— Пусть будет так! — вслух сказал Петр, когда они с «мамой» подходили к детскому саду. Не так давно, ещё будучи самим собой, Петр часто проходил мимо этого детского сада. Тогда он и представить не мог, что когда-нибудь станет воспитанником этого детского дошкольного учреждения.

— Что ты сказал? — спросила «мама».

— Ничего, — ответил Петр, глядя на женщину-великаншу снизу вверх. Тогда он подумал, что лучше на все её вопросы отвечать короткими фразами. Желательно — глупыми. Пятилетние дети ведь по-умному отвечать не умеют.

— Ты сегодня не капризничал, пока я тебя в садик вела, — «мама» с нежностью похлопала Петра по руке. — Вечером куплю тебе чего-нибудь вкусненького.

Петр хотел ответить: «Заранее благодарен!», но просто улыбнулся и ответил:

— Это потому, что я люблю тебя, мамочка.

Конечно, он так не думал, но просто хотел сделать великанше приятно. У него это получилось. Лицо мамы Матвея расплылось в улыбке.

— Ты самый лучший, — она поцеловала Петра в щеку, отворила тяжелую металлическую дверь. Вместе они поднялись на второй этаж. — Ну, я пойду?

— Нет, — Петр вдруг подумал, что не знает, какой из множества шкафчиков, у которых переодевались дети, принадлежит ему.

— Опять будешь капризничать?

— Нет, — он изобразил улыбку на лице. — Доведи меня до моего шкафчика, а потом иди…

— Ну, хорошо, — она подвела его к шкафу для одежды, на дверце которого, вверху, был изображен плюшевый мишка. — Вот твой шкафчик. Я могу наконец-то идти на работу?

— Иди, — ответил Петя, разглядывая свой гардероб. — Иди…

— Так я пошла? — пятясь к выходу, словно не веря в то, что он сказал, спросила «мама».

— Да, — ответил Петр, снимая куртку и вешая её на крючок. — Иди.

«Маманя» словно ждала этого. Она послала сыну воздушный поцелуй и быстро ретировалась, стуча по лестнице каблуками.

Облегченно вздохнув, Петя достал из шкафчика красные шорты и цветастую рубашку. Глядя на всё это, он подумал, что никогда в жизни не одел бы это на себя. Но другого выбора у него не было, поэтому ему пришлось облачиться во всё это.

Переодеваясь, он смотрел на других детей. Причем, его не столько интересовали дети, сколько их родители. Родители были из разных слоев общества. Вот какой-то шоферюга привел своего сына, а в углу раздевалки сражалась с капризной дочерью, судя по внешнему виду, училка. Какой-то очкастый инженер в пальто притащил упирающегося сынулю. Оглашая детский сад пронзительными воплями, сын инженера кричал, что хочет домой. Были там и тихие дети, которых привели родители, социальный статус которых Петя определить не смог, так как они был одеты по-спортивному. Это могли быть и пролетарии, которые, затащив ребенка в садик, встанут у станка на каком-нибудь заводе. Также это могли быть состоятельные люди, которые, выйдя из детского сада, запрыгнут в свои внедорожники и поедут в какой-нибудь фитнес-клуб. И те, и другие выглядели стройными и подтянутыми, а потому понять, кто они, Петр не смог.

Когда Петя уже застегивал застежки сандалий, в раздевалку вошел солидный мужчина в кожаном плаще. Судя по упитанной физиономии и по властному взгляду, это был какой-то чиновник. Он тащил за собой толстячка, который был выше — Петра? Матвея? — на целую голову. Толстый мальчик сжимал в пухлых ручонках сотовый телефон. Он играл в какую-то игру на телефоне. Не обращая ни на кого внимания, пухлощекий мальчуган подошел к своему шкафчику, сел на скамейку. Его отец, кряхтя, присел на корточки и стал раздевать его.

— Хочу шоколадку, — лениво проговорил толстячок, когда отец натягивал на него шорты.

— Вечером будет тебе шоколадка, — ответил ему папаша. — Если будешь себя хорошо вести.

— Не хочу вечером, хочу сейчас! — толстый мальчик стал хныкать.

— На, — лицо чиновника побагровело. — Только не надо орать, как вчера…

Лицо толстого мальчика сначала расплылось в улыбке, а потом скривилось.

