Прошлое мы наследуем целиком. Со всеми его минусами и плюсами, достижениями и провалами, невероятными нелепостями и поразительными прозрениями. То, что было, нельзя ни улучшить, ни ухудшить. Прошедшее невозможно изменить, это данность, которую живущие должны воспринимать вне зависимости от того, нравится она им или нет. От людей зависит не их прошлое, а настоящее и будущее. И чтобы действовать осмысленно, требуется строгий и объективный анализ истории, трезвая оценка исторического наследия, ясное понимание того, какие человеческие деяния заводили людские сообщества в тупик, а какие способствовали развитию социума и личности. Недаром политические деятели разного времени и разных стран, читая труды историков, знакомились с историей подъема, упадка, а то и полного исчезновения государств, подчас существовавших многие столетия, а в записках, мемуарах и дневниках своих предшественников стремились найти подсказки собственным решениям.

В нынешнее время, когда наше общество, изумленно оглядываясь на свое прошлое, еще не в силах хладнокровно оценить и взвесить массу новых открывающихся фактов, замалчивавшихся или считавшихся несущественными, понятен интерес и к седой старине. Пытливый ум ставит вопросы, а не там ли действительные корни того, что есть сегодня, скрывает ли толща веков животворные истоки, иссохшие по людскому неразумию к концу XX века, или человечество оставляет в прошлом то, что не нужно ему для сегодняшнего развития.

Несомненно, что на исторические судьбы многих народов нашей страны, в том числе восточного славянства и еще уже — его северо-восточной части — русского народа, наложило свой отпечаток монголо-татарское иго.

В 1989 г. в массовой печати появились сразу три публикации, где давались оценки этой странице нашей истории и то далекое прошлое сопрягалось с сегодняшним днем.

17 января 1989 г. в газете «Известия» была опубликована первая часть очерка писателя Бориса Васильева «Люби Россию в непогоду...», представляющего размышления русского интеллигента о судьбах его народа и страны. Чужеземное господство, даже в прошлом, волнует писателя. И это естественно. Что принесла с собой иноземная власть, какие последствия вызвала, каков был сам характер этой власти? Для Б. Васильева стала надоевшей, набившей оскомину концепция, согласно которой вековая отсталость России объяснялась монголо-татарским игом. Он пишет: «И мало кто говорит, знает, задумывается над тем, каким оно было. Русь являлась всего лишь вассалом Золотой Орды, а иго как таковое, начавшись опустошительным набегом Бату-хана, закончилось весьма скоро побратимством Александра Невского с сыном завоевателя Сартаком и военной помощью самому Бату в его борьбе за власть. После этих событий внешние войны Руси проходят под знаменами Золотой Орды, а внутри идет чисто феодальная грызня: Суздаль дерется с Новгородом, Андрей Боголюбский громит Киев, а Москва в союзе с золотоордынцами расправляется с Тверью в то время, когда русские полки сражаются на Яве и в Японии, охраняют ханскую ставку. «Иго», а каждое княжество чеканит собственную монету, каждый князь содержит собственную дружину, и ни в одном из многочисленных русских городов нет татарского гарнизона. «Иго», а татарские мурзы отдают своих дочерей за сыновей бояр, женятся на боярышнях и с удовольствием принимают покровительство князей, в чем легко убедиться, полистав книгу дворянских родов России. Дань? Естественная плата вассала сюзерену за оборону внешних границ, которую Орда исполняла неукоснительно, не позволив северному крылу крестоносцев продвинуться на Русь далее границ, очерченных двумя победами Александра Невского.

Нет, Русь оставалась непокоренной, что и обеспечило ей возможность строительства единого государства. На рабской психологии не создать Третьего Рима: на подобное способны только сильные духом, высоконравственные, свободные люди. И Куликовская битва явилась гениальной проверкой степени центростремительных сил русских княжеств и осознания населением — от смерда до князя! — необходимости единовластия.

Разгром татар и личная отвага князя Дмитрия были чрезвычайно высоко оценены на Руси: Куликовская битва приравнивалась к Ледовому побоищу, а победитель прибавил к своему имени прозвище Донского. И хотя Москва через два года была сожжена и разграблена ханом Тохтамышем, нравственная победа оказалась за Дмитрием Донским. На гребне этого общерусского нравственного подъема Москва была окончательно признана главой зарождающейся русской государственности.

С того времени, несмотря на частые набеги наследников канувшей в небытие Золотой Орды (а может быть, и благодаря им), мы, русские, стали видеть в военной силе единственный гарант наших свобод... Союз с Ордой — не иго Орды, а военный союз с нею! — предопределил особый путь Руси».

Совсем иначе оценивает тот же период русской истории эстонский профессор Тийт Маде: «Кто такой истинный русский? Русские столетиями жили под монгольским или татарским влиянием, и поэтому русские до сих пор в этническом плане многонациональная нация... Татары и монголы вторгались в свое время в русские деревни, истребляли и захватывали в плен мужское население, насиловали русских женщин. Поэтому сегодня русский народ так смешан с теми людьми, которые когда-то насиловали русских женщин. Отсюда эта агрессивность, необходимость показать силу и выдавание чужих успехов за свои»[1].

