Литмир - Электронная Библиотека
A
A

При отце императора, как говорят предания, существовал один только танец – это Казачок: буйный, удалой, занесенный в белокаменную малороссийским казачеством, – но он не сближал оба пола. Одни суточные посиделки и вечерницы развязывали несколько затворническую теремную жизнь. Ассамблеи при Петре давались по очереди всеми придворными. Царь лично утверждал список их, и сам присутствовал на них со своим семейством. Хозяин обязан был только хлопотать об угощении, а о поклонах, встрече и проводах гостей он не заботился. Под ассамблеи занимали четыре комнаты: в одной беседовали старики; в другой танцевала и веселилась молодежь; в третьей курили табак и пили вино, а в четвертой играли в шахматы и шашки. На ассамблеи скликали обыкновенно барабанным боем и прибитыми на перекрестках улиц объявлениями.

Император считался первым танцором, он танцевал ловчей и приятнее всех. Между дансёрами в его время отличались граф Ягужинский, князья Трубецкой и Долгорукий и граф Головкин. Из дам первые танцовщицы были великая княжна Елизавета Петровна и княжна Кантемир. Общественная жизнь, хотя при Петре и изменилась, приняв светские формы, но нужно помнить, что это случилось только в высшем обществе, между знатью и придворными.

В царствование императрицы Екатерины I и Петра II придворные и частные балы почти прекращаются, и существовал ли тогда на Красной площади театр, сведений не имеется, известно только, что в это время процветают немудреные спектакли в главном госпитале, где лекарские ученики завели у себя постоянный театр, настилая досках на порожние кровати, разгораживали сцену пестрыми ширмами и вылечивали своих больных веселой забавою, а здоровых морили со смеху комедиями своего изделия, в которых уже появляются настоящие русские народные лица. К ним вскоре примкнули и питомцы корабельного училища Сухаревой башни и стали тоже давать спектакли. Со вступлением на престол Анны Иоанновны всякие удовольствия, зрелища, торжества и праздники входят в большую моду, двор в это время отличается великолепием и пышностью Польский король Август II отправляет к императрице лучших артистов дрезденского театра – как музыкантов так и танцовщиков. Из числа замечательных артистов в службу к императрице вступает знаменитая певица Казанова, мать известного авантюриста, и комик-певец Педрильо, впоследствии любимый шут императрицы. Спектакли того времени уже отличаются роскошью в костюмах и декорациях. В это же время в обеих столицах появляются разные немецкие кунштмейстеры, эквилибристы, позитурные мастера, великаны и проч. На Святой и на Масленице строятся балаганы и лубочные шалаши, – от них и произошло впоследствии слово «лубочное» как самое низменное в искусстве.

Из старых забав чисто народных стали опять процветать медведь с козою – до первых у нас были такие охотники, что держали у себя их в домах, и они, срываясь иногда с привязей, причиняли большое беспокойство жителям. Кроме таких ученых медведей, появляются и ученые собаки, но последним художеством преимущественно отличались только немцы, здесь требовались особенно тонкие приемы, не слишком доступные русскому человеку, специальностью которого преимущественно были одни медведи. Зато в другом чем, как говорит И.Е. Забелин, отличался русский человек. Это были «птичьи высвисты», где он доходил до изумительного совершенства. На старинных гуляньях простые мужички составляли иногда целые хоры самых разнообразных птичьих голосов, начиная с соловья и до малиновки. Особенно славились этим тверские ямщики, которые, по словам Нащокина, на известной свадьбе князя Голицына-Квасника в Ледяном доме, «оказывали весну разными высвисты по-птичьи».

Петр Великий не любил разных штукмейстеров, английских шпрингеров, балансеров и тому подобных людей, удивлявших своим дотоле невиданным искусством русских людей, которые платили за их шутки полновесными старинными рублями. Он их не слишком уважал, и когда одна труппа балансеров прибыла к нему, он принял ее с большим неудовольствием. Для народа он приказал им показывать свое искусство даром, а для богатых назначил таксу – не больше гривны с каждого зеваки – и потом велел труппу выпроводить из города, заметив, что «нам надобны художники, а не фигляры пришельцам, шатунам сорить деньги без пользы грех». Зато после Петра шатуны эти стали появляться в России в большом количестве. Газеты того времени сохраняют в целости имена этих увеселителей и описывают их шпильманскую хитрость, которую те проделывали перед публикой. Вот что напечатал английский «эквилибрист Штуард» о новопостроенном им комедиальном доме подле земляного вала между Красными и Покровскими воротами, что у Лесного ряду. Этот Михайло Штуард за свои «чрезвычайные и здесь еще невиданные, весьма достойные зрения во многих разных штуках балансирования» брал за места с публики, за первое – по 1 руб., за второе – по 50 коп., за третье – по 25 коп. с персоны. Господские служители без платежа денег впущены не будут. Представления начинались ровно в пять часов и давались каждый день, кроме суббот. Позднее этот штукмейстер объявлял в газетах, что находящийся здесь «английский шпрингер и позитурный мастер, свой театр будет растворять о святой неделе на третий и на четвертый день праздника».

