Литмир - Электронная Библиотека
Я все хочу расслушать,
Что говорят они,
Ветвистые березы,
В полночной тишине…[12]
– —
Повсюду тишина; природа засыпает,
И звезды в высоте так сладостно горят!
Заря на западе далеком потухает;
По небу облачка едва-едва скользят.
О, пусть моя душа больная насладится
Такою же отрадной тишиной… и пр.[13]
– —
Опять спокойно надо мной
Сияют небеса,
И безотчетною слезой
Блестят мои глаза… и пр.
– —
Вечер… этот вечер
Чудной негой дышит…
Золотой зарею
Ярко запад пышет.
Наклонив головки,
Розы сладко дремлют…
Но любовь и горе
О погибшем счастьи
Душу мне объемлют.
Я в тиши тоскую… и пр.[14]

Сама г-жа Жадовская хорошо сознает особенность своего настроения, и это сознание выразилось в прекрасном стихотворении ее «На песнь соловья». Она говорит в нем, что не может беззаботно наслаждаться этой песнью:

Под звук твоей чудесной трели
Воспоминанья мне запели
Иную песнь в тиши ночной:
Звучит та песнь тоской и мукой,
Разбитой страстью и разлукой
И безнадежностью глухой.

Вот заключительные стихи этой пьесы, объясняющие субъективность поэта:

Когда душа летит над бездной,
Что ей краса лазури звездной
И страстной песни перелив?
Они на дне ее, глубоко,
Возбудят лишь один жестокий,
Немой отчаянья порыв…

Особенность и сила субъективного таланта г-жи Жадовской состоит именно в том, что она не подчиняется безусловно внешним впечатлениям природы, а умеет переработывать их согласно с своим внутренним настроением. О ней нельзя сказать, чтоб она вовсе не обращала внимания на природу; нет, она любит ее, постоянно обращается к ней в своей поэтической грусти, в своем отчуждении от света. Но природа не в силах покорить ее сердце, изменить ее постоянное настроение; она только видоизменяет это настроение, придавая ему больший или меньший оттенок грусти или успокоения, твердости или покорности судьбе. Но и то часто делается и без содействия окружающей обстановки, по одному внутреннему увлечению. То овладевает вдруг душою поэтическая грусть об умершей подруге:

Все мне кажется, что душно
В тесном гробе ей лежать;
Все мне мнится: тяжело ей
Быть засыпанной землей,
И неловко и темно ей
Под богатой пеленой…[15]

То мысль об отсутствующем друге тяготит ее, то посещает ее грустная мечта о любимом человеке, умершем вдали, не поняв любви, обращенной к нему. Теперь, – мечтает поэт, —

Может быть, все ясно
Стало для него;
Как любила страстно
Одного его;
И чего живому
Не могла сказать,
Мертвецу немому
Суждено понять…[16]

Иногда в поэтических думах своих поэт нарочно будит свое сердце воспоминаниями, заставляя его снова переживать некоторые тяжелые мгновения прежней жизни. В пример мы можем указать на превосходное стихотворение «Пробуждение сердца», заключающее в себе целую драму и навевающее на читателя, имеющего хоть какие-нибудь воспоминания, невольную сладостно-грустную тревогу. Грустно задумывались мы над этим стихотворением, читая его несколько лет тому назад в «Москвитянине»;[17] то же впечатление испытали мы и теперь, перечитывая его. Мы его не выписываем здесь единственно потому, что оно довольно длинно, а мы и без того уже сделали много выписок.

Но мы не можем удержаться, чтобы не выписать несколько небольших стихотворений, в которых выражается то отношение, в каком находится субъективное настроение таланта г-жи Жадовской к явлениям внешнего мира. Вот минута из тихой, звездной ночи:

Чудная минута!
Будто счастья жду я…
И мечты слетают,
Нежа и чаруя.
Как на чувства сердце
В этот миг не скупо!
Я готова плакать,
Как это ни глупо…
Что ж? никто не видит…
Лейтесь, слезы, смело!
Месяцу с звездами
Что до вас за дело?..

Вот как действует на поэта осеннее время:

Тихо я бреду одна по саду;
Под ногами желтый лист хрустит,
Осень льет предзимнюю прохладу,
О прошедшем лете говорит.
Говорит увядшими цветами,
Грустным видом выжатых полей
И холодными, сырыми вечерами, —
Всей печальной прелестью своей.
Так тоска душе напоминает
О потере наших лучших дней,
Обо всем, чего не возвращает
Эта жизнь – жестокий чародей!

А вот вам и впечатление жаркого и светлого летнего дня:

Летний полдень страстным зноем
Землю пышную томит;
Небо чистое покоем
Безграничности горит.
Поищу прохладной тени…
Да, как жизнь ни хороша, —
Жаждет отдыха и лени
Утомленная душа.
Пусть деревья зеленеют
Под дыханьем теплоты;
Пусть плоды на солнце зреют,
Распускаются цветы…
Солнца луч цветок увядший
К жизни вновь не возвратит.
Преждевременно упадший
С древа плод не возрастит…

Не правда ли, что, при всем различии этих впечатлений, над ними господствует одно общее чувство, неразлучное с душою поэта? Это же самое чувство заметно даже и в тех стихотворениях, которые, по форме своего выражения, представляются чисто объективными и предметом которых служат уже не внутренние ощущения, а предметы совершенно внешние. Мы приведем два из них. Одно из них возбуждено взглядом на ниву:

вернуться

12

Из стихотворения «Вечерние думы» (1847).

вернуться

13

Из стихотворения «Вечер» (1846).

вернуться

14

Из стихотворения «Вечером» (1849).

вернуться

15

Из стихотворения «Ты спросила, отчего я…» (1848).

вернуться

16

Из стихотворения «Тот, кого любила…» (1857).

вернуться

17

Москвитянин, 1849, июнь, кн. 2.

4
{"b":"281525","o":1}