— А почему без орехов?

— Куплю я тебе с орехами! — В голосе чиновника слышалось нетерпение. — Куплю!

Когда взгляды толстяка и Петра пересеклись, Петя укоризненно покачал головой. Толстячок тут же показал ему кулак.

— Да пошел ты… — прошептал Петя и зашел в просторное помещение, в котором стояли стеллажи с игрушками, в котором было много таких же, как он… детей.

В помещении, которое многие называли странным словом «группа», было шумно. Дети носились, орали. От издаваемого ими шума у Петра заболела голова. Ему сразу же захотелось выскочить из группы, убежать как можно дальше от этого кошмара под названием детский сад. Только сейчас он понял, что никогда не любил детей. Для него они все были варварами, тупыми и эгоистичными монстрами, существами, от которых одни проблемы. А тут их было не меньше пятнадцати, и каждый из них представлял собой шумную, неуправляемую проблему.

— Нет, только не это, — пробормотал Петя, пятясь назад.

— Что ты сказал, Матвейка? — послышался не очень приятный на слух женский голос. Голос был тонким и писклявым. Принадлежал он женщине с хорошей фигурой, которая, судя по всему, была воспитателем.

— Домой хочу, к маме, — ответил ей Петр после недолгих раздумий. Конечно, для взрослого человека это было глупо, но что ещё может сказать пятилетний ребенок? Раз уж Петя оказался в теле мальчика, не зная, когда это закончится, он решил потихоньку вживаться в роль ребенка.

Воспитательница нагнулась и стала что-то говорить, но Петр её не слышал. Он смотрел на её груди, проглядывающие через разрез желтой блузки. Даже белый кружевной лифчик, сдерживающий их, не мог испортить впечатление от этого великолепного зрелища. Её груди казались Петру самыми большими в мире. Будучи взрослым, он никогда не видел таких больших грудей. Каждая из грудей была размером с перезрелый арбуз. К ним хотелось прикоснуться, помять их руками. В тот момент Петр понимал, что груди у воспитательницы вполне обычные, а ему они кажутся большими потому, что он маленький. Ему вдруг захотелось потрогать их. Пете даже в голову пришла мысль, что раз он — маленький мальчик, то ему за это ничего не будет. Но как только он протянул руки к вожделенным арбузам, воспитательница распрямилась и оглядела визжащих, беснующихся детей.

— Ну, ты всё понял, — спросила она.

— Да, — чисто автоматически ответил Петр, вздохнув. — Всё…

Она развернулась и пошла по направлению к сыну чиновника, который в тот момент пытался отобрать красную игрушечную машинку у тощего мальчонки. Тот упирался, плакал, но машинку не отдавал.

Взгляд Петра упал на ягодицы воспитательницы. Они ему напомнили мячи для аэробики — такие же большие, упругие. При каждом шаге воспитательницы они перекатывались под обтягивающими джинсами.

— Боже мой! — прошептал Петя. — Вот это да!

— Привет, Матвей! — Послышался голосок, который отвлек Петра от созерцания прелестей воспиталки.

— Привет, — ответил он девочке в белом платье. Её светлые волосы были сплетены в тугие косички. Её большие синие глаза разглядывали Петра с интересом. — Чего стоишь?

— Думаю, — ответил Петя.

— О чем? — спросила девочка.

— О жизни.

Девочка засмеялась.

— Ты говоришь, как мой папа.

— А кем твой папа работает? — спросил Петр.

— Программистом. Я же тебе рассказывала. — Синие глаза девочки округлились. — Ты забыл, да?

— Да, — ответил Петя.

— Ну, ты даешь…

К Матвею подскочил толстячок, сын чиновника. Ударив его по голове кеглей, он со смехом убежал.

— Если ты еще раз так сделаешь, я тебе эту кеглю в жопу засуну! — крикнул ему вслед Петр, потирая ушибленное темечко.

Девочка опять засмеялась.

— В жопу засуну… Кеглю! Ну, ты даешь! Ха-ха-ха!

Потом был завтрак. На завтрак подали манную кашу и чай.

После завтрака та же воспиталка всех детей обучала основам русского языка и математике. Разумеется, Матвейка был самым лучшим. Он просто блистал своими знаниями, чем вызвал удивление детей и воспитательницы — Людмилы Николаевны.