Приезжал еще французский механик Петр Дюмолин с различными курьезными машинами, показывал он публике их в Немецкой слободе в доме девицы Нагет. Машины эти были: «1) маленькая бернская крестьянка, которая шесть лент вдруг ткет, так что оных от 18 до 20 дюймов в минуту поспевает, а между тем играют куранты; 2) машинка, сделанная канарейкою, которая так натурально поет, как живая; 3) разные движущиеся и переменяющиеся весьма курьезные и чрезвычайные картины». Затем он еще извещал публику, что у него добавлена электрическая машина, которою он будет делать разные и весьма курьезные эксперименты. Картины, представляющие ландшафт, в котором видны будут многие движущиеся изображения дорожных людей и юзов, и многие работные люди, которые упражняются в разных вещах так натурально, как бы живые, другая картина представляет голову движущуюся, которой действия так удивительны, что всех зрителей устрашают. Русский мужик, который голову и глаза движет так совершенно, что можно его почесть живым. Движущийся китаец, который так хорошо сделан, что не можно вообразить, что эта была машина. Сии две фигуры имеют величину натуральную». Этот же Дюмулен извещал публику, что он недавно окончил лягушку движущуюся, над которой он долго трудился. «Сия лягушка знает время на часах и показывает оное, плавая на судне». В том же доме, где показывались эти машины, заезжий немец показывал «с платежом по полтине с персоны» великолепное строение славной римской церкви св. апостола Петра, сделанное с модели. Приезжал в Москву еще некто голландский кунштмейстер Иозеф Заргер, показывал он голову Цицеронову и другие голландские куншты и сверх того представлял комедию «о докторе Фавсте» большими итальянскими двухаршинными куклами, которые разговаривали, тут же и ученая его лошадь действовала. Наезжали и итальянские марионетки, веселые комедии и также «новая комедия», которую выхлопотал себе вольный комендант Иоганн Нейгоф с женою Иоганною-Елеонорою в городах, Петербурге, Риге, Москве и Ревеле. Новая комедия состояла из больших итальянских марионеток или кукол длиною в два аршина, которые по театру свободно ходят и так искусно представлять себя будут, как почти живые. Комедия, которая с куклами представлена быть имеет, называется «Храбрая и славная Юдифь».

Приезжали еще курсаксонские рудокопы с курьезною и удивительною машиною, которая показывает статуями в движении так, как натуральные люди работают в горах, подкопах и ямах для сыскания руды серебряной и золотой, показывалась еще в Немецкой слободе любопытная машина «оракул», которая на разные предлагаемые ей вопросы дает ответ. За вход платили по одному рублю. За этим механиком наезжал еще другой Тезы: он показывал «новую действительно физико-оптическую машину, которая во многих отношениях заслуживала любопытства москвичей»; этой машиною он удивительным перспективным представлением по правилам архитектуры показывал города, замки, церкви, сады, гавани, триумфальные ворота и прочие любопытства достойные вещи, которые зрителей довольно приводят в удивление. Сверх того он показывал и мореплавание кораблей, которое потом, к удивлению всех, превращается в прекрасную из светлых колеров состоящую живопись, а наконец в приятные сады, плоды, цветы и проч. Он же дает наставление, как рисовать, так и мешать краски, и то обучение оканчивает в восемь дней. Еще показывал он корабль, разбившийся при острове Мартинике об скалу, на которую человек из упомянутого корабля был выброшен, который три месяца питался камушками, проглатывая разные каменья, данные ему для еды. Желающие сие видеть сыскать помянутого механика могут у Красных ворот в доме князя Трубецкого, у французского трактирщика М. Оттона. Причем с каждой персоны брано будет 25 коп., а знатным особам ничего не предписывается, но паче оставляется на их щедрость, сколько каждая по своему соизволению пожаловать соизволит.

7
{"b":"281443","o":1}