В сентябрьской книжке «Отечественных записок» некто г. Розенблатт напечатал замечания на статью г. Громеки, помещенную в июльской книжке «Современника» под заглавием: «Польские евреи». Г-н Розенблатт обвинял редакцию «Современника» в бесхарактерности за то, что она в июне выразила в своем «Современном обозрении» сочувствие к участи евреев, а в июле поместила статью, страдающую, по мнению г. Розенблатта, недостатком этого сочувствия. Совершенно спокойные за искренность и постоянство своего образа мыслей, мы не придали большого значения обвинению г. Розенблатта, считая неосновательность его слишком очевидною. Тем не менее мы обратились к г. Громеке, предлагая, если ему угодно будет отвечать г. Розенблатту, – поместить ответ его в «Современнике». Г-н Громека отвечал нам, что послал уже ответ свой в «Русский вестник». Теперь мы прочли этот ответ, напечатанный в 17 № «Вестника» под заглавием: «Вынужденное объяснение», и прежде всего спешим поздравить г. Громеку с тем, что он так блистательно успел отстоять чистоту своих намерений и гуманность своих убеждений от всех подозрений г. Розенблатта. Мы от всей души рады, что деятель, столь ревностный, разнообразный и наблюдательный в нашей литературе, приобревший столь лестную известность своими статьями о полиции, умел и теперь так решительно очистить себя от незаслуженных нареканий. Правда, радость наша должна несколько омрачаться тем, что, снимая с себя всю вину, г. Громека складывает ее на редакцию «Современника». Но, в сущности, и это обстоятельство весьма мало беспокоит нас и не может мешать нашей радости за г. Громеку: наш образ мыслей давно известен публике, и дело с нашей стороны ведено было так чисто, что стоит только изложить весь ход его, и всякий читатель поймет, в чем дело.

Изложение это мы начнем благодарностью г. Громеке за то, что он implicite[1] оправдывает нас от обвинения г. Розенблатта. Смысл обвинения состоял в том, что мы, раз выразив свое мнение о евреях, вслед за тем поместили статью, противоположную нашему взгляду. Г-н Громека в своем объяснении говорит, что, напротив, статья его написана была именно в том духе, в каком и мы отзывались о евреях, то есть в духе участия и теплого сочувствия к их положению. «Желанием моим было, – говорит он, – раскрыть дурные явления их быта, именно для того только, чтобы указать на общественные условия, которые служат главным источником этих явлений» («Русский вестник», № 17, стр. 92). Значит, «Современник», помещая статью г. Громеки, оставался вполне верен своему воззрению, так прямо и открыто им выраженному за месяц пред тем. Таким образом, обвинение г. Розенблатта падает само собою благодаря объяснению г. Громеки.

Чтобы отблагодарить г. Громеку за услугу, оказанную им «Современнику», мы, с своей стороны, также сделаем для него несколько объяснений.

Обращая на нас все упреки, отраженные им от себя, г. Громека объявляет, что статья его напечатана в нашем журнале без последней главы ее, в которой именно должно было заключаться «указание общественных условий, служивших главным источником дурных явлений в еврейском обществе». Это совершенно справедливо; мы вполне подтверждаем показание г. Громеки: статья его напечатана без конца, в конце статьи ясно выражается сочувствие к евреям при изображении рекрутской их повинности в том виде, как она существовала до манифеста, сравнявшего их в этом отношении с прочими русскими подданными.{1} Все это совершенно справедливо; г. Громека прав.

Но виноваты ли мы? Конечно, г. Громека не обязан знать причин, которые заставляют иногда журналистов отказываться от печатания некоторых статей; он излагает факт, и его дело кончено. Но мы надеемся, что ни он, ни г. Розенблатт и никто из наших читателей не решится взвести на нас обвинение в намеренном искажении статьи г. Громеки, с тем чтобы она могла представить противоречие тому взгляду, который мы сами имеем. Если б еще мы просто поместили статью, враждебную евреям, после статьи, защищавшей их, – то можно бы было еще подумать, что мы, не имея собственного взгляда, печатаем и за и против, как попадется. Но когда мы, после статьи за евреев, печатали другую статью – тоже за евреев, – то скажите – есть ли малейшая возможность думать, чтобы мы стали искажать эту вторую статью с тем, чтоб она приняла вид против евреев?.. Надеемся, что никто не упрекнет нас в подобной нелепости.

