Предполагая собрать разнообразные особенности выражений и оборотов в великорусской народной поэзии и почитая для себя это дело довольно важным, я считаю нужным предварительно представить несколько мыслей о том, на каких основаниях и каким образом намерен я выполнить свою задачу.

Не смею заранее сочинять план и систему своего труда: теперь я наделал бы при этом весьма много ошибок, которых могу избежать, если приступлю к систематизированию фактов тогда уже, когда все их соберу и хорошо ознакомлюсь с ними. Поэтому теперь я должен сказать только о том, каким образом хочу я собирать факты эти и на что преимущественно намерен обратить внимание.

Имея намерение собирать только поэтические особенности языка, я не должен, следовательно, касаться ни лингвистических особенностей в народной поэзии, ни исторического элемента, ни народной философии с различными отраслями знаний… Но – развитие языка так тесно связано с развитием народа, в народной поэзии так многое зависит от степени силы и изобразительности языка, что во многих местах необходимы будут замечания, относящиеся чисто к истории языка… С другой стороны – на язык так много ложится черт истории и быта народного, произведения народной словесности заключают в себе столько исторических преданий, в них так отражается миросозерцание народа, его быт, степень его образованности, что необходимо будет касаться и этих предметов, насколько они выразились в народной словесности. Без этого работа моя не имела бы никакого приложения, была бы слишком скучна, холодна, безжизненна… Впрочем, чтобы не заноситься далеко в своих соображениях, я буду удерживаться от скороспелых заключений и стараться только поставить на вид факты.

Какие же факты может представить внешнее выражение народной поэзии? Разбирая внимательно наши песни, сказки и пр., нельзя не приметить, что в них народ создал себе некоторый особенный способ выражения, которого придерживается более или менее неизменно и постоянно. Здесь находим мы обороты и фразы как бы условные, всегда одинаково употребляющиеся в данном случае. Из рода в род по всей обширной Руси переходят заветные формы, и в отношении к ним твердо держится русский человек пословицы, что «из песни слова не выкинешь». Каким-то чутьем знает он, что море должно быть синее, поле – чистое, сад – зеленый, мать-земля – сырая; никогда не ошибется он в синонимах и неизменно верно скажет: красно солнышко, светел месяц, ярки звезды… Ясный сокол, белая лебедь, серая утка, черный соболь, гнедой тур, серый волк, добрый конь, лютая змея – это выражения нераздельные… Как будто неловко слову в песне без своего постоянного эпитета! Но кроме того – эти всегда одинаковые сравнения, положительные и отрицательные, эти условные меры величин и времени, – эти обычные обращения к неодушевленным предметам, эти выражения, показывающие верование в сочувствие с нами внешней природы, эта чувственность в изображении отвлеченных понятий – все эти явления стоят того, чтобы обратить на них внимание, собрать их и разобрать их смысл и значение. Может быть, некоторые из них идут еще от того незапамятного периода, когда народ в своем первоначальном возрасте, с своими младенческими воззрениями, находясь еще совершенно под влиянием внешней природы, от всей души верил и сочувствовал тому, о чем теперь говорит и поет часто бессознательно… Другие, может быть, объяснят нам некоторые черты древнего исторического быта Руси, покажут, как смотрел на предметы народ наш, чему он верил, что любил, в чем полагал благо и счастье…

Таким образом, отметивши тщательно все поэтические особенности в русской народной поэзии, мы получим небольшой сборник, который не без пользы можно будет употреблять при разных соображениях – исторических и филолого-литературных.

Но для того, чтобы достигнуть этой пользы, мне кажется мало взять только древние русские стихотворения, изданные Калайдовичем[1], и, в дополнение к ним, напечатанные Сухановым, СПб., 1840 г., и в приложениях к «Известиям 2-го отд. Акад. наук» 1852–1854 гг.[2] С одной стороны – народ и доныне не перестает петь, не перестает выражать свои воззрения, понятия, верования, полученные по преданию, в произведениях поэзии, то слагая новые, то переделывая, применяя к своему теперешнему положению то, что прежде уже было сложено. Таким образом, изменяясь в устах народа, песни наши не могут быть названы наверное – те или другие – древними, в том виде, как они существуют ныне, и, следовательно, в песне о временах Владимира мы столь же мало имеем права искать понятий X века, как и в песне о заложении Петербурга или о разорении Москвы. Поэтому мы находимся в необходимости собирать проявления народного духа вообще во всех песнях, не ограничиваясь так называемыми древними. Следовательно, я должен буду взять все, что собрано Киреевским, Сахаровым, Снегиревым[3], и еще обратиться к трудам частных собирателей, например Смирнова (Костромская и Владимирская губернии), Студитского (Вологодская и Олонецкая), Гуляева («Очерки южной Сибири», в «Библиотеке для чтения», 1848)[4], к изданиям Географического общества («Этнографический сборник»[5]), к журналам (например, вологодские песни, «Москвитянин», 1841, архангельские – «Москвитянин», 1853[6]) и губернским ведомостям, по указаниям Боричевского[7] и по годовым обзорам, печатавшимся в «Современнике»[8] (1850–1851).

С другой стороны – народная поэзия выражается не в одних песнях. Здесь также весьма важны сказки, может быть даже важнее песен… Кроме того – народные пословицы, поговорки, притчи, загадки, заговоры, заклятия, причитанья, присловья – также служат отражением народного ума, характера, верований, воззрений на природу, и в них также находим проявление поэтического гения языка.

Следовательно, круг моего труда еще более расширяется, и в числе моих источников будут – пословицы, изданные Снегиревым, с дополнениями к ним Афанасьева и Буслаева[9], сказки, изданные Сахаровым, загадки, заклятья и пр., собранные у Сахарова, в Сказаниях[10], – в «Архиве» Калачова[11], в некоторых статьях – Авдеевой («Русский вестник», 1841, «Отечественные записки», 1849)[12], Афанасьева («Современник», 1851, «Архив»)[13], Кавелина («Современник», 1849)[14], Буслаева («Архив» и «Москвитянин», 1850)[15] и пр., сколько можно будет собрать.

И везде буду я отмечать:

I. Постоянные эпитеты, которых так много рассеяно в русских народных произведениях. Здесь я постараюсь отличить эпитеты необходимые от эпитетов отделяемых, т. е. придаваемых в большинстве случаев, но иногда и пропускаемых или заменяемых, и явно прилагаемых юлько для определения качества. Например, столы белодубовые, сени косящатые, перстень золотой и пр., постоянно почти употребляемые в русских песнях, но тем не менее нельзя не видеть, что качества, выражаемые этими эпитетами, суть качества случайные.

II. Условные выражения для определения времени, пространства, величины и т. п.

III. Сравнения – отрицательные, обыкновенно бывающие в начале песен, и положительные, иногда выражаемые посредством как, иногда просто в названии одного предмета именем другого, иногда же в целой картине, в целой параллели сходных представлений.