Наконец, еще одна, отличная от двух предыдущих точка зрения на монголо-татарское иго выражена преподавателями Г. Губайдуллиным и X. Юнусовой. Озабоченные тем, что при изучении ига в 4-м классе средней школы ученики русской национальности начинают драки с учениками татарской национальности, восстанавливая столь своеобразным образом «историческую справедливость», авторы в целях интернационального воспитания и дружбы народов призывают к иному освещению монголо-татарского ига в школьных учебниках. По мнению почтенных авторов, все зло заключалось в исходном материале, русских летописях, где неправдоподобно описывались притеснения завоевателей. «Летописцами, — пишут Г. Губайдуллин и X. Юнусова, — в то время были, в основном, малограмотные монахи, живущие в монастырях и находящиеся под влиянием православного духовенства». Дело усугубили ученые XIX-XX вв., сгустившие до предела краски. Между тем может ли идти речь о монголо-татарском иге на русских землях, если монголо-татар в те времена было в 8-10 раз меньше, чем русских? Если из Руси монголо-татарам поступали подати и они могли свободно грабить ее население, «то Монголия и Золотоордынские ханства должны были стать весьма богатыми и развитыми», а они таковыми не стали. Иго называется татарским, а «татары, составлявшие основное население Волжско-Камской Болгарии, проживали там за много веков до монгольского периода». Получается, что татарское иго устанавливалось над самими же татарами. «Различия в вероисповедании монголов (ламаистов) и тюркоязычных народов (магометан), а также различие их языков не способствовали сплочению войск и успеху их наступательных действий. Это обстоятельство также усиливает сомнения в существовании «монголо-татарского ига».[2]

Итак, было не иго, а военный союз Руси с монголо-татарами (Б. Васильев); иго было в течение столетий (Т. Маде); ига, скорее всего, не было вообще (Г. Губайдуллин, X. Юнусова). Три взаимоисключающие точки зрения объединяет одно: явный дефицит использованных источников и крайне ограниченное число исторических фактов, на основе которых строятся выводы. Лишь авторы статьи «Татарское иго... над татарами?» позволили себе сослаться помимо учебника истории для 4-го класса еще почему-то на «Географическую энциклопедию» (хотя естественнее было посмотреть хотя бы «Историческую энциклопедию») и на роман-эссе В. Чивилихина «Память», откуда они и извлекают данные для своих умозаключений. Но фактов все равно мало. Не помогают даже такие «экзотические», какие приводит в своих раздумьях Б. Васильев: о сражениях русских полков на Яве и в Японии. Речь должна идти о заморских походах хана Хубилая, правителя Восточной Монголии и Северного Китая, основателя китайской династии Юань, предпринятых против Японского государства в 1274 и 1281 гг. и против государства Маджапахит на островах Яве и Суматре в 1292-1293 гг. До Японии войска монгольского правителя, по сути дела, так и не доплыли, камикадзе, что в русском переводе означает «священный ветер», разметал флот Хубилая, и на Японских островах произошли лишь отдельные стычки, а до Суматры и Явы монголы добрались и вели там сражения. Но во всех этих походах вовсе не участвовали русские полки. Золотая Орда, которой подчинялись русские земли, уже в 60-х гг. XIII в. выделилась, как и другие государства, из состава Монгольской империи и не должна была посылать войска, нужные пекинскому правителю для реализации своих завоевательных планов. Хубилай удовлетворялся монгольскими и китайскими контингентами. К категории «отсутствующих событий» должен быть отнесен и такой красочный факт, как побратимство Александра Невского с сыном Батыя ханом Сартаком. Такое побратимство выводится из утверждений географа и этнографа Л. Н. Гумилева, будто Батый сделал Александра Невского своим приемным сыном[3]. На самом деле, ни один русский, восточный или западноевропейский средневековый источник не сообщает ни об усыновлении Александра Невского Батыем, ни о побратимстве Александра Невского с сыном Батыя Сартаком. О желании Батыя сделать русского князя своим приемным сыном писал лишь А. А. Югов в своем романе «Ратоборцы»[4]. Однако придуманная писателем XX в. важная для его художественного изложения деталь не должна приниматься за исторический факт XIII в. Некорректна и нарисованная Б. Васильевым картина жизни русских земель под монголо-татарским игом. Суздаль в послемонгольское время уже не воевал с Новгородом, а Андрей Боголюбский взял Киев ранней весной 1169 г., за 54 года до появления монголо-татар в приазовских и причерноморских степях. Если не было ордынского ига, а был союз русских княжеств с Ордой, как думает Б. Васильев, то какая же причина вызвала появление на Куликовом поле русских полков? Если татары, по мнению Г. Губайдуллина и X. Юнусовой, заняли берега Камы и Волги до XIII в., то, действительно, может возникнуть вопрос, как попали они под татарское иго? Чтобы рассеять недоумения, необходимо обратиться не к энциклопедиям, романам и публицистически окрашенным газетным статьям, а к средневековым источникам и работам специалистов.