Обвиняя нас в искажении статьи, г. Громека говорит далее: «Я был уверен, что если почему-нибудь не пройдет последняя глава, то и вся статья не будет напечатана» (стр. 91). Уверенность эту г. Громека основывал на том, что без последней главы «статья представилась бы лишь бессвязным собранием анекдотов». Но мы были совершенно другого мнения о литературном достоинстве статьи: нам казалось, что живой очерк г. Громеки, даже и будучи лишен последней главы, имеет много интереса и представляет много любопытных данных для изучения быта польских евреев. Если мы ошиблись, то мы виноваты и просим г. Громеку извинить нас и не ставить ошибки в фальшь. Он говорит между прочим: «Появление в таком виде статьи, подписанной моим именем, глубоко опечалило и оскорбило меня. Оскорбление было тем более тягостно, что влекло за собой по праву (?) ряд оскорбительных предположений, подобных тем, какие счел долгом высказать г. Розенблатт в своей заметке». По нашему мнению, г. Громека слишком уже строг к самому себе и слишком податлив в отношении к своим противникам. Мы печатали часть его статьи, зная, что человек, глубоко проникнутый, как г. Громека, известным убеждением, не может написать статьи, в которой бы не только убеждение его не проявлялось до последней главы, но даже еще проглядывало бы убеждение противоположное. И действительно, в том, что напечатано в «Современнике» из статьи г. Громеки, не раз высказывается его участие к евреям и отдается им полная справедливость. Читатель может, например, справиться на 197 стр. VII № «Современника», где говорится: «Много непохвальных качеств у наших евреев, но они не лишены и похвальных» и т. д. Имея в виду это и подобные места, мы никак не могли думать, чтобы напечатание первой половины статьи г. Громеки могло быть для него «нравственным» оскорблением, «по праву влекущим за собой ряд оскорбительных предположений», и прочее. Впрочем, мы еще раз извиняемся пред г. Громекой, что имели несчастие так глубоко оскорбить и опечалить его, напечатавши часть его статьи при невозможности напечатать всю. Мы, конечно, спросили бы его согласия, если бы он был в Петербурге во время печатания статьи. Но его не было и – роковое преступление совершилось.

Кроме этого главного преступления, г. Громека обвиняет нас еще в следующем:

1) Мы изменили заглавие статьи, назвавши ее: «Польские евреи», вместо: «Воспоминания об Украине», – заглавие, под которым автор хотел написать целый ряд статей о Западном крае.

2) Статья подверглась в «Современнике» значительным искажениям.

3) К ней присочинены заключительные слова, лишившие автора возможности продолжать статью.

На это заметим следующее:

1) Кто читал статью, тот согласится, что к ней не шло название «Воспоминаний об Украине», как слишком уже обширное. «Ряда очерков», о котором говорит г. Громека, мы не имели даже и в перспективе и потому решились назвать статью «Польские евреи» тем с большею смелостью, что первоначальное название, данное статье в авторской рукописи, было: «Жидки».

2) Сильнейшее искажение, сделанное редакциею и указанное г. Громекою, состоит в том, что вместо «вчерашние буяны евреи», поставлено – «бесновавшиеся вчера евреи». Это искажение действительно самое важное во всей статье; редакция никак бы на него не решилась, если бы за несколько строк раньше сам автор не описывал жидов «исступленными, с безумным взором, изрыгающими хриплые проклятия». Вместо последнего выражения напечатано в «Современнике» просто «проклинающие». Просим извинения и за это искажение.