всю дорогу до перекрестка, от избытка чувств и в то же время смущаясь, оживленно рассказывал о своей поездке в Джексон. У перекрестка он с нами попрощался.

– А в школу Джефферсона Дэвиса ты не пойдешь? – спросил Стейси.

Джереми бросил взгляд в сторону выбеленного здания школы, видневшегося у дороги, и покачал головой:

– Туда больше не хочу. – Он опустил глаза и пнул ногой дорогу. Объяснений не требовалось, мы и так знали почему. – И потом, раз Эр-Be и Мелвин в Джексоне, я должен помочь папе. Папа говорит, семь лет в школе больше чем достаточно, я ведь уже умею читать, писать и считать… лучше его…

Он еще раз с нами попрощался, помахал рукой и пошел. Мальчики и я смотрели ему вслед. Джереми ничуть не изменился в Джексоне. Остался таким же другом, как прежде.

– К-кэсси, а как вам досталась ваша земля?

Я повернулась к Дюбе Кроссу. Он сидел в другом конце нашей передней веранды, вглядываясь в поля, а две его младших сестры, Ланнет и Ханна, осторожно качались на качелях. Было субботнее утро, и они пришли, чтобы заниматься с моей мамой повторением. Но когда обнаружили, что они первые, решили посидеть, подождать остальных. И я с ними за компанию.

– Дедушка купил ее, землю то есть.

– Но к-к-как? Как ему это уд-д-далось?

Я так обрадовалась, что смогу рассказать ему, – до того мне польстил интерес Дюбе.

– Давно это было. Еще в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году мой дед, Пол Эдвард, купил ее. Он был мебельщиком. Вот и накопил деньжат да откупил у янки двести акров. А потом уж, в тысяча девятьсот восемнадцатом, взял заем в банке и прикупил еще двести акров. На сей раз у мистера Джемисона.

– У м-м-мистера Джемисона?

– Ну да, разве ты не знаешь? У Джемисонов много земли здесь было. Потом уж она вся ушла к Грэйнджеру.

Дюбе был просто поражен моим рассказом.

Тут-то я ему поведала, что, мол, часть плантации Грэйнджера продали за долги – налоги он не заплатил. Еще во времена Реконструкции это было. А потом тысячу акров его земли купил отец мистера Джемисона. А мой дедушка – двести. Я рассказывала Дюбе, как позже, в тысяча девятьсот десятом году, Харлан Грэйнджер принялся выкупать землю назад. И к восемнадцатому году она вся снова была его. Да только двести акров Логанов ему не достались и еще те двести, что дедушка купил у мистера Джемисона. Лишь одно я ему не сказала: чего только мистер Грэйнджер не делает, лишь бы заполучить нашу землю себе! Назад.

Дюбе аж головой затряс от восхищения:

– С-с-скоро, скоро и я с-с-себе заведу. М-м-место под солнцем. З-з-землю то есть. М-м-моя будет. Хорошенькая, как вот эта. – Он всю нашу землю охватил, обнял прямо взглядом. – С-с-счастливчики вы.

Я проследила за его взглядом, хотя и так знала, что он прав.

Подошли еще ученики, и вместе с ними Дюбе и его сестрички вошли в дом. Почти все ученики, так же как Кроссы, были из семей или поденных рабочих, или испольщиков. Они привыкли к своим хижинам, покрытым толем, в которых иногда даже оставался земляной пол, поэтому в наш роскошный дом входили робко. У нас было целых пять комнат, из каждой – свой выход на улицу, а в спальнях – камины, три веранды, – словом, места и удобств хоть отбавляй.

Некоторых мальчиков и девочек напугали портреты членов нашей семьи, сделанные фотографом в натуральную величину. Они висели на стенах в маминой и папиной комнате. Ребята старались ничего не трогать, словно боялись что-нибудь сломать. Но кое-кто из наших босоногих оборванцев, когда думали, что их не видят, легонько пробегали пальцами по деревянной раме родительской кровати и с изумлением рассматривали высокое сосновое изголовье, тыкали пальцем в пуховую перину, так не похожую на их жесткие матрацы, набитые кукурузным листом, или застенчиво разглядывали себя в большое зеркало.

Хотя экзамены в школе закончились всего неделю назад, ребята быстро заняли в комнате все места, так что маме пришлось открыть еще и другие комнаты. Она разделила учеников на группы и переходила из комнаты в комнату, проверяя задания, отвечая на вопросы, давая упражнения для повторения. Все занимались долго и усердно, никто не ворчал. Мне с мальчиками тоже волей-неволей пришлось заниматься, так что мы расселись кто где вместе с остальными. Но как только мама распустила учеников, мы кинулись искать папу и мистера Моррисона. Пересекли задний двор и выбежали через садовую калитку на тропинку, отделявшую хлопковое поле от сада. А оттуда на выгон. На краю выгона стояла старая хижина, где спал мистер Моррисон, позади нее был загон для быка. Папу и мистера Моррисона мы там и нашли.

– Не подходите слишком близко к ограде, – предупредил нас папа.

А мистер Моррисон сделал чуть заметный знак рукой в сторону трехгодовалого Динамита, мрачно уставившегося на нас.

– Как вы думаете, сколько он сейчас весит?

– О, наверное, что-то около тысячи фунтов,[9] – предположила я.

Мистер Моррисон согласился. И заметил папе:

– Но если продадите его сейчас, полной цены не получите.

Я так и впилась в папу глазами.

– Папа, неужели ты собираешься продать Динамита?

Папа потянул меня за косичку.

– Что-то придется продать, голубка.

– Лучше все ж подождать, – продолжал мистер Моррисон. – Он себя окупит. От него хорошая порода пойдет, вы бы могли такое стадо получить! Племенное.

Папа посмотрел в задумчивости на быка, но ничего не сказал. Заметив, какое угрюмое у папы сделалось выражение лица, мистер Моррисон добавил:

– Да вы и сами все это знаете…

– Стейси! Стейси! Т-т-твой папа т-т-там?

Стейси махнул Дюбе, стоявшему посреди заднего двора.

– Здесь!

Но Дюбе, вместо того чтобы подойти к нам, исчез в направлении подъездной дороги.

– Что ему нужно? – спросила я.

– Сам не знаю, – сказал Стейси.

Тут Дюбе показался снова, и притом с двумя мужчинами. Один из них был белый.

– Папа, к нам идет белый.

Такое известие заставило папу и мистера Моррисона выжидающе обернуться, не сводя глаз с приближающихся людей, шедших через сад.

– М-м-мистер Логан, – обратился к папе Дюбе, – эт-т-ти джентльмены сказали, что х-х-хотят видеть вас. Я в-в-в-встретил их на дороге и п-п-подумал, лучше п-п-при-вести их сюда.

– Меня зовут Моррис Уилер, – представился белый, протягивая папе руку. – А со мной Джон Мозес.

Джон Мозес тоже пожал руку папе, потом мистеру Моррисону.

– Л. Т. Моррисон, – представился мистер Моррисон.

Мистер Уилер улыбнулся:

– Так я и подумал. Уже наслышан про вас. – Он тоже пожал руку мистеру Моррисону и, взглянув на папу, сказал: – Вы не возражаете, если я сразу объясню наш приход? Наверное, вы все слышали про Союз сельскохозяйственных рабочих?